Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Австро-Венгрия. Вена. Дворец Шенбрунн. Июнь 1904 года.
В 'Биллиардной комнате' Шенбруннского дворца министр иностранных дел Агенор Мария Адам, граф Голуховский, поляк по наицональности и, в тоже время, верный подданный Его Апостолического Величества (один из титулов императора Австро-Венгрии) неторопливо прохаживался около входной двери, не обращая внимания на бильярдный стол. Стол, специально поставленный в прихожей, чтобы ожидающие аудиенции у императора могли провести время, играя в бильярд. Но сейчас министр не только ждал в одиночестве, но и задумался настолько, что отказался бы и от предложения сыграть партию-другую. Сейчас он решал важнейшую для себя, а возможно для страны и мира задачу — как преподнести Его Величеству полученные предложения. Заманчивые, но весьма опасные, на взгляд министра. И как донести это до Его Величества? — Пшеклентны москали, — неожиданно вслух, пусть и негромко выругался граф на родном языке. И торопливо оглянулся, проверяя не видел ли кто, как он выдал свои чувства. Но в комнате по-прежнему был один он.
Как подданный австрийского монарха, он не любил русских, как поляк — почти ненавидел за разгром родной его сердцу Ржечи Посполитой. Но, как здравомыслящий человек и министр, старался строить отношения с ними, объективно оценивая возможности двух стран. И как было хорошо, когда семь лет назад ему удалось организовать соглашение по Балканам. Которое, признался сам себе Агенор, разрушили эти дикие сербы своим переворотом. Теперь русские наконец занялись тем, чем им и следовало бы заниматься всегда, по мнению многих знакомых Голуховского, а именно — экспансией в очень далекой Азии, вместо Европы. Но и тут эти москали ухитрились нагадить всем Великим Державам, отхватив солидный кусок Китая, избив английского вассала и возобновив дружбу с Германской Империей. Пруссаки же, к негодованию честных австрийских немцев, пошли навстречу этим азиатам, пренебрегая политическими интересами Австрии. Коварные, как положено византийцам, русские тотчас воспользовались этим и возобновили вмешательство в балканские дела. Чем опять вызвали недовольство, и не только австрийцев.
И вот теперь англичане и французы вышли с очень интересными, но и весьма опасными предложениями. Опасными, потому что Австрии придется фактически нарушить соююз с Германией и начать конфронтацию с Россией. При поддержке Англии и Франции, конечно. Но стоит ли рисковать и насколько весомой будет эта поддержка, Агенор не мог просчитать. А также никак не мог предугадать отношение к этим предложениям императора. Отчего злился на русских еще больше.
Дверь открылась и вошедший лакей пригласил министра в рабочий кабинет монарха. Франц-Иосиф, как всегда, стоял у своего аудиенц-пюпитра, на котором, как известно, крепился листок с распорядком дня, рассчитанным строго по минутам. В том числе и с расписанием аудиенций. По которому на сегодняшний прием отводилось ровно пятнадцать минут. Пятнадцать непростых минут, в которые необходимо было уложиться, чтобы объяснить свою точку зрения на рассматриваемый вопрос.
Агенор бросил взгляд на письменный стол. Там, рядом с кожаными папками из других министерств и Генерального штаба, рядом с аккуратно сложенными в стопку подписанными сегодня документами, отдельно, чтобы подчеркнуть рассматриваемый вопрос, лежала и папка из его министерства.
— Приветствую Вас, Ваше Величество, — произнес по-немецки граф, склоняясь в поклоне.
— Добрый день, граф, — суховатым тоном ответил Франц-Иосиф. — Докладывайте.
На то, чтобы описать поступившие предложения, Агенору хватило нескольких минут. Еще примерно минут пять-семь он пытался, используя все свое красноречие, описать выгоды и недостатки принятия этих предложений. При этом он смотрел в лицо своего повелителя, стараясь определить, как тот относится к его речи. И по слегка сдвинутым бровям, а также промелькнувшей в глазах императора тени удовлетворения, когда он описывал возможные последствия для России, понял, что хочет услышать император. Поэтому закончил он доклад импровизированным заключением.
— Посему вопрос подписания секретных приложений к подписываемым официально соглашениям о покупке Рио-де— Оро и участии в решении албанского вопроса полагаю наиважнейшим. Эти соглашения с двумя Великими Державами сулят нам немалую выгоду, при том, что подписывая их, мы не нарушаем наших конвенций с Берлином и Римом, — о том, что отсутствие нарушения соглашений Тройственного Союза лишь формальное, а фактически Австро-Венгрия заключает соглашения с врагами этого союза, граф благоразумно умолчал.
— А как к сим соглашениям отнесутся парламенты австрийский и венгерский? — спросил император, напомнив, что венгры уже один раз отказали своему королю в праве покупки Рио-де-Оро.
— Полагаю, Ваше Величество, вопрос удастся решить, ибо к соглашению прилагаются немалые торговые льготы для венгерских землевладельцев выгодные, — ответил Агенор, еще раз поклонившись.
— Хорошо, граф. Я доволен вашими пояснениями по этому вопросу, — ровно в положенную минуту закончил аудиенцию Франц-Иосиф.
Граф, еще раз поклонившись вышел. Судьба договоренностей была решена. И решена положительно, судя по последним словам императора. А что будут вопить эти крикуны в парламентах, никого, кроме самих крикунов, журналистов, да читающих их статьи в газетах простаков, не интересовало.
*в нашей реальности Испания пыталась продать Рио-де-Оро Австро-Венгрии сразу поcле испано-американской войны, но сделку запретил венгерский парламент.
Атлантический океан, борт лайнера 'Кельтик'. Июнь 1904 г.
Полковник Хаус, худощавый, подтянутый джентльмен с военной выправкой (ни дня не служивший в армии, а звание полковника получивший, как почетный титул, от губернатора Техаса за помощь в выборах) курил сигару, стоя на палубе и смотрел на удаляющийся берег. Не так давно спущенный на воду, самый большой в мире лайнер 'Кельтик' неторопливо набирал скорость, готовясь пересечь Атлантику. На его шести палубах почти две с половиной тысячи человек собирались с комфортом пересечь океан, чтобы навестить Старый Свет. И среди них была небольшая группа американцев, возглавляемая сравнительно молодым техасцем.
Вот уже стали неразличимы высокие дома и только знакомый силуэт с поднятым к небу факелом еще смутно темнел на горизонте, а Эдуард все еще стоял на палубе, задумчиво глядя в сторону уходящего берега. А подумать было о чем. Будучи довольно известным в политических кругах США (название USA — США уже использовалось в то время, но в России продолжали говорить САСШ), Хаус не спешил выйти на федеральный уровень. Ему, умело просчитывавшему шансы и всегда предпочитавшему находиться в тени, это казалось преждевременным. Не занимавший никаких официальных постов, скромный и неприметный для публики, он предпочитал управлять политиками из-за кулис. 'Серый кардинал' техасской политики, приведший к власти подряд четырех губернаторов Техаса от демократической партии, он вообще не планировал иметь никаких дел с нынешней республиканской администрацией президента Рузвельта. Пусть ему и нравились многие из ее действий, направленные на укрепление позиций страны на Американском континенте и в Азии. Но когда тебя просят такие люди, как, например, Морган и его деловой партнер Ламонт, пусть даже не лично, да еще при полной поддержке губернатора и сенатора Мортона — приходится соглашаться. А эти люди понесли большие потери от изменений в политике одной державы, в результате одержавшей победу в небольшой колониальной войне. Теперь они просто жаждали реванша, для чего им требовался человек, способный объективно оценить сложившуюся ситуацию и дать рекомендации. Причем реванш должен еще и принести дивиденты на каждый вложенный в его осуществление доллар.
'...остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделенная европейская часть страны, — подвел он промежуточный итог своих размышлений. Впрочем, особо 'полковник' не расстраивался. Съездить, посмотреть мир, да еще не на свои деньги, всегда заманчиво. Собирать же данные, как и анализировать их ему не привыкать, как и находить выход из безвыходных, с виду, ситуаций. На что уж тяжелое положение было у Джеймса Хогга, которому все дружно предсказывали проигрыш в выборной гонке за губернаторское место. А ему удалось организовать образцовую кампанию, причем чужими руками. За спинами деятелей и управляющих кампании, которые выступали на публике, высказывались в прессе, сидел он, дергая за ниточки, выстраивая стратегию действий, направляя и даже предлагал нужные лозунги и слова. И Хогг стал губернатором Техаса.
Так будет и теперь — он найдет нужные слова и факты, подберет нужных союзников, выберет лучшую сторону и приведет к победе своих партнеров по Большой Игре.
Раздавшийся гудок, которым 'Кельтик' приветствовал встречное судно, сбил Эдуарда с мысли. Выругавшись про себя и бросив окурок в специальный ящик, он поспешил спуститься в каюту. Пора было переодеваться к обеду...
Британская империя. Лондон, клуб 'White's'. Июль 1904 г.
Старейший лондонский клуб 'Уайтс', расположенный в собственном здании на Сент-Джеймской улице, принимал в своих стенах избранных джентльменов уже больше двухсот лет. Задние клуба, не отмеченное ничем, даже банальной вывеской над подъездом, тем не менее известно всей Англии и даже за границей. Темные деревянные панели, портреты известных членов в тяжелых рамах, обеденный зал, сигарная комната, библиотека с пыльными старинными томами, привратник во фраке, преисполненный такого достоинства, что сошел бы за члена королевской семьи, создавали особую атмосферу. Как и возможность встретить самого короля или премьер-министра, которые ничем не выделялись из остальных членов клуба.
На первом этаже, довольно низкие потолки, что создает камерное ощущение скорее квартиры или небольшого отеля, нежели роскошного заведения. Красивый обеденный зал расположен на втором этаже и украшен большими портретами королей на стенах, выкрашенных в бордо в тон с бордово-серым узорчатым ковром. Бордовые портьеры тяжелого бархата и такого же цвета свечи на белых скатертях дополняли цветовую атмосферу обеденного зала. Говорят, между прочим, что сомневаться в аппетитах джентльменов не приходится — ежедневно подается несколько десятков блюд из рябчиков и другой птицы. Да, джентльмены предпочитают то, что летает, приземленная пища не вызывает у них гастрономического энтузиазма, разве что кролик на закуску и рыба.
Впрочем, в клубе можно не только отобедать, поужинать или позавтракать, но и отдохнуть, пообщаться или заключить сделку, а тои обменяться конфиденциальной информацией. Желающие уединения могли занять один из кабинетов на том же втором этаже.
В одном из таких кабинетов собрались трое старых джентльменов, по внешнему виду — помнящих еще начало правления королевы Виктории, но вполне бодрых и даже не растерявших свое влияние на нынешних политиков. Разговор, начавшийся сразу после завершения обеда, тек неторопливо, словно струящийся к потолку дым сигар.
— Полагаю, что это очень опасная идея, джентльмены. Кузены ничуть не лучше русских варваров, а их нынешний 'президент', — говоривший словно выплюнул последнее слово с легко различимым презрением, — очень любит размахивать своей 'большой дубиной'. Причем довольно ловко. Смотрите, как он провернул дело с Панамой. Раз — и договор подписывает уже не Колумбия, а бывшая колумбийская провинция, ставшая независимым государством. Признаю, сейчас они нам уступают и в силе, и в способностях ведения Большой Игры. Но! Учитывая, что у них даже сейчас верфей не меньше, чем у нас. И стоит им бросить деньги на строительство флота... А что касается способностей, они быстро учатся. И это может стать опасно для Империи!
— Бросьте тревожиться, мой друг, — усмехнулся самый старший из собеседников. — Они слишком привыкли полагаться на грубую силу и слишком не любят учиться. Поэтому они нам не страшны... в ближайшее время. А потом все может измениться, и найдется способ поставить их в стойло. Я, к вашему сведению, разговаривал с этим молодым человеком оттуда. Вполне здравомыслящий и понимающий свое место молодой... 'полковник', — снова усмехнулся старик. — Так чо привлекать кузенов все равно придется, ибо одних наших сил против альянса Германии и России будет очень мало. А ваши узкоглазые друзья одни против русских не продержаться и месяца. Нам же необходимо создать им угрозу со всех направлений. К слову, мой юный друг, — он неожиданно повернулся к третьему, — что у нас с 'нетрадиционным методом' решения этих вопросов?
— Увы, милорд, — отложив сигару ответил третий собеседник, самый молодой из тройки. — В Германии слишком мало способных выступить против действующей власти.
— Да уж. Любой переворот в Германии могут остановить пара полицейских, заявляющих, что данное действие незаконно, — пошутил первый джентльмен и все трое негромко засмеялись.
— К нашему глубокому сожалению, джентльмены, это во многом соответствует действительности, — подтвердил, отсмеявшись, молодой. — Но надо отметить. Что от союза с русскими выигрывают слишком многие круги, от промышленников до военных. Разве что юнкера, которым русские продукты сельского хозяйства составляют конкуренцию, не слишком довольны. Но и они не рискнут... А в России недовольных очень сильно проредили жандармы и эта их новая — старая организация, Третье Отделение. Но именно в России еще не все потеряно. Есть наши доброжелатели, есть агенты и есть планы на их тсе... цесаревича, — он с трудом произнес это слово по-русски. — Но... санкции на силовое решение?
— Его Величество таковой официально не даст. Более того, — опять вступил в разговор 'Первый', — официально он вообще не в курсе 'нетрадиционного метода'. А неофициально — могу напомнить историю Павла Первого.
Все промолчали, дружно затянувшись вкусным сигарным дымом.
— Так что решаем с кузенами? — поинтересовался молодой после небольшого перекура.
— Работаем, — предложил старший. И все, молча покивав в знак согласия, опять дружно потянулись к сигарам.
Вот так, и только так, по мнению англичан и могла твориться история...
Германская империя, Берлин. Задние Генерального Штаба. Июль 1904 г.
Граф Альфред фон Шлиффен сегодня чувствовал себя очень плохо. Хотя внешне это отражалось лишь в некоторой замедленности движений и, если внимательно приглядеться — в выражении глаз. Впрочем, разглядывать начальника Большого Генерального Штаба в его кабинете было некому. Адъютант и письмоводители, оставив папки с планами на столе, давно удалились, тихонько прикрыв за собой дверь.
Оставшись один, генерал долго сидел в кресле, рассматривая лежавшие аккуратными стопками на столе папки. И страдал.
Именно, страдал, так как при всей внешней сухости и педантизме, в душе он был самым настоящим романтиком, преклонявшимся перед содержанием этих папок. И жаждавшим однажды претворить это содержание в жизнь, в высокую романтику окутанных пороховым дымом полей сражений. Ведь только настоящий романтик может признать произошедшие в силу сочетания нескольких одновременно совпавших условий битвы при Канне и Седане образцом для всех предстоящих боевых действий германской армии, независимо от обстановки. И лишь настоящий романтик, не обращающий внимания на реальность, будет создавать планы исходя не из наличия своих сил, а из требований быстрейшей победы по его канонам . И только такой человек будет всецело отдаваться своей работы, уходя в нее с головой. Увлекаясь насколько, что когда его его адъютант на рассвете, после продолжавшейся всю ночь штабной рекогносцировки по Восточной Пруссии, обратил его внимание на красоту реки Прегель в лучах восходящего солнца, он всего лишь бросил оценивающий взгляд и ответил: 'Незначительное препятствие'. Но если бы кто-нибудь сказал Альфреду о скрытом в нем романтике, он удостоил бы такового лишь коротким холодно-безразличным взглядом из-за стекол пенсне и не менее коротким ответом: — Ерунда. Граф, истинное воплощение духа прусско-германского офицера, ни за что не признался бы в своем романтизме даже на Страшном Суде.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |