| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
При слове 'каменоломни' из угла донеслась новая порция нытья.
— Да где ж не запуганной ей быть? — ответила служанка. — Вы вон с ножом и в одном полотенце, да с пьяной рожей перед ней стоите. Она и у пиратов страху натерпелась, а ныне ещё и среди нежити побывала.
Я удивлённо вздёрнул бровь.
— Да вы с вашим братцем, да ниспошлёт доброму господину Великий Владыка здоровья, так нажрались на радостях долгожданной встречи, что не помните, как притащили сюда умертвие и давай в него парные игровые ножи метать.
— Да? И кто выиграл?
— Да никто. Токмо все шторы порвали. Менять поутру пришлось.
— А...
Я коротко метнул косой взгляд на рабыню.
— Ваша краля, пресветлая госпожа Танра, да ниспошлёт богиня жизни ей сотни лет красоты, может быть спокойна, вы девку не тискали, вы только её копчёной змеёй пытались накормить со словами, у вас там такого нет. Она же жуть как их боится, и змей, и мертвяков, она же северная. Там это за проклятие считают. А потом пытались оживить жареного петуха.
— Получилось? — с надеждой спросил я.
— Нет, хозяин. Но в печке его на всякий случай сожгла. Мало ли кто отравится потом.
— Может, ты ещё скажешь, зачем мы это делали? — с лёгкой улыбкой поинтересовался я.
— А я знаю, хозяин, какие дурные мысли вам в головы пришли? Вы как дети. Хорошо, что ваша матушка не видела, да продлятся её счастливые годы.
— Ладно, хватит об этом, — оборвал я речь своенравной и сварливой служанки, которая была при нашем доме ещё тогда, когда я ползал на четвереньках и не умел разговаривать. — Жратвы на нас троих и одеться.
— Да, хозяин.
— Пропойца, — буркнула молчавшая всё это время Мира.
Служанка поклонилась и вышла, чтоб через пять минут появиться снова с белоснежным платьем из тончайшего шёлка. В то же время я был уверен, что уже весь двор знает о наших выходках. Всё-таки некромант фигура видная, и его жизнь не утаишь.
Глава 2
Якорь на каменоломне
Мираэль я отправил домой за вещами, чтоб она могла поселиться в моей усадьбе на правах ученицы. Тагатория переодела напуганную Таколю в один миг, нисколько не постеснявшись моего присутствия, отчего перед моим взором предстала тонкая девичья фигурка с едва развитыми грудями. Та же Мира была в сравнении с ней пышногрудой нимфой, хотя и не обладала чем-то выдающимся. Как оказалось, веснушки покрывали не только лицо рабыни, но и тощие плечи и спину. Совершенно непонятно, что в ней брат нашёл. Если только из жалости подобрал. Впрочем, определённая интересность в ней имелась. Особенно привлекали внимание огромные изумрудные глаза, полные какого-то беззащитного обаяния, как у голодного бездомного котёнка.
Сам я оделся в короткую тогу цвета тёмной вишни с кантом из чередующихся чёрных и жёлтых полос, то были традиционные цвета гильдии некромантов. При этом дома предпочитал ходить в одежде светлых тонов.
На ноги наскоро нацепил добротные сандалии.
Но перед этим склонился над остывшей бадьёй и, воспользовавшись небольшим зеркальцем, мыльной кистью и бритвенным ножом, соскрёб щетину с лица и головы, как того требовал Устав гильдии некромантов. Не подобает служителю нашей профессии ходить с паклями.
После моего ухода бадью унесут слуги, а Таря протрёт пол.
Я встал перед зеркалом. В нём отразился высокий смуглый мужчина двадцати восьми лет. Лицо не то чтобы худощавое, но и не полное. Глаза карие. Гладко выбритая голова слегка поблёскивала в свете утреннего солнца, приникающего в дом. Нос прямой, мамин. Отцов нос, с лёгкой горбинкой достался брату, а вот его дочь тоже была с прямым носом, отчего шутили, что она больше похожа на меня, чем на него. При этом губы у нас с братом тонкие, а у Миры наоборот, пухлые.
— А вот и я! — раздался в зале звонкий голос, подтверждающий поговорку, что поминать лихо не стоит, в гости придёт.
— Зачем так громко? — спросил я, поворачиваясь.
Племянница стояла в дверях полностью переодетая. На ней сейчас красовалась лёгкая туника до колен из багрового шёлка, перетянутая двумя чёрными лентами — в области груди и вокруг бёдер. Если бы не эти ленты, то сквозь прозрачный шёлк были бы видны женские прелести. На левом плече туника прихватывалась золотой брошью, оставляя правое плечо открытым.
— Ты что так вырядилась?
— Я же ученица некроманта. Мне так положено.
Я вздохнул. Эта юная особа стоит на носу галеры и думает, что приплывёт раньше остальных.
— Ты пока не ученица.
— А как же клятва?
— Клятва клятвой, но мне ещё предстоит взнос сделать в казначейство гильдии за репетиторство. И за тебя надо внести вступительный взнос. Там бюрократов больше, чем истинных некромантов, и все как один важные.
— Не знала, — озадаченно произнесла Мира.
— Да, и пусть боги смилостивятся над нами, — громко выкрикнул я, а потом показал на рабыню. — Хватай эту, и пойдём.
— Темнятство, — выругалась племянница непонятным мне молодёжным говором, хотя я себя старым не считал, — она-то зачем?
— Потом поймёшь, — буркнул я и направился к выходу.
Летняя зала находилась на третьем этаже, и большие окна были только на ней. Остальные помещения либо имели узкие бойницы, призванные защитить от воров, либо выходили во внутренний дворик, мощённый мраморной плиткой. В центре дворика журчал небольшой фонтан, служивший как украшением, так и источником чистой питьевой воды. На фонтане стояли чары, поднимающие грунтовые воды по узким керамическим трубам вверх. Пришлось отдать хорошую сумму серебряных драхм опытному гидроманту, но работа того стоила.
Путь на каменоломню был длинный. Пешим ходом осилили его за полтора часа. По сути, сам городок обязан своим появлением белоснежному мрамору, что добывали недалеко от удобной бухты, и жемчугу, за которым ныряли вдоль береговой полосы в обе стороны от поселения.
Кроме того, здесь стоял небольшой морской гарнизон, занимавшийся ловлей пиратов, контрабандистов и залётных западных варваров, что были не прочь поживиться идущими для восполнения припасов торговыми судами.
Здесь же нашёлся и удобный перевал, позволявший вьючным караванам сократить путь в случае перегрузки с кораблей на целую неделю до княжества Полуденных владетелей. Оттуда в основном везли шелка́, специи, и диковинных рабов, а туда бумагу, мраморные изделия, хорошую оружейную сталь и свитки с целительными заклинаниями. Особенно славился заговор от зубной боли. Чары умерщвляли зуб, но не давали ему сгнить. Наша империя некромантов поставила это весьма прибыльное ремесло на поток. Зубы всегда у всех болели.
Кроме мёртвых, разумеется.
Со временем из промышленного посёлка расцвёл город и окружил мраморные копи со всех сторон. В него приехали умельцы по мрамору, ювелиры, кузнецы-оружейники и прочий мастеровой люд.
Благодаря мимоходным торговцам в городе появилось много коптилен, готовящих свинину, баранину, сыр и различную рыбу.
Усадьбы богатых людей, среди которых была и моя, воздвигались по большей части вдоль берега, на вечнозелёных холмах.
Я мог бы взять колесницу, но мне по нраву пешие прогулки, такие как сейчас.
Таколя всю дорогу молчала, таращась на кипящие жизнью и утопающие в зелени улицы, удивлялась огромным гроздьям винограда, свисающим с овитых лозой плетёных заборчиков, шарахалась от трудящейся нежити.
Умертвия, возвращённые к жизни усилиями некромантов, таскали тяжёлые тюки, амфоры и корзины, перекапывали землю и поливали сады. Худые до невозможности трупы с медными, серебряными либо просто деревянными масками вместо лиц пугали её.
Зато Мира не замолкала.
— Дядь Ир, а когда мы пойдём в гильдию?
— Завтра.
— А когда мёртвых оживлять начнём? — спросила она, сорвав с нависшей над дорогой ветки сочную грушу.
Кожура под её тонкими пальцами лопнула, и по рукам побежал сок.
— Точно не завтра. Завтра мы тебе книги в библиотеке возьмём. Купим ритуальные принадлежности. Да и вообще, замолкни. Голова болит.
— Да-а-а? — ехидно протянула Мираэль, а потом ухватилась рукой за колючий стебель розы, растущий вдоль дороги.
— Мира! — закричал я, схватившись за своё запястье.
— Нить Миссаны снимешь?
— Нет! — огрызнулся я. — Теперь я в ответе за тебя и не хочу, чтоб что-то случилось.
— А так?
Племянница подняла с дороги гвоздь и ткнула себе в бедро. Было видно, что она стиснула зубы от боли и захромала.
— Нет, — дёрнулся я, — я лучше откажусь от тебя. Отдам другому на попечение. Например, магистру Тулию.
— Да ты рехнулся! Все знают, что он извращенец! У него наложницы мёртвые! Я к нему не пойду! — закричала Мира, указав рукой куда-то в сторону, словно именно там находился мой коллега.
— Тогда к магистру Маркерию Край.
— А этот старый, как какашки Первого бога! Он даже двух слов связать не может.
— Он сильнейший в окру́ге.
— Он был им полвека назад!
— Тогда прекрати дурью маяться, — произнёс я.
Дальше мы некоторое время шли молча. Но это молчание, как ни странно, прервала не Мира, а Таколя.
— Гашпадин, дажвольте ваплош? — наконец, осмелев, осторожно заговорила она, когда наше путешествие уже подходило к концу.
— Да, спрашивай.
— Жачем у них машки на личщэ?
— Когда кто-либо из нашего народа умирает, то тело не предают погребению, а поднимают и вновь заставляют приносить пользу обществу. И чтобы лица родственников и друзей не сильно бередили душу, их закрывают. Сначала ведь мертвяков использовали там, где даже каторжане мёрли, как мухи, от непосильного труда, либо в виде солдат первой линии, ведь никому неохота махать киркой в угольной шахте, таскать по болотам бревна или получать первые удары вражеских копий и стрел. Это потом стали закупать для быта.
— Гашпадин, а что вы тагда земле пледалёте?
— Во-первых, мы не хороним, а сжигаем, а во-вторых, нежить со временем тоже рассыпается. Кроме того, родственникам умершего перед поднятием тела отдают сердце покойного. Его и предают огню. В специальном месте, которое зовётся Полем Покоя, ставится камень с небольшой нишей, куда вкладывается посмертный сосуд. Это такая кубышка размером с кулак. Она из стекла. Туда помещается прах, крышка плотно запечатывается прозрачной смолой и накладывается заклинание. Внутри в ритме живого сердца бьётся цветной огонь, а посмертный сосуд издаёт тихий стук. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Очень красиво ночью. Сверчки, ночные птицы и пульсация сердец. Камнем ведь не ограничиваются, часто там такие произведения искусства, аж дух захватывает. Статуи, миниатюрные храмы, фонтаны, стенки с барельефами и мозаиками.
— Штлашно, — тихо ответила рабыня.
— Не знаю, мне не страшно.
— Там ночняк, — произнесла Мира.
— Что?
— Ну, очень хорошо летней ночью. Мы там с девчонками вино пьём, — пояснила племянница таким тоном, словно я законченный недоумок.
Ох, уж эти подростки.
— А мама знает?
— Неа. Но ты же не скажешь. Я же твоя любимая ученица.
Я усмехнулся, и все снова замолчали.
Мы шли дальше по городу, один раз уступив дорогу паланкину, несомому четвёркой умертвий, оттуда мне кивнула с приветливой улыбкой знакомая горожанка. Я махнул рукой в ответ, а потом показал ладонью на пышную процессию посреди небольшой мощёной площади, обращаясь к Таколе.
— Смотри. Что ты видишь?
Таколя, затравленно уставившись на людей и не ответив, остановилась.
Толпа окружала фигуру воина в стальном доспехе-лорике и коротком шелковом плаще белого цвета, с полированной до блеска серебряной маской на лице, изображающей скорбь. Воин неподвижно стоял, держа в одной руке большой прямоугольный щит, а в другой копьё. На поясе у него в алых ножнах висел гладиус.
— Это похороны, — продолжил я монолог для испуганной девушки. — Ты спросишь, кого хоронят? Его. Того, кто стоит по центру. Да, он уже мёртв и поднят силами мастеров. Он мёртв, но продолжит служение родине, оставив своё сердце дома. Только достойные после смерти стерегут своих вдов и сирот.
— Чудосве́тность полнейшая! — восхищённо глядела на процессию Мира.
Меж тем воин сделал шаг, а затем другой. С каждым шагом окружающие его люди прикасались к мертвецу, оставляя разноцветные отпечатки ладоней. Синие, красные, золотые. Это были пожелания удачи не умеющему слышать и говорить, переставшему жить. Тому, чьё сердце осталось сверкать на Поле Покоя. Воин шёл ровным и лёгким шагом к распахнувшему объятия в ритуальном приветствии некроманту от пятого пограничного легиона.
— Дядь Ир, а ты же тоже воевал. Расскажешь потом? — повернувшись ко мне, спросила Мира.
— Потом. Но лучше приёмы самообороны некроманта покажу. Вдруг пригодятся.
— Зеленяк! Договорились! — коротко бросила Мираэль.
А потом мы молча дошли до места моей работы. Меня уже ждал другой некромант. Я должен был сменить его в бдении, а следующим полуднем сменят меня. Всего нас четверо. Он коротко рассказал о том, что случилось и о том, что не случилось за прошедшее с последнего моего бдения время, и ушёл домой. Я расписался в подшивной грамоте, что принял бдение.
В небольшом домике, где располагалась моя временная обитель, сразу появился управляющий каменоломней. На эти сутки предстояло наложить заклятие нетленности на сваи одной из штолен, дабы они не обрушили потолки, и поднять семнадцать свежих трупов, пришедших по разнарядке с горной каторги. Их уже выпотрошили, забинтовали и пропитали специальным раствором подготовленные работники. Осталось только оживить мертвяков.
Только дело этим не ограничивается. Нежить, такая как здесь, требует постоянного контроля. Нет, за ней не нужно следить из опаски нападения, наоборот, без воли некроманта они замирают, как марионетки, повешенные на гвоздик. Все эти триста трупов нужно завязать на свой разум, подстёгивать и толкать на действие, причём всех единовременно. К тому же такой работник умеет исполнять только то дело, которое может творить сам некромант, контролирующий его. Посему я умею махать киркой, пилить древесину, класть кирпичную кладку, носить коромысла с корзинами и даже биться в тесном строю. Адская работа, и к концу смены я сам буду немногим отличаться от мертвеца. Но и платят неплохо.
— Гашпадин, — тихо заговорила бледная Таколя, всё ещё находящаяся под впечатлением от увиденного, но понявшая, что убивать её не будут, когда мы остановились на краю мраморного карьера, чьи стенки уходили далеко вниз и чернели норами боковых штолен. — Зачем я вам?
— Да, дядь Ир, зачем? — подхватила вопрос Мира, вытирая пот со лба и держа в руке флягу.
Солнце встало совсем высоко и жарило не на шутку. Там внизу же копошилось множество неодушевлённых человеческих тел, иссушенных посмертием, как рыба солнцем, с лицами, закрытыми грубо выструганными деревянными масками. Это отражалось в больших голубых глазах северянки на пару с суеверным страхом.
— Вы видите, их сотни и сотни, — медленно начал я. — Каждый связан со мной. Каждый черпает щепотку меня. Каждому нужно вложить мою волю. У этого есть большой минус.
— Что ешть? — спросила северянка.
— Плохая доля, — пояснил я. — Это затягивает меня в мир мёртвых. Мне нужен якорь, маяк, чтобы не сойти с ума.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
