Ёлка или Хранить молчание обязательно

— Точно ни у кого в конверте нет особенной карты, а то тут их осталось... — он шутливо покосился на свой карман брюк, вызвав напряжённо-взволнованный хохот, — оба! А карты-то всё нет! — вот ведь, оказывается, как может, никогда бы не заподозрила в этом пугающем человеке массу обаяния и артистизма. Он с широкой улыбкой выделил это "особенной", и все бросились проверять свои конверты. А я, пребывая в откровенном ужасе, боялась даже вздохнуть, чтобы не спровоцировать падение ёлки. В буквальном, и фигуральном смысле.

Именно в этот момент под одинаково громкие и одновременно разочарованные и восторженные возгласы шеф вытащил из кармана очередной мятый конверт, демонстративно развернул его логотипом к залу и аккуратно вскрыл. Не разорвал как остальные, а осторожно именно вскрыл! А после с невероятно серьёзным лицом, на котором блестели чуть заметные капельки пота, медленно извлёк из него карту. Золотую! Слава боженьке и небесям! Золотую! Я так громко и с силой выдохнула, что Главный вытаращился на меня, а каркас ёлки соскользнул вниз до середины плеч, я его едва поймала. Жуть!

— С чем вас, дорогие друзья, и поздравляю! Последний конверт вскрывать не будем, нет смысла. А эта сумма, — он покачал мерцающей картой перед собой, — результат работы всех нас, она же и останется в обороте фирмы, умножая наше с вами благосостояние в следующем году! С новым годом!

Я обессилено привалилась к какой-то хлипкой опоре, кажется, это была гигантская снежинка и ждала, когда публика потеряет к происходящему на сцене интерес, потому что метаболизм и нервная система требовали одновременно шампанское принять и исторгнуть. Это нервное, я знаю. И вообще уже очень хотелось домой и чтобы больше никаких ёлок. Навечно.

Тем временем, из зала донеслось не слишком громкое за радостным "Happy New Year", но такое, что нам с Главным со сцены нельзя было не расслышать:

— Несправедливо...

— ...ну да, просто отжали в руководство.

— Лучше бы опять лотерею сделали, как в прошлом году.

— Точно! — сквозь явно большой глоток, — Спектакль, и всё подстроено!

Я видела, как с каждым услышанным словом лицо шефа превращается в красный бульдозер, а блаженно расслабившийся к этому моменту новогодний тамада, вытаращив глаза, бросается к сцене, пытаясь перехватить у главного микрофон. Но было поздно, шеф уже набрал воздуха в грудь и массовка слаженно замолчала. Музыка стала тихой, а в динамиках раздался противный, убийственный визг.

— А теперь Варвара Андревна напомнит нам, кто тасовал конверты! — Я тряхнула головой, в надежде, что мне послышалось, и с отчаяньем поняла, что нет, это действительно прозвучало! — Ну же! В самом начале праздника, под первый тост! Кто?

Но ответить мне, слава небесям, не пришлось.

— Я! Я конверты тасовала! — выкрикнула Лерочка из корпоративного отдела откуда-то из глубины зала. И тут же её выхватил из толпы яркий белёсый луч, а вокруг закружились световые сердечки. Кто у них там за пультом вообще? — Все видели, Виктор Алексеевич, вы чего? Там ничего подстроить было нельзя! И у Вари они стопкой торчали, и она крайний всё время брала. Я следила!

Бог мой! Она следила! Возможно, не только она. Даже наверняка! Это хорошо или плохо?

— Точно! — донеслось сбоку нетрезвым голосом заведующего по хозяйственной части. И музыкальная тема в динамиках сменилась весёленькой музычкой из "Каламбура", чуть заметно усилившей громкость. — Крайний. А может, так и задумано было, чтоб потом это ага... М? — говоривший сдавленно заржал, а я не удержалась и оглянулась на пульт. Ну точно. Из-за коробки с рычажками выглядывали кроссы, почти пустая бутылка с неопознаваемым содержимым и косматая макушка в одном наушнике сдвинутом на лоб.

— Викентий Ар...батьевич! — выругался шеф.

— Арба-ат! Вике-ентьевич, — громким, свистящим шёпотом донеслось всем тут же слышное из зала. И музыка наконец-то прервалась.

— Вот да! Именно! Прошу прощения, — шеф с досадой прищурился в затопившую вдруг зал темноту. Вот же самоубийцы. Не могли, что ли сделать вид, что так и надо? Начальство не ошибается, между прочим. — Уважаемые коллеги, дорогие друзья! Чтобы у вас не возникало никаких сомнений в отсутствии возможных подлогов, съемка вечера доступна любому желающему убедиться в чистоплотности организаторов и исполнителей! — Директор махнул кому-то вдаль, и все обернулись назад, чтоб увидеть, как лысый, в красивых тату и наушниках мужик с камерой на штативе и мохнатейшим микрофоном, сияя ослепительной улыбкой, достал флешку из всё ещё направленной на зал камеры и, торжественно прошествовав через толпу, вручил карту памяти шефу.

— Мы разместим это видео на сайте компании, — он поднял флешку над головой, и повторил: — Для всех желающих! Что ж. Вечер с вами был замечательным и красивым. Спасибо всем большое, — произнёс так, будто послал нас всех сразу далёким и очень дремучим лесом. — С наступающим Новым годом и... до понедельника! — Главный со злорадной улыбкой спрыгнул со сцены, за локоть сдёрнув за собой абсолютно не готовую к такому маневру меня. Динамики взревели "Gimme...", и толпа, в которую к этому времени превратилось наше собрание, удовлетворённо ринулась праздновать дальше.

Мы с ёлкой негодовали. Тайно. Задавать откровенно взбешённому мужчине вопросы и указывать на свои неудобства рискованно и чревато здоровьем, если этот мужчина волочит тебя по местами мокрому полу за руку, материальным благополучием, если это твой работодатель и честью, если на тебе сползающая ёлка... Я держалась. Молодец я в курсе.

Именно в это мгновенье нога моя ступила в пучок блестящего конфетти, и я уже не шла, а просто скользила вслед за шефом. Тот, перестав чувствовать моё сопротивление, радостно прибавил ходу и буквально вытолкнул меня на финдиректора с главбухом.

— Светлана Игоревна, Олег Николаевич! А составьте нам компанию! — задорно повелел он и с неотвратимостью пылающего ледокола рассёк толпу коллег в направлении неотложной эвакуации.

Зал гремел нам вдогонку нестройным "Новый год к нам мчится. Скоро всё случится!" и зловеще мигал красными огнями, вырисовывая на приближающейся двери всклокоченный силуэт шефа и летящий за ним, как на привязи, мой.

И будь я человеком посторонним, ни за что бы не поняла, что наш Главный не по плечу хлопает администратора, возникшего опрометчиво рядом, а таранит его перед собой на выход. Но я понимала и в чём-то даже сочувствовала бедолаге, не особо, впрочем. Помирать в компании всегда веселее потому что. А вызывать весь огонь на себя в мои планы совершенно сейчас не входило. И вообще, у меня ёлка! Почти разодранная, покосившаяся с грустными блестящими опилками на зелёной фате и звезда золотая еще на макушке. Хорошо еще, если макияж не поплыл от этих софитов, под которыми я три часа простояла. Мне сейчас вообще полагалось бы за вредность как минимум душ и к нему молоко. Как максимум... ох я свою фантазию никогда не ограничивала. Много мне полагалось. Но я не настаивала, потому что огонь на себя, вы помните и все такое. Поэтому я ободряюще улыбнулась беспокойно озирающемуся человечку в неважно сидящем праздничном пиджаке. Тот в ужасе дёрнулся и у него даже почти получилось от шефа отскочить, но Главный, на то он и главный, был быстрее: поймал бедолагу за лацкан и вытащил нас всех в фойе.

— А что, уважаемый, где бы нам тут поскорей уединиться? — шеф с полубезумным видом порывисто заозирался, притопывая в нетерпении ногой.

— Со мной?! — в панике вскричал посветлевший до белого администратор, так, что стал заметен корректор под глазами и, в общем-то, умело наложенный тон.

— Да вот хоть в гардеробе! — разрешил себе шеф, и мы все обернулись к огромному зеркалу на стене, отразившему то неповторимое, что непременно надо было бы запечатлеть для потомков: шеф взъерошенный, напоминающий собственный шарж, карикатура на внезапный и насильственный труп ёлки, казначеи нашей конторы, придерживающие друг друга за локти с одинаково вытянутыми лицами и плотный, бледный мужичок в серебристых пайетках.

— Нет! — безбрежный алярм в голосе ответственного за ресторанный зал грозил обратиться сверхзвуком, — Что же вы... Мы... То есть, у нас! Да к черту же! — и мужчина звучно выдохнув, наконец, собрался: — Отель в вашем полном распоряжении. Я провожу вас в конференц-зал!

— К дьяволу конференц-зал, — сквозь зубы пробормотал шеф и на полном серьёзе попросил: — Нам хоть в подсобку, только поскорее, — и двинулся было выполнять, но что-то его остановило. Возможно, внезапно наступившая абсолютная тишина. И даже еле слышное из-за плотных дверей фуршетного зала слабое унц-унц не могло перебить оглушающего этого момента.

Шеф замер и обвёл наше собрание горящим, почти вулканическим взглядом. Проблеск понимания неспешно разгорался на его сосредоточенном и суровом лице.

— Так. — Он запустил свободную от меня пятерню в волосы, повторил: — Так! — И взревел: — Вы что тут подумали?!

Что-что... Что кому-то... то есть, кто-то... не в себе сильно, в общем. Но все почему-то слаженно промолчали и так же хором отвели глаза в потолок. С нашими же лицами на нём, кстати.

— Вы что думали!? Что я, что я вот... это вот?!!! — и он весьма недвусмысленно ткнул в меня пальцем, одновременно брезгливо отбрасывая мою руку.

Ну, знаете!

— Ну почему же... — пробормотал себе под нос ресторанный администратор, бросил виноватый взгляд на главбуха с финдиром и громко добавил: — Нет-нет, что вы! Как вы могли... То есть, мы! Как мы могли... То есть, вы как могли! То есть,..

— Я понял! — проревел шеф и почти крикнул: — Помещение где?! — И, через мгновенье добавил: — Совещание у меня! Экстренное!

— Конечно-конечно, — на бегу бормотал административный мужичок и со словами: — Момент! — распахнул перед нами какие-то двери. — Помещение, — шёпотом выдохнул мне в затылок, и следом до нас донесся топот стремительно удаляющихся ног.

Мои ноги тоже бы с радостью удалились, но я была надёжно стреножена маскарадом и поэтому обречённо шагнула вслед за теряющим адекватность и, похоже, жутко рассерженным мужиком.

— Да что же произошло? — беспокойно поглядывая на стопки накрахмаленных снежно-белых скатертей и салфеток, спросила финансовая Светлана.

Главный быстро выудил из наставленной друг на друга кучи мебели в углу стул, чем вызвал опасный крен этой фантомно сбалансированной системы, и с размахом плюхнувшись на сиденье, изрёк непонятное:

— Тридцать лямов у нас произошли, Свет, — расстегнул третью пуговицу рубашки и с силой потёр шею. Устал мужик. — И вроде, с одной стороны, страшного ничего, сейчас или заблокируем счет, или дождёмся движения и... Млин, поймал, называется, на живца, — поморщился шеф и тоскливо вздохнул...