Небо и земля

— Дождешься? — прочитала Айями по губам и ответила беззвучно: "Да".

Можно подумать, у нее имелся альтернативный ответ.

Но Веч спрашивал не потому что сомневался.

— Дождись, — велел и поцеловал без малейшего намека на нежность, оставляя синяк. Для того чтобы запомнить и вспоминать. Тогда и дни в разлуке пролетят незаметно.

Он разжал объятия также резко, как и схватил. Закинул автомат за плечо и, постучав кулаком по двери, ушел, не оглядываясь.

Поначалу трудно вытерпеть, дожидаясь. И согревать себя мыслью о том, что он тоже думает и вспоминает. А потом проще. Ожидание становится неотъемлемой частью будней, с ним свыкаешься и почти не замечаешь сосущего чувства под ложечкой.

Все ждали в войну, а куда деваться? Но для Айями отсчет вдовьей жизни начался с первых месяцев. А каково пришлось женщинам, ждавшим близких с фронта три или четыре года? И ведь для некоторых по злой иронии судьбы все надежды разбились вдребезги накануне капитуляции.

Только вот ждала Айями не того, кого следовало бы. Чужака ждала, который своими руками лишил жизни немало её соотечественников, стремясь к победе. "Что было, то было. Война закончилась, и взаимная ненависть угаснет со временем. Всем нам нужен мир, чтобы без страха растить детей и восстанавливать разоренную землю" — повторяла Айями в молитвах, склонив голову перед образами святых.

Господин подполковник возвратился из командировки проголодавшимся по обществу Айями, и его нетерпение не могло не польстить. Вечерние встречи возобновились по старому распорядку. Но в разговоре за ужином Веч обронил:

— Возможно, придется чаще бывать в штабе.

Предупредил, словно бы оправдываясь, мол, готовься к частым отлучкам. Айями кивнула сдержанно. Надо так надо. Ей же проще. В конце концов, она не жена и не невеста, чтобы тосковать по любимому и слепнуть от пролитых слез, лежа ночами в холодной одинокой постели.

Спрашивается, кого она убеждает?

Жизнь состоит не только из разлук и встреч с человеком, ставшим дорогим сердцу. У жизни свой сценарий, по которому она периодически макает в реальность и напоминает о ролях, отведенных актерам.

Возвратившись в гарнизон, Веч вернулся к ежедневным рутинным обязанностям. А какие обязанности у даганского офицера? О том Айями не знала. Случались спокойные дни, а, бывало, он срывался и уезжал в рейд, порой на сутки и дольше. И хотя не откровенничал о делах, их заменили слухи, гулявшие по городу. Они же худо-бедно компенсировали информационный голод. Население обменивалось сплетнями о том, что Сопротивление периодически щиплет даганнов, устраивая диверсии. На отдаленных постах и заставах случались перестрелки, звучали взрывы, и госпиталь пополнялся ранеными. Но от Айрамира по-прежнему не было вестей. Каждый раз, когда привозили тела убитых амидарейцев, Эммалиэ, повязав траурный платок, отправлялась в храм. Для опознания. А возвратившись, устало опускалась на табуретку возле двери.

— Ну как? — спрашивала Айями тревожно.

— Нету его, — отвечала Эммалиэ, стягивая с головы скорбный атрибут. — На этот раз трое. Из наших никем не опознаны. Я поставила свечку вместо их жен и матерей, а Изиэль отчитал упокойную. Охохонюшки. Каждый раз, как побываю в храме, тяжко на душе, точно спелената она.

— Эдак сердце не выдержит. Давайте, я буду ходить на опознание. Ну, или поочередно.

— Лучше помолись, чтобы впредь не понадобилось его надевать, — сказала Эммалиэ, бросив платок на трюмо. — И не волнуйся обо мне. То Хикаяси приходила за жатвой, её дыхание не спутаешь ни с чьим другим. А у меня с ней свои счеты. Так что я продолжу справляться среди мертвых, а ты спрашивай о раненых. Говорят, двоих поместили в тюрьму. Расстреляют или передумают?

И Айями расспрашивала. Единственного человека, знавшего всё и обо всех в силу профессионального долга и ставшего единственным связующим мостиком с Айрамиром. По выходным, набрав в сумку продуктов и хозяйственной мелочевки, Айями отправлялась в больницу "на прием". Содержимое сумки предназначалось не столько для Зоимэль, сколько для Сопротивления, а иначе врачевательница категорически отказывалась от щедрых даров. На "приемах" общение с Зоимэль в виде записок вошло в норму. Вслух Айями жаловалась на головную боль или переутомление, изображая пациентку, и заодно успевала прочитывать короткие строчки о том, что парень жив, здоров и находится в гуще событий.

Как правило, на следующий день после посещения больницы на Айями выплескивался целый ушат раздражения от господина подполковника. Пойдя на поводу у недовольства "докторицей", Веч и не пытался скрывать свою осведомленность о визитах к ней.

— Сплошное шарлатанство взамен помощи. Пусть тебе назначит лечение профессионал. Я договорюсь с Оттином.

— Откуда ты знаешь, что я ходила в больницу? — удивилась Айями вполне искренне.

— При входе есть пост, не забыла? Обо всех посетителях указывают в рапортах.

— У меня нет оснований не доверять Зоимэль. К тому же, недомогание оказалось незначащим и быстро прошло благодаря её советам.

— Скорее, благодаря самовнушению, — не унимался Веч. — Сама посуди, разве уксус может избавить от мигрени?

— Так ведь лекарств у нас давно нет, лечимся народными средствами, — улыбнулась Айями. — Как ты узнал, что у меня болела голова?

— Зачем еще ходят в больницу? По статистике чаще всего болят зубы или голова, — ответил он ворчливо.

А вечером в посылке обнаружилась склянка с болеутоляющими каплями. Зеленоватая жидкость пахла анисом и мятой и горчила на вкус. В другой раз курьер доставил флакон с этикеткой, сообщавшей, что содержимое — не что иное, как тонизирующая витаминная добавка, способствующая снижению утомляемости.

И оба — Айями и Веч — делали вид. Айями делала вид, что не догадывается о прослушке в кабинете врачевательницы. А Веч делал вид, что никаких подслушивающих устройств в больнице в помине нет.

Однажды на обеде Мариаль с заговорщичесим видом поманила в уборную.

— Я могу достать таблетки, чтобы уберечься... от беременности.

Последнее слово она произнесла, покраснев.

— Откуда? — изумилась Айями. Каким образом напарница раздобыла таблетки? Неужели связалась с Оламкой?

— Из надежных источников. Через знакомую хорошей знакомой, — ответила девушка туманно и добавила, заметив нервозность Айями: — Не беспокойтесь, здесь не прослушивают.

— Ты уверена, что это именно те таблетки?

— Стопроцентно. Конечно, ни один препарат не дает полной гарантии, но вероятность осечки низка.

И всё же Айями сомневалась. Но об Оламирь не упомянула, решив не нарушать уговор о молчании.

— А что взамен?

— Крупа и консервы. По пять штук за упаковку. Хватает на месяц.

— Сносно, — согласилась Айями.

— Что вы, это фантастически дешево! — воскликнула Мариаль и, опомнившись, понизила голос. — Я бы заплатила и больше.

Да и Айями, не задумываясь, отдала бы многое за бесценное средство, но в другое время. А сейчас в этом нет необходимости благодаря Вечу.

— Господин В'Аррас знает?

— Упаси святые! — испугалась Мариаль. — И не должен знать, как и господин А'Веч. Иначе проведут дознание и арестуют.

Айями задумалась. Если напарница уверена, что господин помощник не одобрит её хитрость, значит, Веч пошел на должностное нарушение, вложив желанный флакон в посылку. А следовательно, нужно помалкивать.

— Ты не интересовалась, кто и где достает таблетки?

— Точно не знаю. Кто-то из наших, кто работает в госпитале и имеет доступ к лекарствам, — голос Мариаль понизился до шепота. — Вы же понимаете, если даганны узнают об утечке, нам всем не поздоровится.

— Конечно. Рот на замке, — заверила Айями.

Кто поставляет таблетки? И снабжает не только Оламку, но и других амидареек. Однозначно, это не Зоимэль, даганны ей не доверяют.

Айями стало стыдно. Напарница побеспокоилась, предложив решение деликатной проблемы, хотя и рисковала провалить цепочку посредников. Зато Айями малодушно обрадовалась щедрому подарку господина подполковника, не вспомнив о женщинах, оказавшихся в похожей ситуации. И теперь лихорадочно придумывала логичный отказ от предлагаемой помощи.

— Я чрезвычайно признательна за неоценимое предложение, но, думаю, пока что особой пользы от таблеток не будет. Доктор сказал, при нерегулярных... при неустойчивом здоровье можно не опасаться беременности.

Убедительно ли прозвучало?

— Понятно, — отозвалась девушка разочарованно.

Айями не знала, куда деваться от стыда за враньё. Она питала искреннюю симпатию к Мариаль и в утаивании правды видела нечестность.

— Но когда здоровье наладится, я обязательно обращусь за помощью, — заверила Айями и мысленно попросила прощения у святых за спонтанную ложь.

— А вы обсуждали с господином А'Вечем будущее?

— Имеешь в виду судьбу Амидареи?

— Не только. И будущее вашей семьи тоже. Аррас однажды обмолвился, что даганны рано или поздно закончат свои дела в нашей стране и вернутся на родину.

Мариаль еще повезло: господин помощник случайно проговорился. Зато Веч категорически отказывается обсуждать этот вопрос.

— Постой, — осенило Айями. — Господин А'Веч советовал уезжать в Даганнию до того, как растает снег. Как думаешь, наверное, потому что даганны покинут Амидарею?

Она взволнованно заходила по уборной, рассуждая.

— Вот оно что. Я думала, весной риволийцы возобновят военные действия. Союзники они или нет? А получается, даганны уйдут с нашей территории, и войны не будет. Это же замечательно! Вот почему он собирался подавать в отставку! Но зачем рекомендовал отправиться в Даганнию? Если дела обстоят именно так, то уезжать незачем.

— Значит, вы останетесь в городе, когда даганны уйдут? — спросила тихо Мариаль.

— Конечно! К чему вопросы? — удивилась Айями, сияя. Её взбудоражили сногсшибательные выводы. Даганны вернутся домой, но сначала вывезут из Амидареи всё, что более или менее транспортабельно. Ну и пусть. Зато потом руководство страны займется восстановлением разрушенного хозяйства. Будет трудно, но это не беда. Главное — свобода от гнета победителей.

— И я бы хотела остаться. Но сомневаюсь, что нас оставят в покое.

— Нас? — нахмурилась непонимающе Айями.

— Тех, кто тесно общается с даганнами, — пояснила Мариаль. — Наши не простят.

— Весь город работает на даганнов. Все одинаковы, — возмутилась Айями.

— Говоря "тесно", я имела в виду близкое знакомство, — отозвалась девушка смущенно.

Айями растерялась. Она, конечно, допускала, что когда-нибудь правда об отношениях с Вечем выплывет на поверхность, но не рассматривала последствия "близкого общения" под углом, озвученным напарницей. А та продолжила:

— Я размышляла о будущем. Благодаря таблеткам нет необходимости в бегстве за горы. Когда даганны оставят город, мы с мамой уедем на север страны. Туда, где нас никто не знает. Аррас говорил, там есть уцелевшие поселения. Найдем жилье, я устроюсь на работу. Заживем с чистого листа.

— Как же так? — опешила Айями. — Думаешь, наши догадываются о тебе и о господине В'Аррасе?

— Как сказать... Мне напрямик не говорят и маме не пеняют. Но я уверена, соседи знают. Боятся, видимо, что пожалуюсь, и их накажут. Я же не слепая и не глухая. Замечаю и косые взгляды, и шепотки за спиной... И потом, среди бела дня трудно не обратить внимания на даганский автомобиль у подъезда.

— Днем? — удивилась Айями.

— Ну да. Аррас присылает машину по выходным... до гостиницы, — выговорила Мариаль с затруднением.

Айями не нашлась с ответом. Она-то, в отличие от зоркой напарницы, мало что замечала. Да и когда бы? Утром торопилась на работу, вечером приезжала домой, не сталкиваясь с соседями нос к носу. Разве что на набережной пересекалась с другими женщинами, набиравшими воду из проруби. Но покуда никто слова плохого в лицо не бросил, и снежком в спину не кинул. А оскорбительные высказывания Ниналини — как заезженная пластинка, из-за них не стоит и переживать.

— Господин В'Аррас знает, что ты не собираешься уезжать в Даганнию?

— Думаю, его мало интересуют мои планы. Если помните, не Аррас настаивал на покровительстве, а я попросила о защите. Аррас... он непонятный. Не грубый или, к примеру, злой. Наоборот, надежный, и я знаю, если потребуется, он защитит. Просто Аррас себе на уме. Зачастую из него невозможно и слова вытянуть, куда там до серьезных разговоров... Уверена, в Даганнии я буду лишней. Так зачем уезжать в чужую страну, где никто не ждет и не поддержит? — пожала Мариаль плечами. И вроде бы равнодушно сказала, но голос дрогнул. — К тому же, господин А'Веч нуждается в вашем обществе гораздо чаще, чем Аррас — в моем. От силы, раз в неделю.

Нашла, чему завидовать, — усмехнулась Айями. С другой стороны, это ли не показатель того, что мужские интересы распространяются в нескольких направлениях. Ведь даганны отличаются завидным аппетитом в отношении женщин. Неизвестно, как отреагировала бы Айями, урежь вдруг Веч частоту встреч без основательных причин. Наверняка его охлаждение уязвило бы до глубины души.

Вот как получается: и просто, и сложно. Просто — это физиология для даганнов, о которой, посмеиваясь, как-то упомянул Веч. А сложно — это глубокие чувства для амидарейцев, неотделимые от физиологии.

Но, несмотря на оскомину после насыщенного разговора, Айями воспрянула духом. Напарница озвучила страхи и сомнения, в точности одолевавшие Айями. Выговорилась как перед сопричастной и нашла солидарный отклик. Мариаль приняла смелое решение, а чем Айями хуже? Если уж выбирать, то она без сожаления предпочтет отчизну, нежели отъезд в неприветливую чужеземную страну. И сменит место жительства, лишь бы остаться с семьей на родной земле, среди своих. А чувства к Вечу... пожалуй, их начисто перечеркивал страх перед неизвестностью в Даганнии. Господин подполковник, как и В'Аррас, избегал разговоров о будущем. И упорство, с которым он обходил стороной скользкую тему, укрепляло уверенность Айями в том, что она не более чем трофей. Каприз Веча, который не поймут и не примут на даганской земле. К тому же, у трофея на шее хомут в виде дочери с матерью.

К вечеру волнение улеглось, но Айями пребывала в рассеянности, улыбаясь своим мыслям. В мечтах её будущее виделось в радужных красках. Веч же, наоборот, мрачнел с каждой минутой. Видимо, его задело, что Айями предпочла витание в облаках продуктивным постельным отношениям.

— Выглядишь загадочной. Поделишься? — спросил с ноткой раздражения.

— Не обращай внимания, это запретная тема, — отмахнулась Айями и прильнула, чтобы поцеловать и смягчить недовольство.

Веч насупился и замолчал, крыть ему было нечем. Если установил правила, изволь им следовать. За ужином он хмурился и поглядывал на Айями, опять предавшуюся мечтам.

— Ладно, — сказал Веч, заглушив двигатель машины у подъезда. — Давай поговорим о запретном.

Айями решила, что ослышалась. Надо бы прочистить уши.

— И ты ответишь на все вопросы?

— Я подумаю.

— Тогда это будет не разговор, а мой монолог, — ответила Айями, взявшись за ручку дверцы.