| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вот еще! На несколько лет превратиться, по сути, в раба такого вот мелкого самодура!? Увольте! Я для себя пожить хочу! А станет совсем уж одиноко — так уж и быть, заведу себе синтетика. Только взрослого, без лишних соплей. Спокойного и послушного. И чтобы его в любой момент можно было выключить, если он вдруг наскучит.
— Но человечество должно же каким-то образом воспроизводиться, верно? — Антон Сергеевич невесело усмехнулся, — или же мы очень скоро попросту вымрем как динозавры и мамонты.
— Лет двадцать назад нас, помнится, стращали россказнями о перенаселении и неспособности планеты прокормить такую ораву голодных ртов, а теперь, оказывается, мы уже вымираем? — Лена вскинула брови и недоуменно развела руками, — куда же вдруг подевались миллиарды голодранцев, объедающих несчастный шарик Земли?
— Да никуда они не подевались, строго говоря. Просто население распределилось крайне неравномерно, и в то время, как мы здесь холим и лелеем каждого ребенка, даже доплачивая уголовникам за его рождение, где-то за Стеной все обстоит с точностью до наоборот! Особо диким племенам даже проводят принудительную стерилизацию, чтобы не плодились сверх меры, на рождение детей выделяют ограниченные квоты, за доступ к которым устраивают совершенно сумасшедшие торги, де еще и агитируют людей за добровольную эвтаназию, поскольку еды, воды и других жизненно необходимых ресурсов на всех уже не хватает. Про их Движение Освободителей слышала? Когда человек соглашается на усыпление, после чего ему весь последний год платят пособие в десятикратном размере и ублажают по-всякому?
— Да уж, то еще безумие! Вместо того чтобы спокойно жить в свое удовольствие, добровольно пойти на смерть только ради того, чтобы кто-то другой смог порадоваться жизни вместо тебя!? — Лена помотала головой, будто отгоняя жуткое наваждение, но потом вдруг застыла и нахмурилась, поймав новую мысль, — что-то я не пойму, коли там они уже друг у друга на головах сидят, то почему бы тогда просто не переправить какое-то количество народа из-за Стены сюда, к нам? Все бы только выиграли!
— Тебе не терпится посадить на шею несколько тысяч или даже миллионов здоровых немытых лбов, которые ни черта не умеют и за всю жизнь даже гвоздя не забили, всю жизнь существуя исключительно на пособие? По-твоему, так будет лучше?
— А Вы полагаете, что из нашего воспитанника вырастет что-то более толковое? — очередным метким выстрелом карапуз засадил порцию пюре аккурат в объектив камеры, и весь экран заполонила желтоватая мгла. Послышался заливистый детский смех, — меня, знаете ли, не удивляет, что его родная мать отказалась от ребенка.
— Строго говоря, его биологическая родительница выносила младенца исключительно по причине соответствующего приговора, — Антон Сергеевич сверился с информацией на мониторе, — она там кого-то случайно на машине переехала, ну ей и присудили Компенсацию Смерти. Такая вот история.
— А как же клонирование? Нам его все обещают и обещают…
— Увы, но без живой роженицы пока обойтись не получается.
— Так мы очень скоро докатимся до того, что детей будут рожать только под страхом смерти, и все они в итоге окажутся потомками осужденных преступников, — хмыкнула Лена, — ну а нас-то кто ко всем этим мукам приговорил? И за что?
— За деньги, дорогая моя, за деньги! Ты же сама говорила…
Сегодня Рустам из всего доступного автопарка выбрал такой же белоснежный лимузин, как и его костюм. Он постарался всеми возможными способами подчеркнуть, что сегодняшний день — праздник, а не похороны. И, даже рискуя выглядеть как попугай, он все равно настоял на ярко-желтой сорочке и сочно-зеленом галстуке. Пусть окружающие хоть на секунду улыбнутся.
Вся обслуга выстроилась вдоль дороги, махая ему вслед со странной смесью слез и радости на лицах. Прощание всегда печалит, но мысль о том, что сегодня Освободитель, с которым они жили бок о бок последнее время, сделает мир чуточку лучше, наполняла души счастьем и гордостью от осознания собственной причастности к происходящему.
Машина набрала ход, и роскошный особняк, ставший почти родным, остался позади. Уже завтра сюда заселится другой человек, чтобы с максимальным комфортом провести последние дни и месяцы своей жизни. Еще один отчаянный герой, расчищающий дорогу для нового, более светлого будущего.
За окном проплывали аккуратные и чистые улицы квартала Освободителей, но в просветах между деревьями нет-нет, да и мелькала противоположная сторона залива, словно струпьями облепленная ветхими лачугами и пестрящая сушащимися на веревках лохмотьями. Иногда казалось, что даже сюда долетают отзвуки той густой атмосферы затхлости и нечистот, что насквозь пропитывала задыхающийся от перенаселения город. Среди этой вони прошли все детство и юность Рустама, но в таком возрасте многое воспринимается иначе, но потом он все чаще начал задаваться крайне болезненным вопросом — а что дальше? И раз за разом сам себе отвечал — ничего. Ровно те же самые вонь, грязь и голод.
Однако судьбе было угодно предоставить Рустаму шанс, дать ему возможность выбора — продолжать влачить жалкое нищенское существование на выделяемое государством крохотное пособие по безработице, которого еле-еле хватало на простое выживание, или же принять решение и совершить Поступок.
В ситуации, когда простая пресная вода становится дефицитом, а электрическая лампочка вместо вонючих масляных светильников под потолком ночлежки — чуть ли не признаком роскоши, буквально агонизирующему обществу волей-неволей приходится определяться с базовыми приоритетами. И здесь в полный рост встает непростой вопрос, как поступить — создать нормальные условия жизни хотя бы для небольшой части жителей или же пытаться обеспечить выживание для всех. Пусть даже на грани голодной смерти.
И добровольное Движение Освободителей стало той самой палочкой-выручалочкой, способной разрешить эту дилемму, обеспечить лучшую жизнь для следующего поколения, расчистив для него мир от старого мусора, лишь затягивающего людей в пучину неизбежной нищеты.
До того момента власти перепробовали, пожалуй, все мыслимые варианты, нацеленные на удержание в узде непрестанно растущей численности населения — и принудительную стерилизацию, и конские штрафы за несанкционированное рождение второго ребенка, и повышение возрастного порога для вступления в брак, но все тщетно. Препоны и запреты оказались неспособны существенным образом повлиять на ситуацию.
Но потом пришли Освободители.
Они не запрещали, не заставляли, не принуждали, действуя исключительно силой убеждения и аргументов.
Какой смысл продолжать барахтаться в грязи, не имея ни единого шанса выбраться из этой ловушки? Что толку в бессмысленной жизни, когда ты ничего, абсолютно ничего не можешь сделать ни для себя, ни для человечества в целом? У тебя нет ни малейшей возможности совершить научный или культурный прорыв, ты не оставишь после себя никакого наследия, о котором могли бы помнить благодарные потомки, ты даже не сможешь продолжить свой род, поскольку никогда не заработаешь на запредельно дорогую детскую квоту! Все, что тебе остается — день за днем, год за годом проедать и прожигать ценнейшие, подчас невосполнимые ресурсы без какой-либо полезной отдачи.
Тебе кажется, что ты бегаешь по кругу, что ты уткнулся в тупик, однако выбор есть всегда!
Ты все еще способен подняться над сиюминутными желаниями, преодолеть первобытные животные страхи, выйти за рамки банальных физиологических потребностей! Ты способен на большее!
Твоя никчемная жизнь лишена цели и смысла, но твоя смерть во имя счастья других — вот деяние, достойное настоящего Человека!
Пусть тебе самому не довелось создать в этой жизни что-то великое и запоминающееся, ты все еще можешь помочь тем, то придет после, внести свою лепту в их достижения, стать фундаментом их будущих свершений и славы! Коли ты сам не смог добиться успеха, то самым разумным будет отойти в сторону и освободить молодым дорогу к новым свершениям. Смести прочь мусор, мешающий их движению вперед. Сэкономленные ресурсы помогут обеспечить им лучшие условия жизни и сделают возможными самые дерзкие их мечты. И благодарные потомки никогда не забудут твоей жертвы, принесенной на алтарь благополучия будущих поколений, поскольку без нее само их выживание оказалось бы под вопросом.
В знак своей признательности, общество обеспечит каждому Освободителю, присоединившемуся к Движению, максимально комфортные условия проживания в последние месяцы перед Уходом, чтобы он еще при жизни смог почувствовать всю глубину его благодарности…
Повинуясь указаниям хозяина, робогорничная вооружилась модулем официанта и вкатилась в кабинет с подносом, на котором стояли два бокала с бутылкой вина. Ловко орудуя манипуляторами, она откупорила ее и подала полные бокалы Лене и ее боссу. После пережитого сильного стресса всем определенно требовалось немного расслабиться.
Малыш тем временем переместился в игровую зону, но даже оттуда он продолжал артобстрел уборочного бота, ликвидировавшего щедро разбросанные вокруг последствия недавнего обеда. Похоже, что абсолютно все его игры сводились к непрестанным взрывам и катастрофам, в результате которых ежедневно десятки игрушечных машинок отправлялись на утилизацию.
— Неужели Ювенальная Комиссия не понимает, что постоянное потакание его требованиям и капризам — это ни разу не воспитание!?
— Я думаю, они все прекрасно понимают, — Антон Сергеевич задумчиво потягивал вино, глядя поверх кромки бокала на беснующегося сорванца, — но детей у нас сегодня рождается настолько мало, что каждый из них невольно становится настоящим сокровищем, которое они вынуждены всячески оберегать. Случись что — спросят же с них, больше не с кого. Вот они и стелют соломку везде, где только можно.
— Да они своих подопечных буквально облизывать готовы! Для них каждый ребенок — курица, несущая золотые яйца, дар Божий, приносящий миллионы из госбюджета! Дай им волю — завернут его в поролон и в пенопласт упакуют, лишь бы не поцарапался ненароком.
— А что поделать? К чужим детям люди, как правило, относятся с большим трепетом, нежели к собственным. Своего бы отлупил как следует — и дело с концом, но бабушки всегда балуют внуков и внучек, понимаешь?
— Бабушки… внуки… — задумчиво протянула Лена, — по нынешним временам эти слова звучат почти так же антикварно, как, скажем, кринолин или извозчик. Вот у кого-нибудь из Ваших знакомых есть внуки?
— Некоторые из моих знакомых даже не в курсе, что такое дети, — Антон Сергеевич кивнул на пустой бокал, и робогорничная оперативно его наполнила, — завели себе синтетиков и забавляются с ними, даже не догадываясь, для чего изначально предназначены все эти… телодвижения.
— Мне, честно говоря, даже немного страшно становится, когда я думаю о том, какое чудовище из него вырастет, — Лена брезгливо покосилась на экран, где мальчишка охаживал подушкой робоняню, пытающуюся после обеда уложить его спать, — он же ни разу в жизни не слышал слова «нельзя» и понятия не имеет, что оно вообще означает!
— А тебе не наплевать? Это, в конце концов, будет уже не нашей проблемой, не так ли? — Антон Сергеевич указал робогорничной на опустевший бокал своей помощницы, — от нас ведь никто не ждет самопожертвования и совершения подвигов, наша задача — лишь немного потерпеть ради нашего собственного благополучия.
— Да я-то потерплю, не вопрос, — девушка одним махом прикончила очередную порцию вина, — но мы же тем самым подкладываем жирную свинью всем тем, кто будет иметь с ним дело после!
— Сейчас от нас требуется без замечаний довести до конца текущий проект и сбагрить это несносное сокровище дальше по конвейеру. А там — хоть трава не расти!
— Но мы так всю планету в итоге отдадим в руки избалованных социопатов! Вас подобная перспектива не страшит?
— До этого светлого будущего еще дожить надо. Да и не наша это забота, пусть потомки сами разбираются… если они еще будут, конечно. Мне почему-то думается, что такими темпами мы, вообще, вымрем раньше…
Антон Сергеевич умолк, глядя на малыша, который, вдоволь нарезвившись и накувыркавшись, теперь лежал в кроватке, сосредоточенно ковыряя в носу. Его глазенки моргали все медленней и медленней…
Робоняня осторожно накрыла уснувшего безобразника одеялом и укатила собирать разбросанные по комнате игрушки.
— А когда они спят, то кажутся даже симпатичными, — чуть ли не умильно вздохнул Антон Сергеевич.
— Ага! Маленькая курносая атомная бомбочка, — тряхнула головой Лена, рассыпав по столу еще немного песка, — нет уж! Меня Вы так дешево не проведете! Завтра Ваша очередь унижаться перед миллионной аудиторией. Ради лучшего будущего, разумеется.
— Так я от своей части ответственности и не отказываюсь, — ее босс сделал вид, будто оскорбился, — тяну лямку и не жалуюсь…
Он прервался, чтобы ответить на вызов коммуникатора.
— …да, спасибо, я всегда слежу за трансляциями.
— …отрадно слышать! Мы в администрации не жалеем сил и делаем все от нас зависящее, чтобы обеспечить малышу максимально комфортные условия.
— …какое именно?
— …еще одного? Но… да, я понимаю… то есть…? В Национальной программе!?
— …да, конечно, мы подумаем, просто все это так… неожиданно.
— …хорошо, я перезвоню.
Антон Сергеевич отложил в сторону коммуникатор и вытер проступивший на лбу пот.
— Твое последнее выступление оказалось настолько удачным, — он оттянул ворот душившей его рубашки, — что Ювенальная Комиссия предложила нашему городу взять на попечительство еще одного карапуза.
Послышался короткий хрустальный звон, и Лена, ойкнув, уронила на стол осколки лопнувшего в ее руке бокала. Робогорничная немедленно метнулась ей на выручку, держа наготове медицинский модуль.
— Отвали, железяка! — огрызнулась девушка, впившись губами в порезанный палец.
— Ты, кажется, чем-то недовольна? — Антон Сергеевич принял у механической служанки новый бокал и наполнил его.
— Меня и один-то скоро в могилу сведет, чему я должна радоваться?
— Ты просто не понимаешь, на какой уровень мы теперь выходим! Наш город признали образцовым и его включают в Национальную программу! К нам теперь губернаторы и мэры на стажировку приезжать будут! Под такую работу мы можем получить финансирование, о котором раньше и не мечтали!
— Ну да, будем проводить для них семинары на тему: «Как продолжать счастливо улыбаться, когда тебя лупят игрушечной лопаткой по голове».
— Да хоть так! — Антон Сергеевич рубанул рукой воздух, — если мы докажем, что умеем управляться с детьми, то очень скоро вся наша работа сведется именно к обмену опытом с другими. Жертвовать собственной головой нам уже не придется! Продержись еще месяцок! Мы обязаны оправдать оказанное нам доверие! Опекунство сразу над двумя воспитанниками — это же огромная честь! Самая настоящая награда за наши труды!
— А по мне, — Лена еще немного пососала кровоточащий палец и придирчиво его осмотрела, — так больше похоже на приговор. Уж лучше бы меня расстреляли…
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
