Лось-прода 05/08

Ароматы дешевой студенческой пирожковой, куда завернул по пути из универа, запах дорогих духов перебили намертво. Но, увы, девчонкам я не врал — от ближайшего поступления денег меня отдаляли еще три долгих дня, а Марта Антоновна занятия в кредит не отпускала. Условия скидки — я допускал, что находились жадины, согласные на них, — мне категорически не подходили, и мой рацион взаправду сужался до озвученных Ирине магазинных пельменей с целыми двумя видами гарнира. И если не напроситься на ужин к Максу с Юлей, то покупные чебуреки становились единственной отрадой в этом параде кулинарных изысков. К тому же сегодня у меня планировалось собеседование по одному из выловленных в газете объявлений, которое хрен знает насколько затянется, поэтому сделал выбор в пользу известного зла, предпочитая явиться на встречу сытым.

Привычно кивнув нескольким примелькавшимся завсегдатаям, забрал из рук буфетчицы чай со свертком печева и устроился за стойкой, проложенной по периметру небольшого помещения: два столика с сидячими местами ни разу не удалось застать свободными, обычно их всегда кто-то оккупировал, не стал исключением и этот раз. Женщина, зашедшая и вставшая в очередь вслед за мной, и даже дословно повторившая мой заказ, несмотря на кучу свободного места, расположилась вплотную, вторгаясь в мое личное пространство.

— Это съедобно? — спросила она, недоуменно разворачивая промасленную бумагу.

— На вкус и цвет... — ответил, вгрызаясь в брызжущий мясным бульоном обжаренный бок чебурека.

— А куда выбрасывают пакетик? — еще раз отвлекла она мое внимание, отложив на время пакет с пирожками и занявшись стаканом чая.

— Если не лень — несете до мусорки, — оторвавшись от трапезы, я указал на нужное направление, — Или можете как я! — оторвал кусок от свернутого кульком листа бумаги и аккуратно выудил на него собственный чайный пакетик, — Выкинете потом, когда поедите.

Не вынимая заменяющей ложку деревянной палочки из стакана, захлебнул чебурек горячим чаем и вновь впился зубами в истекающий соком обед, попутно слизывая убежавшие потеки с пальцев, вызывая брезгливое передергивание у моей внезапно образовавшейся собеседницы. Не поймите неправильно — я прекрасно знал назначение салфетки, ножа и вилки и умел ими пользоваться, но при чем тут дешевая забегаловка, где этих предметов сроду не водилось, а вместо ложки обычно использовалась одноразовая деревяшка, в чьей одноразовости не только у меня возникали сомнения, поэтому строго соблюдаемой традицией было ее сломать, прежде чем выкинуть в мусорку, просто на всякий случай?

И эта же вспышка презрения заставила взглянуть на соседку более внимательно, потому что если ты такая фифа, которую до глубины души шокирует сервировка в виде куска оберточной бумаги и облизывание пальцев, то хуйли ты делаешь здесь?! Тщательный осмотр незнакомки ничего не дал кроме подспудно возникшего впечатления, что дамочка здесь смотрится неуместно. И даже более неуместно, чем недавно выпорхнувшая из моих объятий Ирина Соль, признававшая лишь дорогие рестораны и с трудом мирившаяся с необходимостью обедать в студенческом кафе, которое сегодня мне тоже было не по карману.

Чисто внешне моя собеседница была средних лет (то есть где-то между тридцатью и сорока), ухоженная (что сбивало меня в определении возрастной планки), не гнушавшаяся стилистов и визажистов. Чуть выше меня (однозначно с искрами!) и яркая брюнетка (что навевало мысль о краске — не бывает у славянок таких насыщенных темных цветов волос!)

— Мы знакомы? — ткнулся наудачу, потому что никаких ассоциаций дамочка во мне не вызывала.

— Да я вот тоже пытаюсь определиться.

— В смысле?

— Когда человек дважды называет себя моим кровным братом, вроде бы должны проявиться хоть какие-то связи, но хоть убей, этих связей я не вижу!

— Бийск, 1998-й, июнь, больница, — пояснил я связь, уже поняв, с кем имею честь.

— И что?

— В тебе, дорогуша, литра три моей крови. Если учесть, что в человеке из всего пять, то на три пятых ты мне теперь родня.

— Хм... выбраковка?

— Не ваша.

Что-то просчитав про себя, всадница спросила:

— Ты хочешь компенсации?

— Ничего я не хочу, кроме того, чтобы меня просто оставили в покое! В суды не обращался, друг мой тоже. Я понимаю, что сейчас задета ваша клановая гордость и честь, но, поверь, у простых людей тоже имеется чувство собственного достоинства!

— Да что ты знаешь о клановой чести и о нас?! — вспылила Арина Ногайская.

— Ровно то же, что и остальные подданные! — парировал я, снизив голос, потому что на нас стали оглядываться, — Вашу честь и кровь я оплачиваю налогами, и заметь, немаленькими! И это бремя я, как и остальное население империи, понимаю. Но оплачивать собственным здоровьем еще и ваши развлечения?!

— Девочек, что ты побил, перевели на дежурство в Заполярье! — возмутилась всадница.

— Я должен от этого заплакать?!

— Нет... да... нет... Хорошо, я разберусь. Но не думая, что твоя кровь что-то значит!

— Знаешь, два года назад мою жизнь разменяли на твою. Я не знаю, как и почему я выжил: то ли талант целителя, нивелировавший последствия донорства, то ли моя собственная живучесть... Но мне еще тогда сказали: благодарности не жди! Так вот, я ее не жду! Вы, сучки, оторвавшись от земли, видите только свою правду. Но тебе, как и твоим коллегам, я скажу точно то же: первым не нападу, но на ваши атаки буду отвечать насмерть. И поверь, этот не слова!

— Мне нужно время, чтобы разобраться. Две недели перемирия. Тебя устроит?

— Вполне.