| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Дети Ясеня. Я так и думал...
— Кто-кто?
Егерь сломал стрелу и вышвырнул обломки за борт платформы.
— Сообщество аватарок разделено кланы, и у каждого своя манера делать оперение. Что между этими кланами происходит — одному Лесу известно: единого правительства нет, творят, что Лес на голову положит. Путейцев, конечно, все они терпеть не могут, но каждый клан — на свой, особый манер. Скажем, Дети Дуба их просто в упор не видят — как, впрочем, и остальных лесовиков. Засели в своей чащобе и носа оттуда не кажут. Дети Сосны гадят по мелочам: то канаты поперёк путей натянут, чтобы людей с дрезины сбрасывало, то колья вобьют между шпал... Или устроят завал и напихают в него гнёзд диких пчёл, чтобы веселее было растаскивать. Но есть и отморозки, вроде Детей Ясеня — тем крови подавай. Видать, крепко их в Замкадье обидели, если они до сих пор людям простить не могут...
— Людям? — удивился Егор. — А они тогда кто?
— Говорил же, аватарки себя людьми не считают.
— Странно они воюют — завалы, засады... Разобрали бы рельсы и дело с концом!
— На МЦК, рельсы сварные, бесстыковые — тут взрывчатка нужна или автоген. Они пробовали подкапывать пути, только ничего путного из этого не вышло — хлопотно, да и мало их, десяток-полтора в отряде. А может, просто не хотят напрягаться.
— Хорошо, хоть стволов у них нет. — Мамонт продел указательный палец в дырку от стрелы. — Вот ведь подлость, а? Новая совсем куртка! Швырнул, понимаешь, на рюкзак, и на тебе...
— Ничего. Главное, шкура цела, а прорехи залатаешь. А насчёт огнестрела ты прав: не испытывай аватарки такой неприязни к плодам цивилизации — путейцы в Лосинку носу сунуть не посмели бы. А так, обходятся луками, копьями и самодельными арбалетами. Есть ещё духовые трубки, как у амазонских индейцев, но сейчас они из них не стреляли. Не по правилам, пассажиров можно задеть!
— А стрелами — нельзя? — удивился Егор. — То-то мне весь рюкзак истыкали...
— Стрелы — другое дело. Не всякая валит насмерть, да и раны, обыкновенно, лёгкие. Заметил, что у этих стрел белое оперение? Значит — чистые. Те, что с красным, и дротики для духовых трубок, аватарки смазывают сильным ядом, наподобие кураре. Такой стрелой Митяя и подстрелили.
— Вы там как, все целы? — Лёха-Кочегар спрыгнул с паровоза и забрался на платформу. — Я же говорил — вконец осатанели, макаки зеленозадые...
— Пронесло.
— Ну и мы тоже. Я, вроде, парочку снял, хотя в листве поди, разбери... Их немого было, голов десять.
— Что дальше делать думаешь? — осведомился егерь. Егор заметил, что при словах об убитых аватарках он поморщился, как от зубной боли.
— А чего тут думать? Своими силами нам завал не растащить даже в спокойной обстановке, а эти падлы наверняка засели на деревьях, дожидаются. Заметили — стрелы сверху летели?
Действительно, стрелы, застрявшие в настиле и мешках с песком, торчали черенками вверх.
— Я пошлю белку на Северянина, там дежурит бронедрезина и ремонтная бригада. А мы пока вернёмся на "Бульвар Рокоссовского". А с утра, с двух сторон, краном, да под прикрытием — на полчаса работы.
-Толково... — кивнул Бич. — Тогда счастливо оставаться, а мы пойдём. Часа за два дошагаем до Ярославки, и если ничего не случится, к ночи будем на ВДНХ. Мамонт, ты как, может, с нами?
Охотник уныло покачал головой.
— Бивни мне на себе переть, или где? Нет уж, сойду на "Ростокино", у эстакады, а там с челноками договорюсь, что ли...
— Ну, как знаешь. — егерь протянул собеседнику ладонь. — Мы, наверное, на ВДНХ задержимся на денёк-другой. Заглядывай к Саргису — посидим, вина выпьем...
— Идёт. Тогда — до встречи?
— До встречи.
IV
— Всё, хорош... — Бич разгрёб тлеющие угли лопаткой. — Эй, Студент, ужин готов, садитесь жрать, пожалуйста!
Егор извлёк из ствола шомпол, снял промасленную тряпочку, всю в пороховом нагаре, и бросил её в огонь. Добыча была недурна: две крупные, по-осеннему жирные кряквы, взятые двумя выстрелами.
— Утки из Леса на зиму не улетают... — егерь выковырял из углей два бесформенных, размером с дыню, комка обожжённой глины. — Они и раньше зимовали на городских прудах, а теперь и вовсе плодятся, как подорванные. Даже с северов на зиму прилетают и тут остаются...
Егор кивнул. Водоплавающей птицы на Путяевских прудах было немеряно: кроме уток, были там и дикие гуси, и лебеди, и даже парочка пеликанов. "Это ещё что... — хмыкнул Бич, в ответ на удивление напарника. — На Царицынских прудах вообще розовые фламинго..."
Климат Московского Леса мало напоминал среднюю полосу России, и это не могло не сказаться на животном и растительном мире. Роща, в которой они устроились на ночлег, больше подошла бы Бангладеш или Бенгалии — даже в Сочи с тамошними субтропиками, не найти фикусов-баньянов. Подобно южным родичам, здешние баньяны разрастались в ширину до немыслимых размеров, по полгектара. Между сросшимися в единую массу стволами и воздушными корнями возникали полости, в которых могли найти приют усталые путешественники. Даже в сильный дождь сюда не проникала вода, а дым костра уходил наверх, в необъятную крону, оставаясь невидимым для внешнего наблюдателя.
Запечённые в глине утки — ошпаренные, ощипанные, выпотрошенные, начинённые духовитыми травками — показались Егору блюдом, достойным богов. А содержимое фляжки быстро примирило путников со стылой сыростью, сочащейся сквозь щели в стенах древесного шатра.
— Хорошее местечко... — Бич вытер жир с пальцев куском сагового лаваша и закусил им глоток тёмно-коричневой, пахнущей сушёными грибами, настойки. — И, главное, никто тут не бывает: путейцам здесь останавливаться незачем, а для Пау-Вау лишний раз к железке подходить западло.
Егор кивнул. Метрах в ста к западу, за особенно густыми зарослями, находилась станция "Маленковская". Устраиваясь на ночлег, они пару раз слышали перестук колёс проезжающей дрезины.
— Если Пау-Вау мирные, почему ты их опасаешься?
— Не то, чтобы опасаюсь — не хочу, чтобы нас здесь видели. Думаешь, почему мы с МСК свернули и рванули через лес?
— Слежка? Путейские стуканули?
Егерь пожал плечами.
— Лёха-Кочегар? Нет, не той репутации человек. Помощник — тоже вряд ли. Он всего неделю с Поляны, а чтобы подписаться на такое, надо связями обрасти, знакомствами. А вот Мамонт... он только с виду эдакий вольный траппер, благородный охотник. На самом деле, тот ещё тип, с душком, да и жаден сверх меры. Про него много чего говорят, только я верить не хотел. А теперь думаю — может, зря? Очень уж вовремя он на Гагаринской оказался. А с Кочегаром зачем напросился? В противоположную сторону до ВДНХ чуть ли не вдвое ближе, и через Сокольники ехать не надо.
Егор поболтал флягу и протянул напарнику.
— Почему тогда с нами не пошёл? Ты ж предлагал...
— А груз? — егерь сделал большой глоток и торопливо зажевал утятиной. — Ух, забористо... Знаешь, сколько стоят снаружи два слонопотамьих бивня? Зуб на холодец, он и не собирался тащить их на ВДНХ, наверняка договорился скинуть поближе к МКАД. А вот сообщить, что Бич с попутчиком двинули пешедралом к Ярославке — это он мог, это запросто. Так что, искать нас будут там, это самый удобный путь. А мы мальца схитрим: выйдем к ВДНХ не с севера, а с юга, со стороны улицы Королёва.
— Это ж какого кругаля давать...
— Бешеной собаке семь вёрст не крюк.
Егор испытал острый позыв немедленно рассказать о загадочном сговоре между сетуньцами и погибшим студентом — а заодно и о своих подозрениях насчёт Лины. Но сдержался: в конце концов, напарник не спешит делиться своими подозрениями...
— Аватарки сюда забредают?
— Нет, они стараются не пересекать МЦК. Что-то вроде соглашения: к северу их территория, к югу — Пау-Вау.
— Не понимаю, что они не поделили с путейцами? Неужели эти нападения — только из-за злопамятности?
Егерь ответил не сразу.
— Вообще-то трудно их за это осуждать. Видел я как-то спецсанаторий — тот ещё концлагерь... Больных Зелёной Проказой там держат за подопытных крыс: режут, током пользуют, излучениями, колют всякую экспериментальную дрянь. Сколько их мрёт от этих опытов — никто не знает, всё засекречено. А ведь пациенты, даром, что бессловесные, всё помнят. Но дело, конечно, не в этом. Воду мутят друиды, у них пунктик: превратить территорию Сокольников и Лосинки в свой анклав, и железнодорожная ветка, прорезающая массив насквозь, для них — нож острый. Вот и пользуются тем, что аватарки на людей озлоблены, натравливают их на путейцев. Они бы и Пау-Вау припахали, только те повменяемее.
— А где живут друиды?
— Их обители, считай, во всех парках. В Сокольниках вторая по размеру, а главная — на Динамо, в Петровском замке. Вообще-то, если ты не путеец, с ними можно иметь дело, но с большой оглядкой. Друиды — народ дремучий, упёртый, никогда не знаешь, что у них в головах...
Костёр медленно прогорал. Путники стали устраиваться ко сну. Егор расстелил войлочную кошму, но когда стал перетряхивать спальник — из складок что-то выпало и глухо стукнулось об землю у ног егеря. Он поднял небольшую, размером с книгу, металлическую коробку — и охнул от неожиданной тяжести.
— Ничего себе... килограммов пять! Что за хреновина?
— Это... Егор смутился. — это, как бы сказать... спецконтейнер. Документы, за которыми мы идём, могут быть в плохом состоянии, так что для верности...
— А почему такой тяжёлый? Свинцовый?
— Нет, защитная прослойка сделана из висмута. Этот материал держит радиацию не хуже свинца и к тому же, плохо проводит тепло. Кроме того, у висмута есть и другие полезные свойства.
Егерь испытующе взглянул на напарника.
— Не припомню, чтобы Яша за такое говорил...
— Забыл, наверное. Или не счёл нужным — это же мелочь, в конце концов...
— Мелочь, значит? — егерь скептически покачал головой. — Ну, может быть... Ладно, Студент, ты дежуришь первым. Да, остатки утятины заверни в листья — с утречка разогреем на угольях, будет нам завтрак.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
