Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Так должно быть в идеале. По факту людей, идущих наверх по социальной лестнице, далеко не всегда ведут высшие идеалы, стремление дарить ближним добро и понижать энтропию в мире. Среди тех, кто возвысился над серой массой, начинается жестокая борьба за власть, приводящая к тому, что врезультате естественного отбора поднимаются наверх и сохраняют свои "посты" наиболее хитрые, коварные и беспринципные, отстаивающие что угодно, но только не интересы общества и той безликой серой массы, которая их однажды породила. В предельных случаях это приводит к тому, что поднимается бунт и беспредельщиков смещают.
Кроме того, для любого человека естественно желание обеспечить будущее своего потомства, а лучший способ это сделать — передать привилегии по наследству. Вот и получается, что после первых поколений новообразованной элиты, которые добились своего положения собственными кровью и потом, начинают появляться одно за другим поколения тех, кому просто повезло родиться в хорошей семье. И рано или поздно, просто исходя из теории вероятностей, в такой цепочке начинают появляться персонажи откровенно бездарные. И это не говоря о том, что тепличное существование "на всём готовеньком" и вседозволенность действуют разлагающе.
Несмотря на то, что даже самый бездарный представитель "старой" элиты имеет огромное перимущество перед рядовым членом общества за счёт того, что с детства живёт в определённых реалиях, знакомясь с прелестями элитного существования, учится командовать и управлять — даже несмотря на это, рано или поздно появляется внешний вызов, которому "старая" элита оказывается неспособна противостоять. После этого либо появляется новая элита, которая уничтожает или двигает в сторону от кормушки старую, либо — общество в том же виде перестаёт существовать. В первом случае цикл повторяется.
"Трудные времена рождают сильных людей. Сильные люди создают спокойные времена. Спокойные времена рождают слабых людей. Слабые люди создают тяжёлые времена".
При этом — нельзя говорить, что поведение общества всецело и полностью формируется волей элиты. Есть и воля народа, который очень сложно раскачать на что-то, но если уж он двинулся, сформировав единый для всех вектор устремлений — остановить его очень сложно. И я даже не о погромах, бунтах, революциях и партизанском движении. Может быть и просто мирное игнорирование, спускание на тормозах всех приходящих сверху инициатив. А может быть, наоборот, проявление излишней инициативы в отдельно взятых случаях.
Государства и отношения между ними можно было бы смоделировать как отношения людей. Поссорились, обиделись, договорлись, предали. Но такие воображаемые люди-государства — люди с тысячами лиц, поведением которых в каждый момент времени управляют воли тысяч людей. Иногда обращённое ко всем лицо может совершенно искренне улыбаться, в то время как плохо подчиняющиеся воле лица руки поднимают нож, а ноги вообще пытаются убежать куда-то. Нервные сигналы вообще, доходя до конечностей, могут очень сильно искажаться, и чем общество многочисленнее, тем оно сложнее в управлении.
Иногда какое-то из лиц может проступить сильней, и чья-то воля начать влиять больше. Но даже сильная власть никогда не становится полностью всеобъемлющей.
У сильной государственной власти, сосредоточенной в одних руках, есть одно большое преимущество — диктатор воспринимает государство как собственность, и относится к ней соответствующе. В таком варианте люди могут попадать на руководящие посты не только благодаря способности подсидеть ближнего, но и в силу профессиональных качеств, и с представителей элит начинают спрашивать всерьёз. Конечно, работает это только при наличии некоторого управленческого таланта и компетенций у правителя (яркий анти-пример — Хрущев).
Когда единого правителя нет, за власть соперничают приближённые к ней группировки, и для каждой из них государство является не собственностью, а ресурсом, откуда появляются коррупция, воровство, перетягивание одеяла, и подковёрная борьба и стремление к личной власти и обогащению могут нести вред для общества в целом.
Ещё, общество инерционно. Из теории автоматического управления: есть объект управления, есть датчики, позволяющие оценивать его состояние, есть орган управления, который формирует управляющее воздействие в соответсвии с данными от полученной с датчиков обратной связи и некоего "желаемого" значения (причём управление — это не выжать педаль в пол, в идеале оно подразумевает подачу сигнала строго определённой величины в строго определённый момент времени, иначе система пойдёт вразнос). Если объект управления склонен к инерции — могут возникнуть (и скорее всего возникнут) колебания, выходной сигнал будет мотыляться вверх-вниз от желаемого значения, пока всё не устаканится. К этому моменту, вероятно, потребуется подавать уже новое управляющее воздействие... А ещё могут быть люфт и гистерезис, когда какое-то время вообще не видно реакции.
Человеческое общество безусловно гораздо сложнее простой технической системы, но протекающие процессы во многом схожи, и это надо учитывать. То же колебание общественного мнения — во времена СССР, в 90е, сейчас.
Если обобщить, человеческое общество — это некая устойчивая структура (возможно — множество независимых структур), направленных на более эффективную эксплуатацию природных ресурсов для повышения конкурентоспособности данного общества в целом. Структура может формироваться традициями, религиозными догмами, законами, прихотью валстьимущих, уголовными "понятиями", в чём-то даже стихийно. Время от времени структура перестаривается, когда появляется более эффективный способ организации. Если власть продолжает управлять, как будто ничего не изменилось — будто водопроводчик, который птыается заткнуть воду там, где она течёт с особой силой, и перенаправить её туда, куда она течь по своему желанию не хочет — происходит революция, и старя элита смещается, либо — разрываемое внутренними противоречиями общество поглощается более устойчивым и успешным.
Крупные "срезы" истории человечества
У первобытных людей не было знати и "элиты", сами эти понятия появились много позже, когда охотники и собиратели научились пахать землю и пасти овец, и сообразили, что можно не самим погибать на поле брани, а платить кому-то, кто занимается этим профессионально.
Изначально люди жили небольшими племенами (потому что более крупные не способны были обеспечить себя пропитанием), были примерно равны по социальному статусу, охотились (или были падальщиками), занимались собирательством, еле-еле выживали и одинаково ничего не имели. Структура такого типа общества жёстко регламентировалась традициями, которые включали в себя опыт поколений и не допускали каких-либо вольностей — не соблюдение накопленных предками правил легко могло привести к гибели как отдельного индивида, так и всего племени.
Когда возникала потребность во вражеских скальпах, все, кто был способен, одинаково шли на войну, без преференций и поблажек. Разве что самый сильный и смелый избирался на роль вождя. Может, из тех времён и берёт начало наше подсознательное стремление к некоей "высшей" справедливости, когда вызывает возмущение очередной выкрутас депутатского сынка или сбивающей прохожих чиновницы, и когда люди выходят на баррикады ради призрачных идеалов, сулящих всем свободу и равенство. И это не атрибут современного общества — иначе откуда бы взялись все эти крестьянские восстания и баллады о Робин Гуде?..
Разделение труда — очень крутая фишка человечества, которая позволила повысить эффективность общины, увеличить плотность населения, количество узко специализированных индивидов и вероятность выжить в случае катаклизма. Но у неё был и свой минус. Появление касты воинов привело к тому, что со временем старый, в чём-то утопический первобытно-общинный строй сменился рабовладельческим (не везде, только там, где тепло — дикие северяне так и не "развились" до такого уровня цивилизации, ограничившись почти незаметным патриархальным рабством).
Потомственные земледельцы и скотоводы вскоре не смогли что-то противопоставить профессиональным военным, хорошо вооружённым, которые сызмальства обучались военному делу. Возвращаясь из походов с вереницами рабов, они всё больше пользовались своей властью, возможно даже и в отношении изначально свободных сородичей, и уж по крайней мере некоторые привилегии у них имелись точно. А наиболее агрессивные коллективы бывших охотников облагали данью слабые племена и дрались за возможность единолично их "доить" с конкурентами, что стало неким прообразом государства.
Где-то в те времена зародилась такая вещь, как "монархия". Современному человеку данная форма правления кажется дикой и архаичной, но у неё есть повышающее конкурентоспособность преимущество. В то время как в одной стране после ухода очередного лидера идёт грызня за власть между приближёнными — в той, где монархия, уже известно, кто будет следующий у руля, даже если это ребёнок, и следовательно готовность противостоять внешним вызовам выше.
Из античности с её рабством и философами мы пришли в средние века. А это — феодальное общество, где продукты питания добывают крестьяне, делая это более эффективно по сравнению с не заинтересованными в результатах труда рабами, и за свою защиту они платят процент (значительный) своей крыше, аристократам.
Да, вся эта знать — потомственные убийцы и головорезы, где чем злее и кровожаднее, тем лучше, хотя с поколениями они размякали и теряли свою "крутизну". Но то общество было довольно простым и жило по понятным правилам. Есть хозяева, банды профессиональных воинов, которые бодаются друг с другом за главный ресурс — землю, и они единственная власть, если не считать церкви. Есть живущие на их земле люди, которые платят за возможность относительно спокойно жить и заниматься "любимым" делом. Но с каждым столетием им живётся всё хуже. Я был удивлён, узнав, что к началу девятнадцатого века крестьяне в Европе стали гораздо беднее, чем в раннем средневековье, что кажется дикостью.
В то же время, развитие вольных городов с их ремесленниками и купцами, которые становились всё богаче, привело к тому, что власть перестала быть монополией аристократов, тогдашней элиты и владельца главного ресурса — земли. Старым хозяевам жизни пришлось потесниться, пустить к кормушке буржуа, горожан — владельцев денежных капиталлов, нового (но хорошо забытого старого, всё уже было в античности) ресурса, который начал значить для жизни человеческого общества всё больше. Буржуазные революции следовали одна за другой — в Нидерландах, Англии, Америке, Франции...
Функция старой знати в обществе обесценилась. Если раньше ни один крестьянин не мог противостоять профессиональной рыцарской коннице, даже сумей добыть доспех и оружие, теперь на поле боя главную роль стали играть вооружённые огнестрельным оружием рекруты, которых со временем начали набирать из простонародья. А террорист с бомбой легко мог взорвать хоть царя, хоть какого угодно сановника. Старый, проверенный веками порядок ломало повсюду, подстраивая общества под новые возможности и потребности.
Новые правила и новые экономические каналы перераспределения благ и управления оказались более эффективными и, пусть не всегда окончательно, сместили устаревшие формы. Феодальное, регламентируемое вековыми традициями общество, где каждый был обречён, вне зависимости от желаний и способностей, выполнять уготованную по рождению функцию, сменилось обществом капиталистическим — более гибким, управляемым в большей степени рациональными решениями.
Обнищание крестьян дало зарождающимся промышленникам дешёвую наёмную силу и позволило, наряду с ограблением колоний, завершиться индустриальной революции, что в долгосрочной перспективе сильно повысило уровень жизни человечества. Хотя каптиализм в своём первобытном облике был безобразен — десткий труд, нерегламентированные рабочие дни, отсутствие социальных гарантий, частые травмы на производствах, отсутствие пенсий и отпусков, в том числе и декретных.
При феодализме главным ресурсом была земля, управлял ею владелец — феодал, позволяющий крестьянам её обрабатывать, а конфликты и войны (утрированно) заключались в том, чтобы отобрать землю у конкурента. При капитализме гланым ресурсом стали деньги, которыми капиталисты давали "попольлзоваться" рабочим за, собственно, выполнение некоторой работы. Конкуренция и соперничество начались на новых уровнях — за рынки сбыта, дешёвую рабочую силу, необходимые для промышленности ресурсы.
Появились межнациональные корпорации, власти стран, подкармливаемые с рук банкирами и промышленниками, стали отстаивать в первую очередь их интересы. Кроме того, становление так называемой "демократии" стало фактически становлением "олигархии". У власти находятся одни и те же люди, которые могут между собой грызться за власть и конкретные посты, но не пускают в свой тесный круг (или очень редко пускают) посторонних (так, в самой демократичной стране государственные посты с завидной регулярностью занимают люди с подозрительно похожими фамилиями, не говоря о финансовых империях, власть над которыми остаётся в руках отдельно взятой семьи). Отстаивают они, само собой, в первую очередь свои интересы — другое дело, хорошие управленцы понимают, что наёмный труд эффективнее рабского, а работники должны быть довольны своей жизнью, чтобы не бунтовать и не создавать предпосылок к финансовым потерям.
Основная движущая сила капитализма — стремление заработать как можно больше. Способы достижения этого: дешевле произвести, дороже и больше продать. В идеале продавать надо туземцам, которые за стеклянные бусы с радостью отдадут хоть золото и жемчуг, хоть обращённых в рабство сородичей, хоть нефть и газ. Дешевле производить можно снижая зарплаты рабочим, закупая более дешёвое сырье — и, только в самую последнюю очередь, внедряя инновационные технологические процессы. Больше продавать можно расширяя рынки сбыто искусственно — выдавливая конкурентов, например, из своих колоний, либо естественно, за счёт повышения конкурентоспособности товара.
Отдельная, положительная для всех членов общества черта капитализма — дружественность к покупателю. Делается всё, чтобы потенциальный клиент расстался с деньгами, что приводит к появлению всё новых услуг, повышению удобства и уровня жизни. Свободный рынок, конкуренция и "голосование рублём" (долларом, чем угодно ещё) отсеивают ненужное, мотивируют промышленников вводить инновации — чего, например, не было в СССР, где руководство предприятий не было впрямую заинтересовано в каких-то изменениях, или шло на них крайне неохотно. Хотя свободный рынок это некий недостижимый идеал — у новых компаний мало шансов выбить себе место под солнцем, для получения конкурентоспособного продукта нужно долго тренироваться "на кошечках", то есть иметь рынок сбыта, покупателей, готовых приобретать даже не доведённую до совершенства продукцию — что новичку просто не дадут зубастые конкуренты. Недобросовестную конкуренцию никто не отменял, многие отрасли монополизированы. Тот же Рокфеллер на своём пути становления нефтяным королём разорял конкурентов одного за другим, не гнушаясь никакими средствами.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |