| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Зачем?
Дам ему взятку.
— Ох-хохаха радикально. Сразу на самый верх, так сказать.
— И что, есть чем?
Надеюсь.
-Сдается, ты не того выбрал. От Стилихона зависит больше.
Со Стилихоном я уже договорился.
-Шустер ты, однако. Ладно, встретимся вечером в "Жареном Фениксе".
14 сентября 401 года от рождества Христова. Медиоланум. День. Люций.
Люций, насвистывая, шел по стертым каменным плитам мостовой Медиоланума. Настроение у него было мечтательное. Сзади топали двое легионеров со свежепошитыми рюкзаками, полными барахла на продажу, и Сергиол с автоматом.
Аукцион удалось согласовать в рекордные сроки. Когда глава аукционного дома "Кашдан, Кац и сыновья", самый пафосный ювелир и арт-дилер в Медиолануме, разглядел, что именно предлагают продать через него, он не только отменил все торги на послезавтра, расчистив время для спецаукциона, но и согласился на все условия, включая входную плату в 10 ауреусов для покупателей в пользу Люция и требование сразу оплатить купленное золотом и серебром. За свои 10%, правда, уцепился крепко, подвинуть не удалось. Когда компания выходила из портика дома, украшенного двумя рядами колонн, мимо них уже понеслись первые курьеры со списками, обходить и приглашать потенциальных участников торгов.
Люций также принялся за посещение своих коллег.
Манлий, бывший первым на очереди после визита к аукционщикам, сначала предложил за серебряную унцовку 5 ауреусов, потом, постепенно краснея от злости, дошел до 50, но в итоге смирился с неизбежным и оплатил вход на аукцион.
-Нет бы спасибо сказал, аукцион закрытый, число участников ограничено, и я ему первому место предложил.
Легионеры промолчали, Сергиол заулыбался и перевел взгляд на прилавок с лепешками, мимо которого они как раз проходили. Люция в Туллесе любили и прощали ему его слабости.
-Ладно. Эй, серв, дай-ка нам по лепешке с маринованной килькой и луком. И разбавленного вина.
После перекуса Люций обошел всех знакомых собирателей диковинок, нумизматов, ювелиров и ценителей искусства. Маленькие зеркальца, нарезанные из разбившейся створки шкафа, и серебряные полтинники разошлись "на ура", принеся суммарно около 600 ауреусов, в основном серебром. Еще 80 дала продажа приглашений. Черно-белые иллюстрации, выдранные из детективов и прочей беллетристики, провалились в продаже. За них давали от силы силикву за пару, причем один из покупателей сказал, что дал бы больше, не будь этот чудесный пергамент измаранным. Цветные, которые приберегались для аукциона, теперь вызывали сомнения: не уронят ли уровень предлагающегося на аукцион товара. Основная надежда была теперь на зеркала от шкафа и наручные часы погибших десантников. Вечер уже вступал в свои права, когда оттоптавшие все ноги приятели направились в "Жареный Феникс". Но дойти им было не суждено. Человек пятнадцать в одинаковых серых каракаллах заполнили собой узкую улицу. Из их рядов выдвинулся отличавшийся только властным выражением лица и холодным взглядом человек.
— Люций Флор? Идите за мной. Вас хочет видеть архиепископ Медиоланума Венерий.
Представитель церкви повернулся и размашисто зашагал вперед, даже не глянув, идут ли за ним. Впрочем, не пойти было нельзя. Помимо долгосрочных последствий такого поступка, их подпихивали в спину на редкость рослые и сильные монахи.
Компания дошла до виа Тициненсис и свернула направо, к городским стенам. Через 10 минут, выйдя за стены и немного не дойдя до амфитеатра, все остановились перед массивными дверями Базилики Сан-Лоренцо-Маджоре, еще не до конца завершенной церкви рядом с императорским дворцом. После сложной серии постукиваний высокая дверь из резного дуба, не успевшего еще потемнеть, приоткрылась, и Люций с легионерами был препровожден к архиепископу. Процессия прошла наискосок через главный зал по полу, украшенному цветной мозаикой с библейскими сценами. Четверть его была огорожена бечевой, десяток мастеровых там что-то доделывали и подгоняли. Пахло воском от сотни свечей, горевших в вычурных металлических настенных канделябрах, свежей побелкой и строительным раствором. Поднялись по тесной винтовой лестнице на третий этаж, один из встречающих открыл двустворчатую дверь с позолоченным гербом и крестами на каждой створке, и сделал приглашающий жест. Длинный узкий кабинет с неимоверно высокими потолками заканчивался окном со ставнями из цветного мозаичного стекла. Тянушиеся вдоль стен шкафы битком набиты научными и теософскими трудами. Свитки из папируса (volumina) для сохранности помещены в продолговатые кожаные футляры с крышкой (capsae). Также там были и сочинения в форме небольших книжечек с пергаментными страницами, и огромные, полметра на полметра, тома с переплетами из бычьей кожи.
За внушительным столом с парой кресел перед ним сидел высокий худой старик с длинной ухоженной бородой, в черной дзимарре и фиолетовой шапочке. К столу сбоку была прислонена резная трость, заканчивающаяся навершием в виде шара. Старик поднял голову от пергаментов.
— Я ждал одного человека. Кто из вас Люций Флор? Ты?
Он безошибочно определил главного в компании.
— Все остальные, оставьте нас.
Раздался шорох одежды и звук шагов, без единого слова сопровождающие церковники и легионеры вышли.
Люций и архиепископ остались вдвоем. Почему-то это и тишина в кабинете подавляла Люция больше, чем присутствие сопровождающих. Он не решался начать разговор, старик же тем временем с любопытством разглядывал гостя.
— Иудей по вере?
— Агностик, ваше Высокопреосвящество.
— Это хорошо. Значит, разговор будет деловой.
На стол легла брошь со светодиодом, подаренная тремя днями ранее в Брешии.
— У вас много таких штук?
— Полсотни, мы завтра выставим их на аукцион.
— Как вы их делаете?
— Мы не умеем их делать, полсотни, это все, что есть.
— Еще лучше. Сколько рассчитывали выручить?
— Тысяч десять ауреусов.
— Вам не придется их выставлять. Церковь платит пять тысяч за все. Сделка включает полную анонимность, и больше таких штуковин не должно быть ни у кого.
— Три тысячи, и вы объявите во всех церквях Медиоланума и Вероны, что власти Туллеса затеяли богоугодное дело, и им нужны мастера, ремесленники и ученые, а также бронза, железная руда, уголь, и... Словом, вот список. Еще нам нужно поскорее попасть к императору.
— Две с половиной, и по рукам.
— По рукам.
С архиепископа как будто сняли обременительную маску. Его лицо озарилось изнутри жаждой знания, присущей прирожденным исследователям.
— А теперь выкладывай, дьявол забери мой пасторал, что это за штуковины, как они работают, и как попали к тебе.
14 сентября 401 года от рождества Христова. Медиоланум. Попина (popina) "Жареный Феникс".Поздний вечер. Марк Лициний Красс по прозвищу палковводец.
Мы с Савлом сидели в отгороженном внутреннем дворике "Жареного Феникса" и смотрели, как остывает жратва на столе. От полупустого кувшина с медовым пайператумом (piperatum) давно перестал идти пар. Запеченные в травах фазаны, лежащие в "зарослях" молодой спаржи, гордость и фирменное блюдо заведения, лишились лишь пары ножек. Еда в глотку не лезла. Люций со своими бойцами опаздывал больше чем на два часа.
Савл по второму разу рассказывал про свой разговор с Гонорием, но чувствовалось, что занимает его мысли совсем другое.
— Гонорий совсем впал в депрессию. Сказал что-то вроде "И ты туда же. Ладно, пусть завтра в обед зайдет". Я не берусь предсказать, что он решит по вашему делу. В прошлый раз, когда его так разобрало, он приказал распять просителя, comes rei privatae (Комита частного имущества) вниз головой. А он всего-то просил увеличить штат сотрудников. Через три дня, правда, снял, и восстановил в должности. Но тот, бедолага, успел малость тронуться и теперь соглашается со всем, что ему скажут. Так что теперь все решают его заместители.
В этот момент во дворик ворвался Люций с легионерами.
Где, черт побери, тебя носило? Тебе же специально выдали часы, чтобы ты пришел вовремя!
Боюсь, грозный тон у меня не получился, в нем было слишком много облегчения и радости.
— Часы пришлось принудительно продать. Архиепископ Венерий был очень убедителен. Зато теперь он, кажется, у нас в союзниках.
Как? Что ты ему рассказал?
— Как мог, мало. Романа представил как сармата, ученого и прорицателя. Венерий хочет говорить с ним лично. Он прибудет инкогнито через месяц, якобы на один из киносеансов. Хотя, почему якобы? Описание движущихся фресок с картинами будущего его тоже очень заинтересовало.
— Да, и светодиодов у нас тоже больше нет. Зато он обещал благословить наше дело и дать информацию о наших нуждах через подчиненные ему церкви. Удивительно ушлый мужик, но нам с ним по пути. Вторжение готов ему крайне невыгодно, с ними сложнее вести дела.
И сколько ты выручил?
-Тысячу за наручные часы, две с половиной за светодиоды и около тысячи за прочее.
Люций, по-моему, он тебя переторговал. Ты хоть предупредил его, что светодиоды работают несколько месяцев, а потом нужно менять цинковые и серебряные пластины?
— От этого он был в особенном восторге. Даже начал думать вслух. Идея о том, что святые лампады с неопаляющим огнем (он, правда, еще не решил, возможно, это будут кусочки неопалимой купины) постепенно теряют святость от греховных помыслов, и их должен заново переосвящать человек с истинно чистыми и праведными мыслями, показалась ему уже достаточно неплохой. Но от предвкушения, что у Папы это не получится, разулыбался, как кот от сметаны. По-моему, сам хочет стать Папой.
15 сентября 401 года от рождества Христова. Медиоланум. Обед у императора Западной Римской Империи Флавия Гонория Августа. Марк Лициний Красс по прозвищу палковводец.
Большой зал с мраморным полом, колоннами, и отделкой стен делили на две части два гвардейца, стоявшие у стен. В одной части толпились придворные, богатеи и знать Рима. Стояли столы с изысканной едой. Тушеные попугаи, обложенные языками фламинго, чередовались с нерожденными поросятами, томлеными сутки в печи, а затем запеченными до хрустящей золотистой корочки над углями. Устрицы, лангусты, копченые угри и жареные мурены...
На другой половине стоял пустой трон и расхаживали четыре павлина. Если кто-то по случайности пересекал незримую черту, разделявшую зал, гвардейцы наклоняли копья, и неосторожный спешил вернуться назад.
В зал вошел архиепископ Венерий со свитой. Присутствующие по очереди склонялись над его рукой, которую он хорошо отрепетированным жестом подавал для поцелуя. Рукав расшитого золотом одеяния при этом приподнимался, и на свет появлялись часы "Casio". Наиболее наглым, осмеливавшимся спросить, что это такое, архиепископ благосклонно объяснял, что это устройство для точного измерения времени, исключительно искусно сработано на Востоке, существует всего в пяти экземплярах, каждый из них индивидуально отделан и украшен, вот видите, эта стрелка показывает часы, эта минуты... В общем, к радости Марка, честно отрабатывал свою часть сделки.
Завершив "круг почета", он остановился у прислоненного к стене кожаного чехла.
-Марк, покажи мне, что вы привезли?
Я расшнуровал и снял чехол. По присутствующим прошла волна вздохов.
Подарок, достойный императора. Идеальная полировка, других зеркал такого размера нет в Ойкумене. Очень простая рама, чтобы не отвлекать от красоты отражающегося в нем императора. Зато она сделана из небесного металла, того же, что и знаменитая чаша императора Тиберия. А больше его и вовсе нет в Римской Империи. И качество выделки рамы адекватное цене металла.
Смотрите, какая легкая. Я подал кусок профиля, оставшегося от разбившейся части шкафа. Кусок пошел по рукам столпившейся вокруг зеркала знати. И, вот конфуз, исчез у кого-то за пазухой.
В этот момент в ухо прошелестел бесполый голос.
— Идите за мной, император примет вас.
Провожатый, толстый лысый мужчина(да и мужчина ли?) вышел из обеденного зала. Свернув за угол, он нажал на мрамор стены тремя пальцами, часть стены беззвучно повернулась, открыв неширокий наклонный проход. Через него я попал в небольшой зал. Из мебели в зале был только низенький столик с фруктами и кушетка у стены. На ней, повернувшись лицом к стене, укрытый простым покрывалом, в позе эмбриона лежал император Гонорий. По императору ходили голуби, покрывало было в нескольких местах испятнано ими. Он повернул ко мне ничего не выражающее безжизненное лицо, затем с видимым трудом собрался и сел. В этот момент он выглядел одновременно и старше и моложе своих семнадцати лет.
-Марк, ну ты и переполох устроил. Эти, в зале, пришли сегодня не ко мне, а к тебе, на зеркало глянуть. В кои-то веки. Мрази. Что хотел, говори.
Мой господин и бог, я хочу отстоять от вестготов свой город. Он стал мне родным за эти годы.
— Войск не проси, не дам. И денег тоже.
Мне нужно лишь ваше разрешение собрать ополчение, численностью не больше двух когорт. Также, чтобы иметь возможность его содержать, я прошу разрешить беспошлинно продать с аукциона содержимое двух телег, с которыми я приехал в город.
— И это все? Ради этого за тебя просил сначала Стилихон, потом Савл, а сегодня еще и Церковь в лице Венерия? Они что, так удивились, что кто-то хочет защищать Римскую Империю?
Это будет ополчение нового типа. Желательно, чтобы им могли командовать только вы и я, а то легаты мне все испортят.
Меня несло, я чувствовал, что момент очень благоприятный, и можно получить больше, чем планировалось.
— Да, эти по части все испортить мастера. Я на них до тошноты насмотрелся. Все держится на мне, на офицерах в глубинке и на лимесе. А эти только красть и расправлять хвост друг перед другом годны. Я им сегодня вместо себя подсунул павлинов. Пусть поглядят. Не хуже, чем в это твое хваленое зеркало.
Мой господин и бог, так может, назначить вместо них боевых офицеров? С лимеса, из глубинки?
Ха, ты думаешь, я не пробовал?
Гонорий уронил лицо в ладони. Полминуты стояла тишина, потом он медленно поднял взгляд.
-Я чума, Марк. Мне нельзя приближать к себе людей. Все, кто соприкасаются со мной, постепенно теряют душу. Бравые офицеры превращаются в тварей, рвущих друг другу глотки. Гениальные хозяйственники в слизняков, крадущих все, до чего дотянутся. Все управленцы, которых я назначаю в провинции, начинают думать о мятеже. Даже Стилихон, мой верный Стилихон, наставник и защитник. Его назначил мой отец, сказав, что это лучшая защита для меня, какую он смог найти. А теперь я чувствую, как он перерождается. Интригует у меня за спиной, начал брать взятки...
-Мой пастырь, Венерий... Знаешь, Марк, он совсем утратил веру в Бога. Мне страшно думать, во что превратится женщина, которая возляжет со мной. (исторический факт, обе жены Гонория остались девственницами)
Тогда, мой господин и бог, дозволь мне вдали от тебя защищать для тебя ту часть Рима, которая стала мне родной.
— Дозволяю. Препозит, перо мне, пергамент и печать.
Гонорий порывисто начертил несколько строк, размашисто расписался, и пришлепнул свою печать.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
