Так что, вернувшись домой, Ивор порадовал маленький Совет тем, что королевы у них, такие дела, не будет. А короля уже нет.
— Без короля нельзя! — таков был общий глас.
Жизнь без короля и помыслить невозможно! Если при неправедном короле земля не родит, скот не доится и не плодится, а людей косят глад, и мор, и прочие казни египетские, то что выйдет, если короля не будет совсем? А что угодно, вплоть до Ада на земле. Одной отдельно взятой.
— Пусть сида сама разбирается, — отрезал Ивор, — она в таких делах понимает больше нашего. А нам пока нужно приготовить все, что нужно для введения королевы. Вдруг что понадобится. Потому как королева или нет, а защищать народ от незримого — ее работа.
Место выбрали хорошее — на холме, хоть и не сидовском, под старой ольхой. Рядом родник. Совершенно во вкусе Неметоны место. Правильный камень для возведения — приволокли. Оставалось ждать, и ожидание было неспокойным. Смотритель, назначенный ко Кричащему холму принцем Рисом, все чаще обнаруживался вдали от холма. Жаловался, что холм стонет и шевелится, особенно по ночам. Что там внизу целый город, который сида запела насмерть — а теперь, стало быть, умертвия. Что он боится, очень боится... И тут же предлагал найденные в холме штуковины на продажу. А иногда, особенно под пиво, аж слезу пускал, рассказывая, что фэйри они, конечно, фэйри, недобрая гвинова свора, да у них ведь и дети были. У иных — и ворованные наверху. То есть — обычные. А сида их всех — именем Господним — и потолок на голову!
Бесплатный эль ему полюбился. Сидит, цедит помалу, рассказывает невероятное.
— Я ведь копать пробовал вдруг там богатства какие. Так куда там! Все завалено, не подступиться. Сплошной камень. А в этом камне — мертвые фэйри. Не такие мертвые, как из людей получаются, — оглянется, понизит голос, и вышепчет. — Другие.
Страшно, аж жуть. На прочие же расспросы в трезвом виде — отмалчивается, в пьяном — глупо хохочет.
Многие слушали. Пришлось Ивору встречный слух пустить. Мол, человечишка так старается оттого, что знает — сгонит его сида с хлебного места. Кому нужен недотепа — смотритель за чертовым местом, вся сила которого в том, что он принцем Рисом поставлен? Сам Рис, соседушка, власть над незримым имеет, потому как по сути вассальный король. Но одно дело — отблеск чужой силы, иное — своя. Уж сида-то, если из холма вдруг нечисть полезет, сумеет разобраться. Если уж Гвина победила, так ей, верно, сам Сатана не очень опасен...
Дня через три после Самайна пришли известия, что сида выздоровела — но на земли свои пока не собирается. А безымянная страна, которую все чаще назвали Неметонионом, нуждалась в защите от незримых сил. Наконец, Ивор решился и отправился за границу — поторопить ригдамну, а заодно и выяснить, как именно придется дальше жить. Не ждать же февральского окота без щита от нижних сил. Да и от горних. Так можно и без скотины остаться!
Теперь подновленная в бывшей столице колесница вызывала у встречных и обогнанных восхищенные ахи: как же, в правобережье Туи уже все ездят на сидовский манер. А разъяснять, что ты — не все, каждому не станешь. Но уж остановившись на придорожной ферме переночевать, Ивор сдерживаться не стал, и рассказал хозяину с семьей, как довелось ему стать знатным человеком, представителем народа, и что надо бы это как-то наглядно показать.
— Так подними на копье вымпел королевских цветов, — удивился хозяин, — дел-то! Так и будет видно, что ты по королевской надобности едешь.
Ивор в раздражении дернул ус.
— Да откуда ж мне знать эти цвета!
— Так она же их, наверное, носит!
Ивор попытался припомнить, что было надето на сиде во время осады. Ряса, точно. А цвет — и не поймешь, какой. Буро-синий, почти черный... Ну, и все. Еще, кажется, всаднические сапоги, которых она не жалеет, по грязи ходит. Так и сказал.
Фермер поскреб небритый дня три подбородок.
— Жена! — позвал.
— Чего тебе? Пироги сгорят!
— Не помнишь, чего на сиде было? Когда она к нам на Неметону заезжала?
— Когда заезжала — ряса. Не пойму даже, какого колера. Темная. А когда выходила в бой — оба платья белые, оба, кстати, верхних. Без вышивки... Ох, ну вот подгорели, точно... Алан, а ты у младшенькой куклу Неметоны посмотри. Она ее точно как сиду и одела!
Легко сказать — возьми посмотри. Куклу-Неметону с женской половины выносят редко, да с церемонией. Одно хорошо — с обрядом управилась младшая дочь фермера. Никого отвлекать от работы не пришлось.
— Вот, — сказал глава семейства. — А до того, как Немайн к нам заехала, сладу не было. То ли во младенчестве перебаловали, то ли еще чего... А теперь серьезная. Вырастет — ведьмой будет, точно.
Ивор между тем разглядывал куклу. Да, вся в белом. Алый плащ — это общее, воинское, она тогда на королевской службе была. Ну и какой вымпел приспособить к копью? Хотя... На белой накидке чернели нарисованные углем кресты.
— Это что? — спросил Ивор.
— Это мне рассказали, — сообщила девочка.
— Что рассказали?
— Что Неметона пелерину вышила. Вот так.
Ивор дернул ус.
— Белое с черным, — протянул он, — а хорошо. Ни у кого такого сочетания нет. А у нас, значит, будет. Ну, а не понравится ригдамне — поменяем!
Так что в Кер-Мирддин он въезжал уже едва не как посол сопредельной державы. Не удержался, надулся индюком. Вышло бы сущее посмешище — да первые же минуты поисков Немайн спесь поумерили. Хуже того — минуты плавно перетекли в часы — а поймать только-только вставшую с одра болезни сиду никак не получалось. Уж больно шустрая! Куда не сунешься, один ответ: да, была, уже ушла, даже убежала. Не перепутаете: зеленое с желтым платье, белая пелерина с премиленькими черными крестиками... И главное: уши.
Но самое большее, чего достиг несчастный посол, было лицезрение ригдамны издали. Едва завидев сиду, чуть дар речи не потерял — если при осаде ригдамна скорее напоминала монахиню-аббатису, то теперь это была хлопотливая хозяйка. Немайн металась по городу, и откровенно пыталась быть в трех местах одновременно. Ярко-зеленую молнию было трудно не заметить и совершенно невозможно догнать. После нескольких попыток Ивор догадался — очередное волховство.
Перехватить отца сиды, Дэффида ап Ллиувеллина, оказалось вовсе невозможно — вот усыновил человек ту, кого до Христа почитали за богиню — так и сам стал чуть не небожителем. Одна слава, что землю топчет — а поди поймай! Хуже, чем МЛАДШАЯ дочь.
А потому Ивор вздохнул, да потопал прямо в "Голову Грифона", справедливо рассудив, что уж домой к маленькому сыну Немайн непременно вернется. Ивор ошибся. То есть сида, конечно, вернулась — ближе к полуночи, только для того, чтобы провозгласить на пороге:
— Харальд, меня нет! Ни для кого...
И пробежать на хозяйскую половину.
Когда Ивор изложил дело бородатому иноземцу, явно состоящему у сиды на службе, тот только плечами пожал:
— Так она спит. После болезни устает быстро. Так вот до кровати добежит и свалится. Часа четыре поспит — и снова свеженькая... Так и живет: у нас один день, у нее два. Ничего. Раз дело важное, так ты ее подожди. Проснется вечером, дела у нее особого не будет: все еще спят. Ну, разве маленький проснется, с ним повозится. А там спустится перекусить. Тут-то ты и разговор заведешь.
Харальд не учел одного: проголодавшейся сиде печенку — последнее время вкусы Немайн полностью совпадали с епископскими — Гвен, заботливая сестра и главная повариха заезжего дома, велит принести прямо в постель. А ученицы, привыкнув к странному режиму, тоже спать не будут. Вот и получатся этакие посиделки — то ли вечерние, то ли ночные. Потом заорет маленький, Немайн устроит его у себя на коленях.
Эйра будет вызванивать на арфе шотландскую колыбельную, Анна — грызть тыквенные семечки, приготовленные по божественно расточительному рецепту: жареные да соленые. Это прямо сквозь шкурку! Когда половина, если не больше, дорогущей соли отправляется свиньям — вместе с шелухой.
Разговор при этом шел такой, что, услышь его Ивор, решил бы — заткнуть уши от греха. Обсуждали, во-первых, невесть куда исчезнувшую пророчицу, как раз голосом сиды и говорившую, а во-вторых — свежее ведьмовство. С пророчицей всем все было ясно, для учениц она свинюшка неблагодарная, а сиде — дите неразумное, но в своем праве: ну, пришла, так ведь не гнали. Вылечилась сама, помогла ухаживать, когда сама сида слегла. Квиты! Ученицы сразу подхватились и стали допрашивать Немайн: что она прочитала в Луковке, да куда та подалась, но сида молчала. Перешли на ведьмовство, понятней, а оттого и интересней. Да и сида охотно о нем шепталась. Даже удивлялась, что ученицам оно показалось несложным. Впрочем, таким на деле и было, представляя собой работу с примитивным нивелиром. Хороший студент на практике за пару дней освоит. При этом у не отягощенных искусом калькулятора и уже вполне постигших искусство вычисления арабскими цифрами в столбик учениц особых проблем сама процедура топографической съемки не вызвала.
Трудности возникли только с изготовлением самого прибора.
Мутное стекло, которое изготавливала местная гильдия, неплохо годилась в окна и на посуду. Даже лупы и зажигательные линзы вполне получались, и небольшие капсулы для уровней. Но Немайн оно не подошло! Сида очень злилась, в качестве ответа на извечное ученическое "почему?" подсунула остекленную трубку и предложила посмотреть. Анна с Эйрой увидели только мутные пятна. После этого Немайн собрала устройство безо всяких стекол: тренога, отвес, уровень, перекрестия — получилось похоже на странное оружие, которым целиться нужно, а стрелять — нет. Дальше стало еще интереснее: сида достала длинную и тонкую полоску льняной ткани и копейное древко, которое принялась раскрашивать в полоску.
За возней с льняной рулеткой и вешкой наблюдали обе ученицы, потому Немайн поминутно приходилось объяснять, что, как, и, главное, зачем. Эйра внимала и запоминала. Анна анализировала — и не боялась спрашивать.
— Наставница, но если нам нужно отметить угол, то нельзя ли обойтись подобием? Ты ведь говорила, что в геометрии от размера фигуры углы не зависят! То есть сразу, на треноге. И не бегать с рулеткой? И вешку можно только тогда оснастить одной большой перекладиной, а не многими рисками. Проще будет. Так, как говоришь ты, проводить измерения смогу только я. Ну, и твоя сестра, наверное. А так мы многих научим...
— Точность, — вздохнула сида. — Точность упадет. Надо считать допуск. Если мы сможем позволить себе подобие — пусть будет подобие.
Анна, ведьма настолько сильная и опытная, что, прежде чем попасть в ученицы к сиде, пыталась с ней соперничать, пожала плечами. По ее опыту хорошо исполненного подобия хватало всегда. Так вышло и на этот раз.
Так устройство, которое Немайн назвала странным словом "нивелир" обзавелось сменными ракурсными кольцами и окончательно превратилось в прицел, как у скорпиона, только лучше. А обучить добровольцев посмышленее работе с таким устройством довелось именно Анне. И это была только самая малая доля дневной беготни!
Главной заботой стало извечное: деньги. Дэффид явно видел в устье Туи всего лишь крепкую усадьбу, а потому на третий день по выздоровлении вручил приемной дочери тяжелый кошель с сотней полновесных солидов, и думать об этом деле забыл. Немайн же усадьба, пусть и крепкая, не устраивала. В ее планах значилась сильная, а лучше неприступная, крепость, защищенный порт, мануфактуры. То есть город. А значит, сотня золотых, которые отец отсчитал — "Из заработанного тобой на ярмарке приданого, дочь! Горжусь! Не подведи!" — на обустройство, должна была уйти очень быстро — здесь же, в столице, на первые задатки. Общая же стоимость строительства, по предварительным расчетам, составляла около десяти тысяч золотых. При этом сида твердо решила, что до возведения жилого донжона основной капитал, скрытно прикопанный до поры, полежит себе в земле. Уж больно цель заманчивая. Королевская казна поменьше — и то в позапрошлом месяце приманила норманнскую ватагу. А если забрать не все — найдутся жадные до ухоронок волшебного народа, вес лес перероют. И прощай, состояние.
Пришлось вертеться.
Ученицы с интересом наблюдали, как сида нарисовала на листе пергамента маленький кружок. Удивительно ровный и круглый. Правильней, чем если бы монету обвела.
— Это новый город, — объявила. — Кому он в таком виде нужен? А никому! А на ненужный город денег никто не даст. А что у нас есть, чтобы город стал необходим?
И провела ниже города горизонтальную волнистую линию. И спустила через него — волнистую вертикальную.
— Это берег моря и река Туи. Кому нужен порт в устье? Иноземным купцам. Вон, римский дромон чуть не утонул в реке, не доплыв до столицы. А тут у нас и починка, и отдых, и товары сверху можно спустить. Вывод — римлянам уже нужен. Опять же свежую еду и сладкую воду кораблям продают люди принца Риса — значит, и с ним нужно поговорить...
Пока Немайн недужила, греки построили себе подворье — не меньше размером, чем заезжий дом. Так что для визита к Михаилу Сикамбу пришлось переходить дорогу. Ту, что от моста до городских ворот. А это препятствие: Немайн вернулась в образ византийки, а значит, снова напялила башмаки на платформе и длинную сестрину рубашку, чтобы задрапировать удлинившиеся ноги, как положено благородной девице.
Вышагивая меленькими шажочками — а посох-трость сошла за балансир канатоходца — Немайн утешала себя тем, что внушительное сооружение из толстых бревен отлично перекрывает дорогу и простреливает мост, замечательно вписавшись в систему обороны предместья. Так что и разговор начался именно с этого. Если, конечно, исключить взаимные реверансы — точнее говоря, Немайн приветственно разводила руки, не рискуя слишком нагибаться, чтоб не рухнуть, а вежливость выражала больше радушной улыбкой. Михаил же отвесил практически поясной поклон. Разогнувшись, рассмотрел улыбку и слегка вздрогнул. В прошлый раз Немайн обошлась "китайской внимательной", а на этот перестаралась и выдала голливудский оскал. А клычки-то для человека у нее были, увы и ах, малость островаты.
— У меня и желудок такой, — пожаловалась, пока римлянин расставлял фигуры, и выбивал каждой по шахматному столику короткую дробь — руки меленько дрожали, — так что преосвященный Дионисий мне разрешил мясо во все дни, кроме рыбных — ибо рыба мне тоже полезна. Я хищник, Михаил — но хищник благонравный и к тебе весьма расположенный, так что пусть тебя не беспокоят знаки приязни, немного превосходящие требуемые по этикету.
Выиграв первую партию — Немайн старалась поддаваться незаметно, а в эндшпиле спустила ладью, после чего честно сопротивлялась — Михаил успокоился и стал пригоден к серьезному разговору. Конечно, выдавить некоторую сумму, пока собеседник в шоке, Немайн могла. Но то, что римляне — не американцы, успела уяснить. Римский купец столь же прагматичен — но не чужд благодарности и чести, потому как в темные века репутация человека надежного окупается стократно. У римлян — как и у других традиционных народов, одобряющих торговлю — неудачник выглядит именно как беспринципный рвач, которого любая открывающаяся возможность урвать сводит с ума — и не дает делать медленное, надежное — но оттого лишь более доходное дело.
