Кара. Высшее волшебное училище

Муж тянуть не стал, за что ему оказалась благодарна. А когда я смогла вздохнуть свободно, просто повернулась к нему лицом, позволяя смотреть на обнажённую грудь. И будь, что будет!

— Жить будешь в общежитии, а сюда приезжать на выходные, — сказал муж, осматривая мою грудь. О чём он говорит? Но тут поднял взгляд и продолжил: — Ты поступила в училище, разве не знаешь? — правильно расценил моё удивление супруг.

Я помотала головой. Только подала документы, а на испытания не явилась, ведь мачеха уже взяла в заложники Петеньку.

Дедуля прикоснулся к груди, взяв одну в ладонь и буркнул что-то об идеальной форме. Слегка сжал, щупая. Потом присел чуток и втянул ртом сосок другой груди, не переставая мять первую. А меня чуть не вырвало. Еле стерпела отвращение, пришлось отвернуться.

Боги, дайте мне силы. Муж выпрямился. И в ложбинку на груди вдруг лёг холодный камень.

— Извини, не удержался... — пробормотал он.

— Что это? — постаралась отвлечься.

— Отвод глаз. Переодевайся и до вечера свободна. Но из дома не выходи. Газетчики наверняка заснимут, даже если и не заметят.

Можешь гулять где вздумается, но на заходе солнца будь здесь.

— Почему? — любопытство всё же дало о себе знать.

— Станет небезопасно. Дом сторожат духи. Начнут пугать, чтобы подпитаться эмоциями.

— А что вы сказали об училище? — решила сменить тему.

— Тебя приняли. Завтра начинаются занятия.

— Вы разрешаете мне учиться?

— Ты ведь этого хотела.

— Да, но... — не говорить же, что собиралась там скрыться от него, ведь училище своих не выдаёт.

— Вот и будешь учиться.

— А проверка способностей?

— У тебя они есть, — кивнул он. — Иначе я б на тебе не женился.

Вот оно что! Значит, он не просто на молоденькую девушку покусился, а из-за моих способностей.

— И какие у меня способности?

— Сама узнаешь.

— А если спросят?

— За пределами училища — это тайна. А внутри — можешь говорить, что пока не знаешь. Большинство первокурсников тоже не знают.

— Кто вы? Какое отношение вы имеете к училищу?

— Самое прямое, но афишировать наши отношения не будем, и поблажек не жди. В стенах училища мы незнакомы.

Я понуро кивнула. Муж же поправил оберег, вновь коснувшись груди. Зачем тянет и мучит?

— Я повесил платье служанки в гардеробной. Чёрное. Если хочешь затеряться среди гостей...

— Но меня ведь и так видеть не будут.

— Видеть будут, а вот замечать — нет. Хоть съёмки внутри дома запрещены, но мало ли... Здесь сотрудники училища, слуги и ещё несколько приглащённых из округи женщин с дочерьми, а также некоторые будущие волшебники.

— А как я могу вас найти?

— Уже соскучилась, крошка? — подмигнул он, поворачивая слегка мою голову и ловя взгляд.

— Нет! — выпалила я слишком поспешно.

— Мне нравится, что ты искренна в своих чувствах. Такой и оставайся.

— А если я скажу, что ненавижу вас, и вы мне противны?

— Я не требую любви, а уважение сперва должен заслужить. Но... Супружеский долг никто не отменял.

— А если я не приду в эти покои к закату?

— Найду и возьму супружеский долг там, где обнаружу. Если будешь не одна — твои трудности.

— Вы...Вы... Вы — чудовище! — выпалила в сердцах.

— Просто ты с чудовищами пока незнакома, — он остался спокоен. — Хотя... С двумя знакома.

Неужели он о мачехе и её дочке?

Мне хотелось плакать, губка задрожала.

А он наклонился и поцеловал мои губы.

Но так быстро всё закончилось, что я даже не успела сообразить. Вначале накатил шок, а потом он отстранился и ушёл, бросив на прощание:

— Захочешь связаться со мной, произнеси моё имя, ласково. Я приду. Слугам в эти покои вход запрещён, кроме личной новой служанки.

— Какой служанки? — бросила я, но он уже вышел. Вослед ему бросаться не стала.

Так и стояла какое-то время в одних трусиках, скрестив на груди руки, сразу после его ухода ощутив неловкость.

Ждать до заката возвращения супруга не стала. Переоделась в простенькое чёрное платье, найденное в гардеробной, расплела пшеничные с золотым отливом косы, собрала волосы в простенькую гульку и выскользнула из покоев.

Осмотрелась, запомнила местонахождение наших комнат и поспешила к девушке-служанке в чёрном платье и белом переднике.

— Ты новенькая, да? А где передник?

Я развела руками.

— Пойдём! — на этот раз меня потянули в противоположное крыло от хозяйских покоев, где нашлась комната с тряпками, щётками, швабрами и прочей утварью, были и запасные платья и передники. Выдали мне белый передник и чепчик и отправили обслуживать гостей на первый этаж, где играла музыка и слышались ослиные песнопения. Ну вот нет у тебя голоса или слуха, так зачем петь? Одно дело, когда ты один, и совсем другое, когда в обществе.

Богатые горожане придумали себе занятие: брать в услужение более бедных. Изначально бедными были более ленивые, а богатыми — трудолюбивые. А поскольку дело расширялось, требовались дополнительные руки, которых в числе детей не хватало. Вот и решили на общем сходе давать работу более бедным, за которую платить либо тем товаром, который производился работодателем, либо деньгами — серебром или золотом, наименьшей частью которых стала оплата часа работы. Чаще всего работник выбирал последнее. Так деньги прижились.

Но всё чаще в последнее время трудолюбие и богатство не ходили рядом. И по большей части встречались как раз хитрые, лживые и подлые люди именно в высших кругах. А всё пошло с лжи и подхалимства, когда люди перестали ценить честность, а лесть всё чаще любили потомки тех, кто чего-то добился своим трудом, передав неплохое наследство.

Вот и отец мой изначально добился состояния собственным трудом. Но стержнем и опорой нашей семьи оказалась именно мама. Родных братьев и сестёр у меня, увы, не было. Подозреваю, что дело было в отце, хотя и мама ведь отчего-то умерла молодой. А когда её не стало, отец спился, был обманут, очарован и окольцован мачехой.

А я... Я замужем за старикашкой.

— Как тебя зовут? — спросила служанка. — Меня Марта. В марте родилась.

Как же назваться? Я терпеть не могла ложь. Но она не спросила имя, лишь как зовут. А зовут меня в последнее время Мелька. Но так назваться в кругу мачехи — себе дороже. Уж лучше тогда именем, которым дразнил соседский мальчишка.

— Мирка.

— На, — она протянула мне ниточку с кусочком дерева и выцарапанным на нём глазом.

— Что это?

— Оберег доступа в этот дом, и изменения твоей внешности.

— Изменения? Зачем? — это ведь ложь. А я терпеть её не могла, всегда высказывала мачехе, всё, что думаю, без прикрас. За что часто приходилось платить. Тогда я просто молчала, чтобы мне не доставалось, но и это ей не нравилось. Она понимала, почему я молчу, и с ещё большим остервенением издевалась.

— Потому что хозяин нас обезопасивает таким образом. Мы обычно выбираем непримечательную внешность серой мышки, чтобы гости рук не распускали, считая, что им всё позволено, и выглядим все примерно одинаково. Серые волосы, карие глаза, плоская фигура.

И она покрутилась передо мной. Действительно, ничего не выделялось: ни талия, ни грудь. И лицо непримечательное. По такому мазнёшь взглядом и не запомнишь.

Я надела оберег на шею, он упал под вырез платья, и представила себе такую же внешность, как у Марты. В зеркале теперь отражались две одинаковых служанки.

Вот и отлично!

Для такого оберега нужно было особое разрешение, получить которое непросто.

— Надо ещё будет перестелить с утра хозяйскую постель, вот тебе бельё! — и она протянула мне стопку шёлковых простыней. — Занеси сразу.

Марта, проводив меня к покоям супруга, осталась за порогом комнаты, а я вошла внутрь. И вот тут поняла, что муж подтолкнул меня к тому, чтобы я переоделась именно в это платье. Это я — его личная служанка? Я сжала руки в кулаки. Зараза!

Положив на прикроватный столик стопку белья, я присела на постель, какое-то время безмолвно, как рыба, попавшая на берег, открывая и закрывая рот. Всё предусмотрел, гад! Неужели думает, что если в доме мачехи надо мной измывались, то и тут можно? Хотя... Может, я себя просто накручиваю? Так, плевать! Всё хорошо. Это действительно хорошее прикрытие. Сделала дыхательные упражнения, закрыв глаза.

И лишь успокоившись, встала, поправила складки на покрывале и вышла к ждущей меня Марте.

Удивительно, что она меня замечает. Отвод глаз не работает на слуг? Или их задача всё подмечать?

Мы спустились вниз и начали прислуживать гостям. Все незнакомые люди, разодетые по последней моде. Почти все. Самым ярким пятном оказалась моя сводная сестра, разодетая в алое платье. Мачеха любезно щебетала со своей дочкой и каким-то молодым человеком весьма симпатичной наружности. Не люблю таких. Бабники! Я прошмыгнула мимо с напитками.

Молодой человек отошёл от моих родственниц и подошёл к другой семье с двумя уже на выданьи детьми — юношей и девушкой. А я стала составлять с подноса стаканы с соком на столик.

— Как мне всё здесь надоело! — фыркнула мачеха. — Когда ты станешь здесь хозяйкой, надеюсь, заменишь прислугу.

Я навострила ушки. Хозяйкой? Разве не я теперь хозяйка? И уж мачехе здесь хозяйничать не позволю! Если муж, конечно, разрешит.

Неужели я уже мыслю как жена этого старикашки?

— Где ж невеста? — мачеха осмотрелась по сторонам.

— Так её ж этот пердун наверх повёл, — ответила моя сводная сестричка. От такого обзывания мужа, я чуть стакан не разбила, но вовремя успела изменить траекторию его движения.

— Оооо, ну пусть развлекается!

Дочка хмыкнула.

— А ты не о том думаешь! — повернулась мачеха к дочке. — Очаруй его племянника!

— И где он? То, что у него есть племянник — неподтверждённые данные.

— Тут молодых людей не так много. Он не мог не пригласить его на свою свадьбу.

— Что же мне всех очаровывать?

— Его Дамиром зовут. Прислушайся, может, услышишь, что кто-то его зовёт по имени. Тут же преподаватели училища, а он там учится. Его точно знают.

— И?

— Очаруй его. Сама знаешь, как. Старикашка на него всё состояние оформил.

— А зачем было отдавать Мельку замуж за него?

— А чтобы расслабился, бдительность потерял. Ну хочется ему с молодой девахой развлекаться, пусть.

— А если она понесёт?

— Не понесёт. Он бесплодный.

— И всё же? — не унималась сестрица.

— Я для подстраховки кое-что оставила...

— Что же?

— Тут и у стен есть уши, так что хватит болтать! Иди, ищи Дамира.

И мне пришлось, закончив дело, поспешить на кухню за новой партией блюд, которые нужно разместить в приёмном зале.

Вот вляпалась. Надо мужу сказать. Пусть я и желала ему короткой жизни, но сейчас передумала. Мачеха и сюда добралась! Этого я ей не позволю!

Какой подарок она могла мне оставить?

Пройдя в сторону кухни, свернула на лестницу, влетела на второй ярус и расправила плечи. Не стоит привлекать внимание своим поведением. Поэтому медленно пошла в наши покои.

Там начала осматривать и ощупывать своё платье. Потом подумала, что мачеха вряд ли рассчитывает, что муж снимать его не станет. Тогда что? Покрывало из кисеи? Туфли? Волосы? Волосы точно не снимешь. Я уставилась на себя в зеркало, но в нём отражалась не я. Сняла оберег, распустила волосы, укрывшие спину и половину ног. Но ничего не обнаружила. Чёрт! Придётся мужа звать!

— Корнелий! — позвала я тихо. Тишина, ничего не происходит. Позвала громче, подождала минут пять. Что он там говорил про ласково? И как его ласково называть? Он издевается? Корни? Корнюша? Корнелийчик? Я хихикнула. Неужели ему нравится такое обращение? Но тут прямо передо мной появилось облако дыма, из которого ко мне шагнул знакомый старик.

— Соскучилась? — он окинул меня чуть смеющимся взглядом.

— Ещё одно замечание, и я пожалею о том, что позвала.

— Выкладывай! — перешёл к сути.

Я вздохнула. С чего начать? Начну с мачехи. И плевать, что буду на неё жаловаться. Я отнюдь не скромница, а какая есть. Пусть думает, что хочет, отныне его обязанность меня выслушивать, защищать, быть мне опорой и поддержкой.

— Не знаю, что вы думаете о мачехе, но... Это очень нехороший человек, каких ещё поискать. И да, я её ненавижу, даже сильнее вас. Да и моя сводная сестра всячески старается ей подражать. Последний год я жила в аду. Но не суть. Отца они споили, и мачеха, после его смерти, унаследует всё. Подозреваю, что меня отдали вам без приданого. Но речь не обо мне. Просто хотела предупредить насчёт них. Я тут подслушала разговор мачехи с дочкой. Сестра собирается охмурить вашего племянника, они считают, что вы ему всё наследство отписали. А мачеха "позаботилась" о том, чтобы у нас с вами детей не было, — выпалила как на духу.

Он кивнул и спросил:

— А волосы ты зачем распустила?

— Проверьте их, может, ну, не знаю, ну не платье же она отравила, чтоб детей не было.

Он зашёл мне за спину, смотрел какое-то время на мои волосы.

— Что там? — спросила я, оборачиваясь к нему и увидев ужас в его глазах.

— Волосы! — и он улыбнулся.

— Я тут едва не поседела, а вы шутите?

— Мне очень приятно, что ты выбрала мою сторону, Кара. Доверие моё ты заслужила. Едва ты переступила порог моего дома, как все заклинания нейтрализовались. Твоей мачехе и её дочке я с самого начала не доверял. Именно поэтому и пригласил их сюда. Потому что на моей территории никто не сможет навредить мне. И тебе теперь тоже. Все яды, зелья тоже нейтрализованы. Это теперь вода или напиток. Обереги, кстати, тоже. Работают только те, что я даю. В этом доме только моя волшба действует. Если у тебя всё, я пойду, у меня много дел.

— А ваш племянник?

— Дамир? — уточнил он.

— Да. Это правда про наследство.

— Да. Он теперь собственник всего. Но он — не мой племянник.

Я вздохнула.

— Получается, этот дом теперь не ваш? И не мой.

— Этот дом Дамира Зуева* и твой. Но знать об этом никому не следует. Пусть думают, что после моей смерти он отойдёт Дамиру, чтобы тебе ничего не угрожало со стороны твоей мачехи. И пусть считает, что ты не сможешь зачать дитя от мужа.

— Что мне делать с волосами? — спросила я, не зная, оставлять их распущенными или нет.

— Да что хочешь?

— Могу отрезать? — спросила я осторожно.

Просто с приходом мачехи в дом моих родителей изменилось очень многое. И самое важное — надо мной стали издеваться.

После смерти мамы отец запил. Я пыталась его как-то расшевелить, и мне это почти удалось через несколько лет после того, как стал бобылем*. Он влюбился в добропорядочную, по слухам, вдову с дочкой моего возраста. Потом женился.

Думала, мачеха его образумит. Да не тут-то было! Та наоборот начала его спаивать, придумывая мне мыслимые и немыслимые задания по дому, а когда я попыталась найти защиту в лице единственного родителя, натравила его на меня, погрозив не дать мужу опохмелиться. Тогда я поняла, что пропала! Житья просто не стало. И дело даже не в том, что всё по дому лишь я делала, ведь и раньше по хозяйству справлялась сама как-то, а началась травля: мачеха напару с отцом и своей дочкой Изольдой постоянно сыпали упрёками, ругали, били, толкали, подножки ставили. А когда разолью или разобью что-то из-за их издевательств, могли и за косу оттаскать. И если б не жуткий позор, который непременно обрушится на мою голову, опорочив мою честь, то я б уже давно отрезала косу, не в силах терпеть хватания за оную и тыканья лицом в стену или пол, а то и в воду с мыльным раствором.