Как тебя зовут?

Твою ж мать, "мадам графиня"!!! Ну, началось. Что же ты потребуешь взамен? Деньги? Власть? Постель — опять таки, как власть? Ну, поторгуемся.

— Буду счастлива удовлетворить ваше любопытство, мой дорогой МУЖ.

— Премного счастлив! И вопрос-то коротенький... как вас зовут, ваша светлость Лилиан Мариэлла, графиня Иртон, баронетта Брокленд?

У Али перехватило дыхание. Она только и смогла, что просипеть

— То есть?!

— Как. Вас. Зовут. Моя прекрасная гостья.

Вежливо склонив голову, Джеррисон, граф Иртон, кажется ждал ответа.

— Вы с ума сошли?!

— О, нет, мадам. Год мне казалось, что я потерял и разум и связь с окружающим миром. Год. Но когда гордыня моя непомерная загнала меня в эти леса — тут я и нашел свое спасение.

Из бадьи рядом с рабочим столом Джесс достал пергаментный свиток и передал его Але.

— Прошу Вас, мадам. Вам будет интересно.

"Сочинение преподобного Алвертуса Симей, патера округа Бейтари, о легендах простонародья земель Байтан и Бейтари, записанные лично и со слов людей доверенных..."

— Я позволил себе сделать выжимку, и представляю вам список с оригинала, глава "О травниках и травницах". Занудный был, надо сказать, судя по тексту, старик — но очень аккуратный. Чтение оказалось презанятное, а примерно со второй трети — я просто оторваться не мог.

"О травнице же Марике рассказывали, что не Мальдонаи, но неведомой силой могла она сварить декокт колдовской, что душу из тела вынимает. И душа вне тела пребывает до тех пор, пока действие декокта не иссякнет, и коли тело душой болело — то исцелится оно. Но если души нет в теле, иной дух мятежный, тела лишившийся, может в него вселиться, а душа же тропой неторной, неведомой..."

— Оказалось, что школа травниц у Иртона с землями Бейтари общая. Не могу и передать, какое же облегчение я испытал, когда вдруг понял — что вот такой декокт объяснил бы всю путаницу, обрушившуюся на меня. Я даже думал написать Альдонам — но потом, конечно, понял что с одной стороны это бесполезно, с другой глупо, с третьей — несправедливо. Ативерне несказанно повезло, и моими нечаянными стараниями. Да и никто не говорит о том в этих рассказах, что вселится обязательно злой дух. Вы странница, а не воплощенное зло.

Так что сейчас, мадам, я еще раз спрошу — как зовут вас, живущую в теле умершей моим попущением жены? Свою вину я не отрицаю, как видите.

Снявши голову, по волосам не плачут. Как ни странно — Аля испытала огромное облегчение. Как будто пузырьки шампанского ударила в голову веселая злость.

— Ее душа умерла, потому что Вы не видели и не видите дальше своего носа.

— Потому что я. Ага. Ее — да. А вас, мятежный дух, я тоже мучил, а? Странница, право на месть откуда взялось? Вам сейчас ничего не угрожает. Надеюсь, что все-таки и вам бывало также больно и страшно, как мне. Двадцать пять лет я жил, веря, что я если надо будет — разберусь и организую. Создам порядок. Окажусь нужен и буду лучше многих. За три месяца половина меня — моя репутация! — отправилась на корм свиньям. Отобрали вы у меня почти все, включая дочь и две трети всех дел моих. Отомстили? Да. Вы молодец. Теперь — все как вы пожелали. Я не буду создавать вам затруднений — да и не могу, вы так и рассчитали. Вы получили полную доверенность, дела идут прекрасно, я вам зачем? Я — скверный человек. Я, бывало, выбрасывал людей из дела, иногда и убивал — но, правда, никогда не разрушал их изнутри. Тут я занят делом очень полезным. Своим. Искупаю, так сказать. Где хоть один аргумент, который бы заставил меня куда-то ехать?..

— Его величество умирает и просит Вас приехать.

— Вот как... Ну, думаю, что прислав Вас, сударыня, он также ясно сообщает мне, что видеть меня не хочет. Весьма жаль. Для придания приличия, полагаю, мадам, вы могли бы пожить у нас десятинку, а я напишу слезный ответ Его Величеству о распоясавшихся бандитах, сопредельных жуликах, золотом караване и так далее. Разумеется, сошлюсь на "вольность стоять в бою до смерти". Страшно и подумать, что меня может ждать через еще полгода путешествий по делам Его Величества...Буду готовиться к поездке на похороны. Большая потеря для Ативерны — но будем молиться Альдонаю.

— Он не верит, что умирает. Это я сообщаю Вам.

— Мадам, весьма невежливо и недальновидно, держать Его Величество в неведении в таких вопросах.

— Я и не держу. Но он не верит. И, может быть, вы все-таки посмотрите чуть выше своих сексистских обид на меня...

— Каких?! Секси...— что это?

— Вечного мужского задирания носа и эгоизма, ставящего женщин в один ранг с лошадьми. Вас не сам факт потери репутации беспокоит. А то что вас ЖЕНЩИНА обошла.

— Куда ставящего?!

— У вас женщина — вещь. У вас она по определению — почти не разумное существо. Не так?!

— Женщина?.. А! Прекрасная незнакомка, Вы, похоже совсем не знаете нашей истории.Не доводилось ли слышать, как звали второго герцога Имельен?

— Нет...

— Матильда. А пятого графа Фейм?

— Неужели Амалия?

— Нет. Клодин. Мадам, общественная роль — это не клеймо. Это выбор. Тяжелый выбор. Вы ведь не считали, сколько в среднем живет знатная дама, если не умирает в родах? А я считал. Почти в два раза больше среднего знатного мужчины. С учетом родов, примерно на десятую дольше...Никто не запрещает леди взять власть в маноре и править, если это не противоречит закону. "Наследует меч". Но традиции этого не поддерживают. К счастью, а иначе во времена Кровавого Тумана мы бы вообще обезлюдели. Мадам, выбор есть всегда — но либо нет прав, либо нет обязанностей. Кстати, я имена привел вам не как курьез. Матильда Имельен — командир второй дивизии во времена Эдоарда четвертого, добилась пяти крупных побед, две из которых — крупнейшие победы в истории Ативерны. Это один из лучших полководцев всего света, я учился по ее наставлениям.

— А Клодия Фейм?

— Клодин Фейм. Кастелян Эрика Третьего. Де-факто, его казначей, а в последние годы жизни — канцлер. Кстати, сын Эрика Третьего — Рикдалер Первый предоставил ей пожизненное право входа без доклада. То есть — вы вряд-ли знаете — это человек, который может вломиться к королю в спальню и потребовать его выслушать. И король выслушает.

— И она вламывалась?

— Нет. Она воспользовалась этим правом дважды, и содержание этих долгих бесед — одна из исторических загадок. Рикдалер Первый писал в личных записях, что эти беседы, возможно, спасли государство — но даже не упомянул о чем же они говорили. Так что то, о чем вы мне говорите, — это не клеймо. Это закрепившийся в обществе ВЫБОР. Не рескриптом введенный, не врагами. Это образ жизни. Вам вообще не приходило в голову, кстати, что вы его разрушаете?

— Некоторые вещи мне не хочется сохранять. Вашу жену, например, вот этот прекрасный образ жизни чуть не убил.

— Как вы сразу себя от нее отделили! Чуть. Нас всех — "чуть" не убили. Из моих сверстников до моих лет дожила едва треть.

— Если бы вы смотрели на свою бедную жену почаще, а еще лучше — соблюдали свои обязательства!!!

— Если бы я! Ах, как вам нужно у меня чувство вины! А что сделали вы, очнувшись в ее теле? Во-первых, вы выкинули все розовые тряпки. Вы стали худеть. Вы организовали слуг — что, нужен был для этого муж? Я плохо разговаривал — как вы мне во время того достопамятного обеда изволили публично довести? А надо было поступать как Август Брокленд, который такое чадо и создал?! То есть молчать и потакать? Кажется, вас тоже не совсем устроила Лилиана Иртон-Брокленд. Она — я остаюсь при своем мнении, славься Альдонай! — она была истеричной безвольной дурой. Давайте смотреть правде в глаза — вы меня вышвырнули из моей жизни, а теперь хотите, чтобы я еще для чего-то служил?! Увольте.

Тяжелый был разговор. Оба собеседника старались "держать лицо", но сдержаться не могли. Разговор замирал и срывался в крик, отклонялся от темы и падал назад, снова срывался на крик и возвращался в холод отчуждения и этикетной вежливости. Путались обращения, рвались на волю все давно удерживаемые эмоции и страхи. С обоих сторон как будто разрезали давний нарыв. Кровь, боль, страх — что может хлынуть из нарыва?

— Вы, любезный граф, как-то не все рассказываете. Вас "выкинули" — это, мягко выражаясь, не совсем так. Вас не было на Вашем месте. Некого было "выкидывать". В каком состоянии был Иртон? Я его что, придумала? Что, я подсовывала вашим любовницам мои драгоценности? Или, может быть, вот такой вот список — это в предварительную компенсацию ваших страданий?

— Да, мадам. Кое-что тут правда. Я доверился управляюшему...

— ... блестящее решение. Знатока людей и земель....

— ...моего отца, если Вы забыли. И те самые книги Вы читали избирательно. Когда Иртон начали по настоящему выжимать? За четыре месяца до вашей болезни. Как раз тогда, когда ваше тело было в тягости. А до того — да, он воровал. В пределах допустимого. Или, Вы полагаете, я мог бы найти на это место Сияющего-ясновидящего? Где? Вы в курсе, сколько народу вообще умело в Иртоне читать? Двенадцать человек! Включая Вас и приезжего докторуса!

— И вот в такое-то место вы отправляете жену. И дочь. Прекрасно продуманное решение.

— Мадам, Лилиан Иртон-Брокленд в Иртон-кастл и то "чуть" не убили! И вы полагаете, что ваша предшественница могла выжить в столице?

— А бывать в своих поместьях чаще, Вы не пробовали?!

— А как же! Пробовал. Просил Его Величество. Он вам не говорил, сколько раз он меня туда отпустил? Пять. По две недели. За восемь лет. Не говоря уже о других имениях и делах. Я не птичка свободная, мадам! Я дворянин. Я исполняю приказы. Вы знаете, что такое "приказ"? И, чтобы непонимания не было, Его Величество тоже не развлекался, я Вас уверяю, — он не гонял меня попусту!

— Но на баб у вас время было!

— Сколько вам их насчитали? Двадцать? Тридцать? Я Вам открою личную мужскую тайну — за десять лет их было шесть. Шесть! Из них только две — с тех пор, как я был женат. Включая эту дуру в Иртоне. Виноват. Сорвался.

— "Только"! Это в Ативерне?

— Мадам, а надо было принцу, выбирающему невесту, в эту... игру играть? Это моя работа!

— ЧТО?!

— А Вы не имели удовольствия слышать характеристики тех, кто "слишком" любит своих жен?

Лиля припомнила некоторые обсуждения и была вынуждена признать, что некий резон в его словах есть. Сияющие при дворе Эдоарда Восьмого Ативернского как-то не уважались. Жена и официальная (!) любовница зачастую вполне мило общались на приемах.

— Но про вас постоянно говорили...

Джериссон даже не ответил. Он просто поднял брови.

— И это у всех так?

— Нет. Не у всех. Вот например мой старый друг, маркиз Фалион...

— Вы расскажете мне чужую тайну?

— .. с его разрешения, мадам. Так вот, у него есть экономка. Кларисса. Она вообще не дворянка. Не слышали? А у нее от маркиза двое детей. Они оба сейчас тут, в учебной роте. Так вот, я не знаю ни одного случая, чтобы он ей изменял. Разговоры есть — а измен нет. Он, судя по всему, придерживается, как раз ваших взглядов. Как мне сие оценить — как измену? Откровенно говоря, могу Алекса понять. Кларисса даже сейчас, после двух родов, заставляет сердце биться чаще. Вот пример... Ах, мадам! Я совсем запутался — она ведь не жена! Или вы все-таки не название имели в виду?

— Ну, теперь для полного оправдания вам надо добавить только один обычный аргумент.

— Какой же?

— "Мне же надо, а ты!"

— Что "ты"?

— А это не важно, там весь смысл в первой части.

Наступила очередь Джеррисона обиженно сопеть.

— Так что ничего кроме имени...

— КРОМЕ?! Ты, живущая под моим именем, пользующаяся моей властью и имуществом — ты не с крестьянки начала, с графини. Есть разница. Лично ты — образец морали? Может быть. Но не моралью ты добилась своего положения. Ты добилась МОИМ именем и знаниями — тоже не твоими. За тобой — я не сразу это понял — тысячи лет другого мира. Сотни тысяч людей отдали свои жизни за знания, которые ты так ловко обращаешь в свою власть и деньги.

— Я спасаю людей!..

— А я кормлю и лечу своих лошадей! Я — герой?!

— Люди — не лошади!

— Вот это — точно. Им не так больно, они не могут понять что и почему с ними происходит.

— Я делаю это не ради себя!

— Мне, не назвавшаяся леди, все равно, что ты говоришь сама себе. Я, муж твоего тела, тебя не трону и мешать не буду, не волнуйся. Его Величество как всегда прав, ты крайне важна для государства. Кстати, о заботе и людях. Мой любимый пунктик. Мадам, а вы уже запланировали постройку дорог в Иртон?

— Что?..

— Вам известно, что в Иртонских болотах нет пастбищ для более чем двух тысяч лошадей? У вас быстро растет население — это прекрасно, но чем вы будете их кормить через три года? Урожай неплох, но он не вырастет в полтора раза, а дорог для ввоза такого количества зерна у вас пока нет. И лошадей тоже. Кстати, в окрестностях на десятину пути НЕТ ни одной провинции, которая могла бы продать вам такое количество зерна и фуража. Просто нет. Забыли? Не учли? Надеюсь, вы заранее ознакомитесь с историей Мальванских пустошей.

— Вы, граф, стали здесь прямо-таки историком.

— У меня много свободного времени, мадам. Я серьезно отнесся к допущенным мной ошибкам. Так что же с дорогами?

— Нет. Я об этом не думала.

— Налить Вам прохладительного напитка? Сегодня прохладнее обычного, но с дороги и с непривычки...

— Не уходите от темы, любезный граф. И, кстати, все это время вы говорите только о себе. Полагаю, достаточно характеризует ваш характер.

— От какой темы мне не уходить? Я не хочу возвращаться туда, где меня выставили идиотом, отобрали значительную часть смысла моей жизни и сделали это только потому, что залетному духу не нравится, как мы живем. А потом меня решили повоспитывать — ну а чего, идиота проучить всегда забавно. Да, говорим обо мне — так вы и приехали говорить обо мне — и о вас. Хотите, обсудим погоду? Дороги? Налоги?...

— Придурок, — сорвалась наконец Лиля, — твой отец умирает, а ты выкручиваешься в свое удовольствие, как будто прыщи давишь!!!

— Мой отец — мертв уже двадцать два года, хоть это ты могла выучить о своем как-бы муже?!

— Эдоард и есть твой отец, болван!!!

Тишина зависла, как топор над шей приговоренного.

— Его величество Эдоард Восьмой....

— Твой отец. Он никогда не признается тебе, но он твой отец. Не спрашивай, откуда знаю я. Он умирает. Там... в общем, в моем старом мире я бы поборолась, года за два минимум. Здесь я ничего не могу. Он попросил меня попытаться тебя вернуть, он и надеется на это. Он больше не может никуда ехать.

— А он сам знает, кто ты?

— Нет. Возможно. Не знаю. Но он хорошо понял, почему ты не возвращаешься. Я обещаю, что отнесусь к тебе со всем уважением. Я понимаю, что тоже вела себя не лучшим образом. Но Эдоард — я его глубоко уважаю и многим ему обязана. И не только я. Вернись. Пожалуйста. Что ты хочешь взамен?

— Знал король наш, кого просить.

— Знал.

Пауза затянулась, и в конце концов Джерисон снова спросил.