Звезда пленительного 35

Блок питания с умформером монтировался на самолете, и на саму рацию подавалось тридцать шесть вольт при частоте четыреста герц. В принципе, если самолет собьют, про это враги узнать смогут — но так как использовались "холодные" лампы, всю схему получилось залить компаундом — эпоксидкой с наполнителем из молотого черного кварца. При попытке ее сковырнуть тонкие провода, которыми была сделана часть схемы — а рация имела выходную мощность всего пять ватт — наверняка будут порезаны. А если они просто попробуют включить захваченное и перехватывать разговоры пилотов, то и вскрывать рацию будет бесполезно.

Потому что включать ее без самолетной "корзины" было нельзя. На самолете был закреплен небольшой магнит, а внутри залитой эпоксидкой схемы стоял простой "нормально-разомкнутый" геркон. И если рядом с ним магнита не было, то вместо радиосхемы включался небольшой нагреватель — который прожигал полиэтиленовую ампулу с плавиковой кислотой в небольшой полости с установленными внутри кварцами. Правда, кислота растворяла и саму нагревательную спираль — после прерывания контакта в которой через схему быстренько разряжался конденсатор на тысячу микрофарад...

Все хорошо — но стоила такая радиостанция немного меньше чем сам самолет, а делать их получалось максимум штук по пять в неделю. Армии же связь была нужна в гораздо больших масштабах. Полевые телефоны как-то проблему решали — но только "на местах" и не очень надежно, а большие радиостанции для связи штабов и стоили уже совсем безумных денег, и делали их по штуке в неделю. А с учетом "полной неремотнопригодности" больше десятка одновременно в армии как-то не приживались...

Прижились другие — крошечные дуплексные станции, сделанные на трех лампах и с дальностью голосовой связи хорошо если километра два. Впрочем, крошечными они были относительно — по сравнению с германскими полевыми: "мои" весили пять кил, а германские — около тридцати. А пять кил — это потому что и лампы в них были "обычными", и делались они "по современной технологии" — то есть корпус и шасси из листового железа, могучие трансформаторы внутри... У меня они использовались для связи между самолетами в эскадрильях, поскольку на каждый самолет "секретных" станций не хватало. А самолеты в этой войне оказались для России самым главным оружием...

Нет, пушки — тоже хорошо. Рейнсдорфовская (получившая у солдат прозвище "говнюшка" — но не в ругательном смысле, а "мелкая, но германца с говном мешает") неплохо помогала зачищать передовую от артиллерии (да и пехоты) противника. Но германцы притащили на фронт уже серьезные орудия — шестидюймовые гаубицы, стреляющие на пятнадцать и даже на двадцать километров, а в России артиллерии подобного типа вообще не было. Собственно для зимнего наступления в Галиции таких гаубиц было привезено почти полторы тысячи...

Доктрина Дуэ оказалась верной. А если эту доктрину украсить нужными прибамбасами — получается совсем хорошо. Тяжелая гаубица обладает одним недостатком — она тяжелая. И быстренько ее перетащить в другое место сложновато. А вражеской авиации наши войска практически и не видели — немцы дураками не были и быстро сообразили, что их самолетам ловить в небе над Россией нечего. Даже "По-2" — после того, как на них поставили моторы по двести пятьдесят сил — легко перехватывали любой аэроплан противника и делали из него летающую кучу щепок. Недолго летающую, причем в одном направлении — сверху вниз. Два пулемета, запас патронов в пару тысяч штук — этого обычно хватало даже на несколько тех же "Альбатросов", а русские самолеты летали звеньями по две пары. Причем летали исключительно по делу.

Потому что пока пилоты этих "этажерок" отдыхали, в небе постоянно барражировали пары "Шмелей". Совершенно недосягаемый для врага самолет (со скоростью под триста километров и высотой полета километров в пять) неторопливо порхал над вражескими позициями — и по рации вызывал "истребители" если наблюдатель замечал самолеты противника. Так как "По-2" делался довольно массово, а падал редко, аэродромы "истребителей" располагались буквально через каждые тридцать-сорок километров километрах в десяти-пятнадцати за линией фронта и им редко требовалось больше пятнадцати минут для перехвата.

Так что немцы очень скоро летать перестали совсем. Ну а "русские" — напрочь игнорируя даже прямые приказы командования — бомбами по германцу не кидались. Зачем? Из пушки-"говнюшки" пальнуть дешевле, да и точнее получится... Ну иногда все же бросали кое-что, так, по мелочи — все же серийно русская промышленность авиабомбы не производила, а снаряд в консервной банке пихать было вообще бесполезно: на фронт шли сплошные шрапнели для трехдюймовок, а снаряды от "говнюшек" бомбами были очень "слабенькими" — поодиночке у маленького фугаса, да еще в землю успевающего "закопаться", маловат эффект.

И немцы так и не поняли, в чем тут подвох... до тех пор, пока не притащили свои тяжелые гаубицы. Так как авиации противника в небе не было совсем — почти все самолеты германцы предпочли отправить на Западный свой фронт, где от них пользы было гораздо больше — то "По-2" летали "по гаубицы" вообще без помех. И сбрасывали на батареи дорогущие — по три с половиной тысячи рублей за штуку — бомбы. Небольшие, по семьдесят пять кил каждая. Заполненные окисью этилена...

Австро-германское наступление закончилось через две недели. То есть официально закончилось, а всерьез пытаться наступать они прекратили уже день на пятый. Но этим, собственно, все и ограничилось: бросать дорогущие бомбы по пехоте смысле не было, а она, очень неплохо ощетинившись мелкими пушками фирмы "Рейнметалл", пресекла идиотскую — на мой взгляд — попытку наступления уже русской армии. Под предводительством генерала Деникина (которого, по счастью, удачно зацепило немецким полуторадюймовым снарядом по голове и войска, тут же остановившись, серьезных потерь не понесли). Так что все "остались при своих" — но я-то знал, что в Галицию была стянута практически вся боеспособная авиация — то есть с радиостанциями, позволявшими ей действовать эффективно. Вот и пришлось мне брать паяльник в руки...

Буквально пришлось. Семен на своем заводике в подмосковном поместье собрал почти всех имеющихся в наличии радиоинженеров — человек семь у него вроде было. И полсотни рабочих, творивших "секретные" рации, включали в себя всех профессиональных русских "радиомонтажников". Для прочих радиоигрушек был еще один заводик, в Александрове, на котором рабочих было уже сотни полторы — но там как раз собирали "мелкие" станции, из тут же изготавливаемых радиоламп, конденсаторов, сопротивлений — и оставшиеся не задействованными два инженера с пятью техниками доводили спаянное местными "умельцами" до работоспособного состояния. А учить новых монтажников получалось некому. Наверное, все же подыскать кого-то было возможно — но тут уже вступал в действие "фактор секретности" — кого угодно на такую работу не поставишь, а время поджимало...

Тем более поджимало, что мне стали известны планы армии на лето четырнадцатого года. И не от кого-нибудь, а непосредственно от Николая Иудовича, ставшего вдруг генерал-фельдмаршалом и начальником "технических войск". Звание он получил за "взятие Кенигсберга" — город, окруженный со всех сторон и полностью лишенный подвоза морем, перед Новым годом капитулировал, когда тамошнее командование по результатам операции в Галиции сообразило, что ждать больше нечего. А новый род войск был организован как раз потому, что именно "спецтехника" победу (очень локальную и неоднозначную) в Галиции и обеспечила. Ну а так как авиация и радисты "подчинялись всем", то фактически они не подчинялись никому — и это дело требовалось исправить.

А как только исправили, Иванов меня и пригласил "побеседовать":

— Александр Владимирович, я попросил вас приехать дабы обсудить самые насущные вопросы по обеспечению войск. Вы мне очень помогли в Восточной Пруссии, победа в Галиции тоже в большей степени достигнута с вашей помощью оружием и новыми техническими средствами. Но, согласитесь, война уже затянулась до неприличия...

— Я-то согласен, да что толку?

— Я вас давно знаю, как человека весьма России преданного, поэтому скажу то, что известно считанным людям: Император принял решение этим летом перейти в решительное наступление и одержать в нем победу.

— Ну кто бы сомневался: решил решительно все решить и ворога порешить... я-то тут при чем? Вы же знаете, что фронт от меня получает все, что я могу сделать.

— Ну вы как всегда, на язык остры... у меня сейчас появились новые возможности, финансовые — и я бы хотел с вами обсудить, каким манером эти возможности повернуть на увеличение выпуска ваших технических изделий. В первую очередь самолетов и радийных станций. Ну и патронов, для пушек главным образом.

— Николай Иудович, вы уж деньги эти другим, кто оружие делает, отправьте. У меня у самого деньги есть, а нету станков, нету людей готовых. И взять негде. То есть станки-то я бы, скажем, у американцев купить мог, а кто работать на них будет? Военное министерство и так норовит лучших работников с заводов в армию призвать, а работать становится просто некому.

— Мобилизовывать с заводов решено лишь тех специалистов, которых из мужиков никак возможности нет сделать. У вас, решением комиссии мобилизационной, приято мобилизовывать лишь рабочих, умеющих радийными станциями управлять.

— В этой комиссии поди одни идиоты заседают... у меня на двух заводах радийных рабочих хорошо если две сотни найдется. Их в армию заберут — станции делать вообще некому будет. Там что, такой простой вещи не понимают?

— А что вы предложить можете? На радийных курсах при артуправлении в месяц пятьдесят человек выучиваются...

— Ага, и две сотни моих рабочих все проблемы сразу и решат. Потому что станций больше не будет, тогда и курсы можно будет сразу закрывать... Наберите туда студентов всяких, нечего им коммерции да юриспруденции в военное время сладостно предаваться. Условие поставьте: кто за месяц не научится, отправится в штрафную роту рядовым — сами удивитесь, сколько новых радистов появится.

— Я к вам серьезно...

— И я серьезно! У меня две трети самолетов вообще без радиостанций уже летают!

— Но ведь успешно...

— Добрые люди сообщают, что Сименс проводит испытания новой машины. Скорость свыше двухсот километров в час, три пулемета... и заканчивают строительство завода, где таких самолетов будет делаться по три-четыре в сутки. Если они появятся в русском небе — а они появятся к лету непременно, то "У-2" без радиостанций превратятся для них в очень легкую добычу...

— Да, действительно, новость не из приятных. А у вас есть какие-то мысли о том, как можно эту неприятность... преодолеть?

— Есть. Но для этого мне как раз ваша помощь и потребуется, причем помощь совсем не денежная...