| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Владика грохнули через два года, скинув с крыши пятиэтажной хрущобы. Юлий Самуилович, к этому времени, обзавелся связями, Анна Анатольевна — взялась твердой рукой за воспитание внучки, благо что времени свободного стало больше, как и свободных денег.
Настя Солодко, после защиты диплома, три месяца верой и правдой отсидела дома, подыскивая себе работу по образованию.
Вот, после одного из собеседований, когда директор откровенно сказал, что девушка его интересует только в одном положении, а Настенька, привыкшая решать проблемы сразу, послала его как можно дальше, дома ее ждал сюрприз.
В зале, за столом, накрытым "чем бог послал", сидела престраннейшая компания и растерянные родители, что никак не могли взять в толк, отчего эти негры так пялятся на Люську, почему переводчица старательно натягивает юбку на колени и что вообще им всем надо, этим, одетым в цветастые ткани, яркие до петушиного колера и крика.
Папа дочку забыл. А вот дед, в отличии от сына — о внучке помнил.
Вот и приехал, так сказать, полюбоваться.
Настя, помнящая английский язык на уровне изученного языка программирования, села рядом с Анной Анатольевной и вцепилась в Люську обеими руками, собираясь защищать свое чадо до последней капли крови.
Африканская родня уехала уже под утро, оставив Насте окованный металлическими полосками сундучок, размером с Люську и закрытый на ярко-алый, навесной замок, ключ от которого дед нацепил на шею Насти, поцеловал невестку в щеку и, сунув в руку пухлый пакет, исчез в рассветной дымке, оставляя после себя запах саванны и жуткого перегара.
В пакете Настя обнаружила солидную сумму, только не в долларах, а в — фунтах!
В сундуке... Лежащее в сундуке, Анна Анатольевна, вместе с сундуком, от греха подальше, сунула в самую глубину антресолей, трезво рассудив, что все эти страшные маски, одежды с торчащими во все стороны кусками шкур и просто россыпь странных предметов, смысл которых остался в далекой сказочной Африке, будут для внучки лишними, да еще и, не ровен час, нанесут психическую травму.
Вот так и появился "Золотой жук", что уже бобрую дюжину лет занимается свой деятельностью под руководством Анастасии Юльевны...
Помотав головой, Анастэйша отогнала воспоминания, что заняли огромную часть ее судьбы — в прошлом. И так мало, если просто прокрутить их в голове.
— В "жуке" вашу дочь все бояться... — Дамилика, чувствуя "безнаказанность", вновь проехалась по больному.
В 14, в Люську словно бес вселился — она перецапалась со всеми, кто был рядом, устраивая неограниченное количество пакостей и высмеивая в не понравившемся человеке, все, до чего могла дотянуться, ударив по больнее.
Деды, сперва пытались "охолонуть" внученьку, а потом... Потом просто позвонили Насте и предупредили, что видеть внучку не желают и участвовать в судьбе наследницы — отказываются.
Что там случилось — обе стороны молчали, как белка об асфальт. Родители переводили разговор на другое, а Люська мгновенно срывалась в истерику, обвиняя мать в чем угодно, включая казнь Иисуса.
А год назад, и дед, и бабка, официально вычеркнули внучку из "наследников", чем привели Настю в полный ступор.
Сейчас, Люська моталась по городу на угольно-черном "Гольфе", полученном от мамы в подарок, щеголяла дредами до пояса и звенела, и блестела, как новогодняя ёлка. По ее мнению — сугубо личному мнению — отличному от материнского, именно так и должны были выглядеть будущие звезды эстрады и жены олигархов.
Анастэйша хихикала, пыталась "на пальцах" объяснить разницу между "казаться" и "быть", но великовозрастная тинейджерка воспринимала только "гуру от соцсетей", сплетни от таких же приятельниц по возрасту и духу, и соцопросы молодежных каналов.
— Решила ребенка завести? — Какими-то странными путями гуляла мысль у Анастасии, гуляла-гулял, да вот и "нагуляла" нечто не сообразное: видно же было, что девушке до ребенка пока еще ни дела, ни желания, ни понимания...
— Ребенка? Не плохо было бы... — Дамилика грустно улыбнулась. — Только вот от кого?
— Что, кроме Лешеньки, никто по сердцу не пришелся? — Удивилась Анастэйша, решив, что раз уж подпустила девушку на расстояние протянутой руки, то отталкивать не след. — А, что свои? "Одноплеменцы"?
— Для "своих"... Для своих я — вещь, рожальная машинка и домработница — три-в-одном.
— А для "наших"?
— Для "ваших" — прикольная экзотика. Они так мало знают о Востоке, что путают танец живота и "Камасутру", считая, что мы все... Обучаемся этому с пеленок.
Неожиданно для Насти Солодко, помнящей все те времена, когда хотелось жить красиво, хотелось танцевать до утра и любить до потери памяти, мир легкого алкогольного опьянения стал серым и вонючим, словно дешевый номер гостиницы, который надо отмыть за пять минут, до того как в него въедет очередной клиент со снятой на ночь, проституткой.
Привычная трель "Нокии" вырвала хозяйку "Золотого жука" из состояния серого мира, напоминая, что та собралась, вообще-то, повеселиться, а не утешать хрупкую восточную девушку, которая, по большому счету, в ее утешениях и не нуждалась, напоминая старое, как мир, изречение "Восток — дело тонкое!"
— Анастасия Юльевна! — Дамиля сделала глубокий вдох, словно собравшись прыгнуть в омут с ледяной водой. — Ваша дочь, она, очень не хорошая. Злая, бездушная, ачиб... Она убьет за сережку... А за кольцо — проклянет всю семью!
— Такси у подъезда, золотой "Рено — Логан", номер 296. — Быстрой скороговоркой отчиталась в трубку диспетчер и, дождавшись "да, спасибо, уже выхожу" — переключилась на другого абонента.
— Ну, не убивать же ее теперь... — Анастэйша вновь натянула дежурную улыбку серьезной хозяйки серьезного бизнеса. — Авось...
* * *
*
Мелкие обрывки воспоминаний крутились в голове калейдоскопом, отказываясь складываться в нечто удобоваримое. Судя по приятным ощущениям между ног — "проход по барам" прошел успешно, судя по зудению пятой точки — приключения на нее она нашла в полной мере. В самой полной... На всякий случай, Анастэйша провела рукой по "местам схваток и боевых действий", пытаясь оценить "масштабы разрушений и причиненных убытков", мысленно прощаясь с дорогим бельем от "Виктории" и ожидая самого худшего. И, если белье было не жалко — кто смотрит на тряпки, когда "гуляет рванина", то вот к собственным органам...
На удивление, тонкие пальчики не нащупали повреждений, не вызвали болевых ощущений и вообще, такое впечатление, что ее нежданный любовник оказался на редкость искушенным в деле женского оргазма. Сама того не замечая, Настя дала волю фантазии, придумывая таинственного героя и отрубилась, вдыхая чуть сладкий запах, идущий от воздушной подушки, в ярко-синей наволочке.
"Сон алкоголика крепок, но не долог..." — Эту истину Настенька услышала один раз, в автобусе, когда, две впереди сидящие бабульки, азартно обсуждали своего соседа, у которого обнесли квартиру, пока он спал. Вынесли даже диван, аккуратно сгрузив его владельца на лохмотья паркетного пола.
"Синяя наволочка, синий пододеяльник и нежно-розовая простыня — пожалуй, я поторопилась придумывать себе непревзойденного героя..." — Анастэйша спустила ноги на пол, наслаждаясь касаниями длинного ворса, совсем не дешевого ковра.
Пестрого, как... Как... Как...
Не подобрав сравнения, Настя приняла вертикальное положение и заоглядывалась по сторонам, в поисках дверей, окон, камина, вентиляционной решетки — да чего угодно, лишь бы выбраться из этой странной комнаты до возвращения владельца!
Нашла даже ДВЕ двери — одну в подобие санузла, с "пиджопником"-унитазом, по виду — деревянным, тепленьким и очень удобным. Только отчего-то без бачка. Правда и запахов сортира, сколько Настя не принюхивалась, так и не проявилось. Там же, за экстравагантно заросшей побегами винограда, занавеской, обнаружилась трехметрового диаметра лохань-"джакузя", с торчащими во все стороны, зеленеющими побегами странного растения, имеющего дико волосатые листья разного размера — от, почти микроскопических, до "языка" в полметра шириной и метра полтора — длиной. Стоило Насте прикоснуться к одному из листьев — из осторожности она выбрала размером поменьше — как тот, зашевелил свой шерстью, ластясь, как маленький котенок, соскучившийся по любимому хозяину.
Вторая привела владелицу "Золотого жука" в громадную гардеробную, метров 20-25 длиной, с рядами подставок для обуви, плечиками для одежды, ящиками для перчаток и полочками под шляпы и сумочки.
Почти пустыми. На паре плечиков висел сине-розовый купальный халат, стабильный, "безразмерный" юнисекс подходящий и стандартной женщине, и субтильному мужчинке, ростом под метр семьдесят... Второй находкой, висящей на плечиках по соседству с халатом, роскошное мексиканской пончо, полосатое, красно-желто-синее, с прыгающими попугаями, индейцами, потрясающими копьями и цветами подсолнухов, по подолу.
Надев пончо, молодая женщина покрутилась у ростового зеркала, оценивая себя в новом прикиде.
Выглядело, в общем-то, совсем и не плохо. Хорошо выглядело, если честно.
Насте и самой понравилось — все было словно для нее приготовлено, под нее подогнано, ради нее — изготовлено.
"Еще бы туфли и, можно было бы снова отправляться на поиски приключений..."
Выйдя из гардероба в комнату, Анастэйша замерла — вместо траходрома, в центре комнаты стоял тяжелый, деревянный стол, с дымящимся самоваром, с десятком, накрытых серебристыми крышками тарелок и куклой-грелкой, под которой — можно было и к гадалке не ходить — притаился заварник.
Подняв крышку, украшенную не читаемой монограммой, женщина поспешно ее закрыла — кусочки мяса, розовые, в кроваво-алой подливе, с отчетливым запахом теплой крови — это не совсем то, чего желал ее испорченный в студенческой молодости, перекусами и "дожираком", желудок.
Во второй тарелке что-то шипело и, судя по странным звукам, процарапывало себе путь на свободу сантиметровыми когтями. Отодвинув странную тарелку на другой конец стола, подальше от себя, Настя с опаской открыла очередную "монограмистую" посудину.
Аромат свежей окрошки, на квасе, с островком белоснежной сметанки покорил Настю с первой молекулы. Отбросив в сторону все вопросы, вооружившись столовой ложкой, молодая женщина впала в грех чревоугодия, млея и тая, едва не мурча от удовольствия.
— Завидный аппетит. — Звенящий, словно колокольчики, детский голос заставил Настю спустить ноги на пол и устроится на стуле степенно, как полагается воспитанной гостье.
"Надеюсь, это не его дочь..." — Успела подумать Настенька, оборачиваясь к говорящей.
Миг, удар сердца, хлопок ресниц и Настя оказалась на столе, вооружившись тяжелой серебристой крышкой в качестве щита и ложкой для яиц, в качестве орудия убийства.
Здоровенная сколопендра, с детским личиком и длинным рядом суставчатых лапок обиженно замерла ожидая продолжения представления.
По жизни Настя далеко не трусиха. Могла, без особого напряжения нервей или совести, запросто пристукнуть веником мышку, забравшуюся на дачу и шурчащую каждую ночь за плинтусом, тапком придавить паука или таракана — за милую душу.
Вот только двухметровая сколопендра требовала соответственного тапка, которого у Настеньки, с ее 36 размером девочки-дюймовочки, не было вовсе. Никакого. Ни "соответственного", ни "несоответственного".
Зато была посуда на столе, горячий самовар и собственный голос.
От летящего самовара тварюга ускользнула, на удивление резво двигая всеми своими лапками, а вот тренированные легкие и голосовые связки бывшей студентки, владелицы непростого бизнеса и бывшей матери-одиночки (что с того, что родители были рядом? Мужа нет — одиночка! И точка.), выдав на-гора истошный вопль, заставили сколопендру свернуться аккуратным колечком, спрятав обиженное личико между хвостов и не отсвечивать, во избежании продолжения звуковой атаки.
— И, зачем ты моего косинуса до полусмерти запугала?! — Появись дедок в розовых купальных трусах на 10 сантиметров левее — отговорился бы, на всю оставшуюся жизнь: серебристый судок, пролетел у его виска, обдав брызгами теплой крови и оставив на плече шмат сырого мяса, вместо блестящего эполета.
Анастэйша, шипя от боли в отбитом большом пальце правой ноги, сердито сверкнула глазами, намекая появившемуся старикашке, что пугать едва одетую женщину внезапным появлением, да еще и в таком непрезентабельном виде — дело смертельно опасное.
— Ты что творишь, чудовище! — Дедок тоже решил продемонстрировать командный голос. — Это же — эльфийское, отборное мясо! В собственной крови!
— А я люблю прожаренное! — Настя выдохнула, уже понимая, что погорячилась, но...
Слово за слово, словесная перепалка стала стремительно набирать обороты, грозя превратиться в настоящий торнадо, после которого, в целости, остаются только крепко привинченные к полу, предметы.
— Остановись, самка бахматрицы! — Дедок воздел руки к небесам, то есть потолку, чертыхнулся и замер. — Чуная тебе на все копыта!
— Сам ты, трахтибидохтер...! — Настя, от количества свалившихся на нее оскорблений, сравнений и аналогий, перешла на старый, добрый, студенческий сленг, уже неоднократно выручавший ее в разный ситуёвинах. — Му-ак старый!
— Я — не старый! Я — Умудренный!
— Седина в бороду — бес в ребро, Умудрененький ты... — Ехидно поинтересовалась Анастэйша, решая про себя две задачи — как спуститься со стола и как весь этот разговор перевести в русло нормальных, конструктивных переговоров.
— Ну, не без этого. — Дедок внезапно сменил гнев на милость и мило покраснел, отчего Насте стало даже стыдно, за свою несдержанность. — Не без этого... Но ведь тут такой шанс, я и забыл, когда такое подворачивалось...
— Трусы подтяни... Те... — Настя сделала осторожный шаг по столу, перешла на стул, а с него решила спрыгнуть на пол, радуясь внезапному примирению.
Ага. Три раза — ага.
Едва она покинула сиденье стула, ожидая оказаться на полу обеими ногами, как чудесным образом оказалась снова на столе и уже — без пончо.
Дедок расплылся в довольной улыбке, рассматривая Настю-во-плоти и неглиже.
— Хороша-а-а-а-а! — Мечтательно щелкнул языком и едва успел увернуться от очередного, посланного в полет, блюда. — Горяча-а-а-а! Но — нафиг не нужна...
От услышанного, Настя и вовсе потеряла дар речи, развернулась к обидчику пятой точкой и, изысканно наклонившись, сняла с заварника куклу-грелку, прикрыла ею филей и совсем не царственно спрыгнула на пол, решив не заморачиваться со стулом и обещая самой себе, что старикашка ответит за всё. И, за "нафиг не нужна" — дважды!
— Не обижайся. — Услышала она новый голос за спиной. — Нефекл нормальный дух, только вечно голодный и оттого — падкий на развлечения. Каюсь, мы с Боянай дали ему много свободы и сил, но причинить тебе вреда он бы не смог, можешь мне поверить.
Хлопок в ладоши и кукла исчезла, а пончо вернулось на свое место.
— Я приношу свои извинения.
— Извинения принимаются... — Настя развернулась, внимательно рассматривая стоящую у двери гардероба, пожилую женщину, полноватую, коротко стриженную, шатенку с желто-карими глазами в легких, судя по виду — льняных — брюках бардового цвета и оранжевой футболке навыпуск. — Здравствуйте.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
