Жест милосердия

Лили вспоминает, как Питер целовал лоб Гарри — поцелуй Иуды — и звал Сохатиком. Библейский архипредатель повесился сам. Этого Лили удавит собственными руками.

Хвост рвётся, брыкается и скулит, но сил разомкнуть кольцо пылающих ладоней на шее у него не хватает. Он падает, и на его коже остаётся след, точно рабская метка от калёного железа.

С обожжённых ладоней и ступней Лили — мест, где прикасался теперь уже мертвец — сползают лоскуты опалённой кожи. Она смотрит на собственную разлагающуюся плоть и чувствует одно большое абсолютное

н и ч е г о

* * *

Вторым становится директор. Лили приходит к нему в сумерках, когда небо, похожее на свежую гематому, накрывает мир сине-фиолетовым одеялом. Великий светлый волшебник решает принять безутешную вдову, ободрить скорой победой над Лордом и отдать мантию-невидимку.

Дамблдор сидит в своём кабинете за кипой документов, с сожалением смотрит на Лили, и сначала кажется, даже не узнаёт. Скользит задумчивым взглядом по осунувшемуся лицу, задерживается на седых волосах и ладонях, обмотанных бинтами, закрывает глаза, словно прислушивается к чему-то.

Он знает.

От Лили теперь пахнет смоляной ямой, гарью, угольной пылью и озоном. Тьма, невидимая и неосязаемая, ощутимая не разумом, а душой, расходится от её фигуры концентрическими кругами.

— Питер был вчера убит, — говорит, не отводя глаз. — Это была ты?

— Да, — Лили не видит смысла врать. Всё уже давно решено. И совсем не ею. — Мой сын мёртв. Из-за него. Из-за Волдеморта. Из-за вас.

— Гарри был Избранным.

— И сейчас его нет, — её голос срывается. — А ведь я знала. Знала! Победитель Тёмного Лорда... — она качает головой. — Надо было бежать. От вас. От него. Из этой страны... Но вы бы нашли нас, верно?

— Даже на краю света, — отвечает он, не пытаясь сопротивляться грядущей участи. Грядущей смерти. — Мне даже интересно, Лили, ты хотя бы осознаёшь, с какими силами заключила сделку?

— Слишком хорошо, директор Дамблдор. И сейчас я отдаю свою плату.

— Так значит, Том будет следующим?

Старик улыбается свободно, немного устало, до странности спокойно и отрешённо, словно не ему скоро умирать. И взгляд на неё, на собственную жизнь, на весь мир, как на муравьиную возню.

Лили не понимает, о ком он говорит.

— Значит, расчёт всё же был верным. Иные переменные, но результат тот же.

Дамблдор улыбается как победитель. Для гроссмейстера даже собственная смерть не более, чем конец шахматной партии, в которой белая пешка — созданная лишь для того, чтобы ею жертвовать — внезапно прыгнула до конца вражеского поля и стала ферзём. Необычный ход, противоречащий всем правилам. Но в реальной жизни так порой случается.

Он в любом случае добился своего.

Под веками мечутся всполохи зелёного огня.

От Великого Светлого остаются лишь обугленные кости.

* * *

На третий день Лили смотрит на дыру в груди, видит, как трепещут разорванные легкие и движется переплетение мышц и жил. Дотрагивается до оголённых рёбер и позвонков, касается почерневшего, уже три дня как замершего сердца. Клочья седых волос падают на пол, оставляя на голове отвратительные проплешины. Кожа на руках давно облезла до костей.

Тёмная магия выжигает людей изнутри.

И не даёт умереть до самого конца.

К Тёмному Лорду она приходит за час до полуночи. Небо над головой чёрное, испещрённое безумными жёлтыми звёздами. Лили чудятся вместо них множество внимательных глаз. Они наблюдают за ней и смеются, хохочут так, что небосвод сотрясает до самого горизонта.

Магические плетения, что крепче любой преграды, натягиваются, скрипят и рвутся. Полотно зачарованных щитов распадается на сотни мерцающих нитей.

Сегодня всё кончится.

Она переступает порог главного штаба Пожирателей Смерти, идёт по лакированному паркету, мраморным ступеням и турецким коврам, оставляет выжженные следы обнажённых ступней и жирную сажу. Вокруг в завораживающем танце первозданного хаоса мельтешит огонь.

Мир взрывается гвалтом человеческих голосов. Они вопят, воют, кричат, визжат, умоляют прекратить, пока старинный особняк пылает, а сами они вспыхивают живыми факелами один за другим, чтобы затем упасть серым пеплом у её ног.

Лили улыбается, пока вокруг разворачивается локальный апокалипсис.

Убийца её сына остаётся последним. Ему не сбежать, не спрятаться, не победить. Магия и металл не берут её. Тело Лили живёт, хотя в груди у неё сквозная дыра с сердцем-углем, хотя вместо конечностей у неё оголённые кости, хотя она уже давно сошла с ума.

Тот, кто назвался Лордом Судеб, не молит о снисхождении, только восхищённо смотрит своими красными глазами, подёрнутыми болезненной поволокой безумия, будто перед ним не человек, а божество, облечённое в силу и пламя. Он спрашивает, кому надо продать душу, чтобы так возвыситься. Чтобы получить истинное бессмертие.

Лили молчит, подходит ближе и смотрит на него словно впервые.

Она вытягивает руку. Убийцу её семьи выворачивает наизнанку, кожа слезает струпьями и лоскутами, обнажая чернеющие узлы мышц. Она держит в ладонях его гнилое, ещё бьющееся сердце костяными пальцами, сжимает, пока тёмная змеиная кровь не выходит наружу, скатываясь багровыми каплями по рукам.

Следом за агонией приходит смерть. А затем рваные куски его души попадают прямо в пасть мальчику-ангелу с бездной звёзд вместо глаз.

До полуночи — конца третьего дня — осталось меньше минуты.

Вокруг пепелище и лишь один живой человек. Северус стоит вдалеке, и его страх можно потрогать руками. Он подобен липкому, удушливо грязно-жёлтому туману, от которого слезятся глаза.

Лили поворачивает голову. Вместо лица у неё оголённый череп. Вместо глаз — зелёные звезды. Вместо платья — жёлтое пламя.

— Смотри, во что ты превратил меня, Северус Снейп. Смотри и никогда не забывай. Это моя последняя месть.

Чёрный диск луны замирает над её головой. Лили закрывает глаза.

И сгорает.