Агония

Я внимательно всмотрелся в фотографию. Да, мой отец, сомнений быть не может. Вытащил фотографию, перевернул ее — на обратной стороне твердым отцовским почерком было написано "Мушкетеры".

Не знаю, сколько я так простоял, но шум у входной двери встряхнул меня. Запихав фотографию обратно в кармашек, я вышел в прихожую. Александр Владимирович уже был там. У входа в квартиру происходило какое-то столпотворение — двое мужчин пытались протиснуться в квартиру, а стоявшие до этого на лестничной площадке сотрудники милиции столпились около двери и не пускали их.

— Что здесь происходит — повысил голос шеф.

— Да ничего особенного — с кривой усмешкой ответил один из стоящих у двери. Место происшествия охраняем.

— Достаточно — сказал шеф. Значит так. Место происшествия и труп мы уже осмотрели, протокол написали. Поднимайте сюда медиков, пусть забирают труп и везут на Пироговку на вскрытие. Дверь опечатать никого не пускать. А ты, Саша спускайся и подожди меня и Константина Ивановича в машине. Я сейчас переговорю с товарищами и тоже спущусь.

Честно говоря, не помню, как надел куртку, спустился по переполненной лестнице, вышел за оцепление и нашел наш РАФ. В голове была какая то пустота. Несмотря на то что фотография сама по себе ничего не значила — ну фотография и фотография, что с того что на ней изображен мой отец — в конце концов совместное фотографирование не повод для убийства — каким то шестым чувством я отчетливо понимал, что мой отец имеет к этой истории какое то отношение. Было дурно.

Александра Владимировича мы прождали еще полчаса, не меньше. Глазко уже пришел, а шефа все не было. Когда он наконец-то подошел к машине, на его лице было какое-то раздраженное выражение, как будто он вынужден был доказывать что-то кому-то очень бестолковому. Забравшись на переднее сидение РАФика он коротко бросил водителю:

— Давай в дежурную часть. Досыпать будем.

— Что-то случилось, Александр Владимирович? — подал голос я с заднего сидения

— Не бери в голову — буркнул шеф

Рафик ехал по ночной Москве. До сдачи дежурства оставалось еще полтора часа.

Как мы сдавали дежурство, вспомнить я не могу, стерлось из памяти начисто. Помню только, что шеф был крайне угрюмым, после приезда в дежурку схватил под мышку "дневник дежурного следователя" и удалился в пустой кабинет его заполнять. Константин Иванович и я остались в дежурке, судмедэксперт ушел куда-то вглубь здания. Глазко ничего не говоря вытащил откуда-то из загашника банку растворимого кофе и с головой погрузился в процесс приготовления животворящей жидкости, призванной помочь нам протянуть последний, самый мерзкий час суточного дежурства. О том, что сменщики могут опоздать, не хотелось даже и думать.

— Константин Иванович!

— А? — поднял глаза от плитки с булькающей водой Глазко

— Что думаете по последнему убою? — решил прояснить ситуацию я

— Ничего я не думаю Сережа. Я вот думаю, как нам влетит от начальства, если они увидят, как мы готовим кофе прямо в дежурке. Кстати, слышал, что три дня назад Татаринцев так же вот приготовил кофе, налил его в кружку, поставил кружку на пульт, а она возьми да перевернись! Мало того, что пульт замкнуло, так еще и журналы залил!

Да... Если Глазко так уходит от темы разговора значит и впрямь что то мерзкое начинается.

До дома меня подбросили на дежурной машине МУРа (что было весьма необычно, свободных машин практически никогда не было, но видимо Александр Владимирович пробил). На заплетающихся ногах я поднялся на пятый этаж, не отвечая на вопросы матери, сбросил в прихожей верхнюю одежду и прошел к себе в комнату. Хотелось есть, но больше всего на свете — спать. Тем более, впереди два дня отгулов, а затем еще два выходных. Последняя моя внятная мысль была об отце...

Совершенно секретно

Генеральному прокурору Союза ССР

Тов. Руденко Роману Андреевичу

Как вам известно, вчера 28 января 1971 г. в своей квартире был обнаружен труп ответственного работника МВД СССР полковника милиции Комарова Романа Станиславовича с признаками насильственной смерти. Учитывая, что смерть полковника Комарова может быть связана с его служебной деятельностью, и для обеспечения максимально быстрого раскрытия данного дела убедительно прошу включить в состав следственной группы по данному делу ответственного работника МВД СССР подполковника милиции тов. Ивашко К.А.

Министр внутренних дел Н.А. Щелоков

Резолюция Руденко Р.А.

"Одобряю. Секретариату оформить пропуск в здание Прокуратуры союза ССР"

Совершенно секретно

Особой важности

Генеральному прокурору Союза ССР

Тов. Руденко Роману Андреевичу

В соответствии с личным указанием председателя комитета государственной безопасности СССР тов. Андропова Ю.В. вторым главным управлением КГБ СССР проводится специальная операция "Осиновая роща" с целью выявления возможных связей ответственных работников МВД СССР со спецслужбами капиталистических стран.

Вчера 28 января 1971 г. в своей квартире был обнаружен труп сотрудника МВД СССР полковника милиции Комарова Романа Станиславовича с явными признаками насильственной смерти. Полковник Комаров Р.С. по оперативной информации имел неоднократные контакты с иностранными гражданами, некоторые из которых установлены как сотрудники Центрального Разведывательного Управления США.

Учитывая вышеизложенное, и для предотвращения разглашения совершенно секретной информации просим передать следствие по факту смерти полковника Комарова Р.С. в следственный отдел второго главного управления КГБ СССР.

Заместитель председателя КГБ при СМ СССР С.К. Журавлев

Совершенно секретно

Заместителю председателя КГБ при СМ СССР

Тов. Журавлеву Семену Кузьмичу

... Уголовно-процессуальным законодательство Союза ССР Прокуратуре Союза ССР предоставлены полномочия по ведению следствия по данной категории дел. Даже в случае, если в процессе расследования будет установлено что смерть полковника Комарова Р.С. прямо или косвенно связана с его контактами с иностранными гражданами, это обстоятельство также не может служить основанием для передачи следствия в КГБ СССР. ...

Генеральный прокурор Союза ССР Р.А. Руденко

Проснулся я на следующий день, все тело ломило, но голова была ясной. Посмотрев на будильник понял, что проспал я, считай до самого обеда. Набросив старый тренировочный костюм, в котором я обычно ходил по дому, я зашаркал на кухню.

Мама как всегда хлопотала у плиты. Несмотря на то что отец был против, мать очень много времени проводила у плиты, покупала кулинарные книжки и выискивала рецепты. Кроме того, опять таки против воли отца мы купили садовый участок. Летом мать много времени проводила там, выхаживая картошку и помидоры. Как бы то ни было, никакие овощи в магазинах мы не покупали — питались своими. И даже коллеги отца часто приходили к нам в дом, как они признавались, ради того чтобы полакомиться соленым огурчиком.

Увидев мою измученную физиономию (а попробуйте-ка целые сутки отдежурить по городу, потом посмотрим, какая физиономия будет у вас) мама кивнула в сторону стола, где меня ждал большой чайник с чаем (кофе мы дома не пили) и целая тарелка пшенной каши с мясом. Плюхнувшись на табурет я приступил к трапезе.

Позавтракав я поблагодарил маму и только собирался уйти с кухни как мама остановила меня:

— Да, Сережа, совсем забыла... Пока ты спал с работы звонил отец. Сказал чтобы на завтра ты ничего не планировал — он возьмет отгул на пятницу и собирается ехать на курсы "Выстрел", хочет чтобы ты тоже поехал...

Надо сказать, что мой отец, несмотря на то, что работал на бюрократической должности в министерстве, СМЕРШевские корни не позабыл. Поэтому раз в месяц мы выбирались на стрельбище с коллегами отца, чтобы пострелять. Стрелял отец неплохо, даже очень, вполне мог получить даже мастера спорта, но заниматься этим ему не хотелось. В отличие от него я свои спортивные достижения "оформил" и был кандидатом в мастера спорта, выступал за МГУ. Любимым моим упражнением была скоростная стрельба из пистолета, где я достиг таких высот, которые позволяли мне если и не победить, то выступить на первенстве Москвы.

Отгул отца и приглашение на курсы "Выстрел" было странным. Последний раз мы там были прошлым летом, вместе с однополчанами отца по дивизии, один из которых работал именно на курсах. Постреляли из всего, что находится на вооружении армии — понравилось, хотя я все-таки предпочитаю мелкокалиберный спортивный пистолет. Тем не менее, восемьдесят одно очко из ста возможных из автомата Калашникова я выбил.

Весь день я провел в размышлениях, что же все-таки значила надпись отца на фотографии в альбоме убитого. Мысли в голову лезли разные, но ни одной дельной. Это вполне мог быть и старый друг отца, и я, значит, просто поднимаю бурю в стакане воды.

Поздно вечером пришел отец, в прихожей клюнул в щеку мать, шумно разделся и ничего не говоря протопал на кухню ужинать. Отец мой вообще молчун и может молчать часами, слова из него не вытащишь. Я вышел из своей комнаты и тоже прошел на кухню. Мать и отец уже сидели за столом, моя тарелка тоже ждала меня.

После обеда я улучил момент и задал отцу вопрос:

— Пап, все нормально?

— Нормально, нормально, а что может быть ненормального? — вопросом на вопрос ответил отец

Но по его внешнему виду нельзя было сказать, что все было нормально — с раннего детства отец учил меня наблюдательности даже в мелочах и сейчас я явно видел, что отца что-то беспокоит, причем что-то серьезное. Расспрашивать было бесполезно даже пытаться — если отец не хочет что-то говорить — его не расколешь, бывший офицер СМЕРШа как никак.

— Завтра когда поедем?

— Да часков с восьми и махнем. Пока доедем, пока то-се. Отдохнем, постреляем... Кстати, как твое суточное дежурство прошло? — как бы невзначай поинтересовался отец.

— Устал как собака, а в остальном все нормально. Моя милиция меня бережет, а уж прокуратура тем более — отшутился я. Все-таки я достойный сын своего отца — расколоть меня тоже ой как непросто...

— А уж гебешники так вообще покоя не дают — засмеялся отец — пошли сын, "Время" посмотрим да спать, завтра нам еще вставать рано...

Москва, Лубянка

29 января 1971 года

Кабинет председателя КГБ СССР

В кабинете председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова заканчивалась очередная коллегия КГБ СССР. Шел уже третий час, все вопросы были рассмотрены, Председатель объявил о закрытии коллегии и генералы столпились у двери, перед выходом в приемную. За большим столом остался только один человек, заместитель Андропова генерал Семен Журавлев. Никого из выходивших генералов это не удивляло — Журавлев часто так оставался с председателем наедине после совещаний, к этому привыкли и не обращали особого внимания. Андропов сидел с усталым видом, протирая бархоткой свои очки.

Когда за последним участником коллегии закрылась дверь "тамбура" Андропов поднял глаза на Журавлева и тихо спросил:

— Здесь?

— В приемной, Юрий Владимирович — ответил Журавлев

Андропов повернулся к батарее телефонов, стоявших по левую руку от него, нажал какую-то кнопку и бросил:

— Пусть зайдет...

Через несколько секунд, дверь тамбура открылась и в кабинет мягким, неслышным шагом зашел невысокого роста человек. Внешним видом своим он больше напоминал рядового бухгалтера какого-нибудь крупного советского предприятия — дешевый, но чистый и отглаженный черный советский костюм, зеленого цвета галстук на резинке, поношенная обувь, дешевые очки в роговой оправе. Лицо этого человека было настолько незапоминающимся, что, увидев его мельком в толпе только один человек из миллиона смог бы, потом его уверенно опознать. Весь его вид говорил, что это простой, советский труженик, живущий на одну зарплату, на которую, как известно, не пошикуешь.

Звали этого человека Кондратьев Игорь Викторович. Впрочем, скорее всего это было не его настоящее имя, а всего лишь псевдоним, который он выбрал в начале своей оперативной деятельности. В системе КГБ СССР он официально занимал должность начальника АХЧ в одном из зданий, принадлежащих КГБ в центре Москвы. Только несколько человек в КГБ знали его истинную должность и звание — полковник государственной безопасности, руководитель подразделения "Спектр", тайно созданного Андроповым. Истинной целью создания этого спецподразделения был негласный контроль за советскими партийными и хозяйственными работниками высшего ранга. Причем с самого начала Юрий Андропов ориентировал "Спектр" на выявление, прежде всего хозяйственных прегрешений и только потом "профилактировать" измену родине и прочие связи с иностранными разведками. Именно материалы "Спектра" впоследствии лягут в основу десятков дел: "хлопкового", "рыбного", "узбкекского" и прочих, когда Андропов пришел к власти и начал зачищать страну, сажая нечистоплотных чиновников тысячами. Впрочем, сейчас тема разговора была совершенно другой.

— Докладывайте — тихо сказал Андропов, надев очки и неотрывно глядя на полковника Кондратьева

— Место дислокации "контура" по-прежнему установить не удается. Судя по всему, он замаскирован под одно из второстепенных подразделений либо ХОЗУ МВД, либо УИН либо скрыт в составе ВНИИ МВД СССР. Вообще я предполагаю, что основная база "контура" во избежание расшифровки выведена за пределы Москвы. Два месяца назад нам удалось достоверно установить одного из ответственных сотрудников "контура" — полковника Комарова Романа Станиславовича, официально — заместителя директора Центральной научно-исследовательской криминалистической лаборатории МВД СССР, хотя большую часть своего рабочего времени он проводил во ВНИИ МВД. Предпринятые совместно с седьмым управлением усилия по наружному наблюдению, отслеживанию контактов, прослушиванию ничего не дали. Зато нам удалось установить, что ВНИИ МВД прикрыт силами контрразведки МВД ничуть не хуже наших зданий. Вокруг здания постоянно дежурят, по меньшей мере, три патруля скрытого наблюдения, в здании работают генераторы помех для защиты от прослушивания. Причем прикрыто все здание целиком, а не отдельные его части.

Вчера, убедившись, что предпринимаемые меры не дают никакого результата, наши сотрудники решили выйти на прямой контакт с полковником Комаровым. Во время отсутствия полковника Комарова они проникли в квартиру. Однако Комаров каким-то образом понял, что в квартире его ждут. Табельное оружие он оставил в квартире, но несмотря на это ему удалось бесшумно проникнуть в квартиру и напасть на моих сотрудников, которые были вынуждены применить для отражения нападения огнестрельное оружие.