Зверь лютый Книга 27. Чума

Несколько торкских родов зацепились за Саксин и усидели. Теперь изображают из себя тамошнюю аристократию. При явном этническом и религиозном меньшинстве. Крышка на побулькивающем котелке мультикультуризма. Сильно "мульти-" — там только мусульман только с собственными мечетями — четыре разных общины.

Прижимаемые с юга кыпчакскими ордами к расширяющимся границам Волжской Булгарии, башкортские роды выдавливаются на восток. Начинается миграция на Южный Урал и в бассейн р. Белой.

Формирование народа будет продолжаться до 18 века. Добавятся ещё три "историко-этнографических пласта". Под властью Российской империи произойдёт стабилизация этноса под названием "башкиры". Из самых молодых народов Европы. Моложе молдаван, хотя и старше украинцев.

Сейчас, в 12 в., некоторых племенных групп, связанных, например, с ногаями, ещё нет. Есть другие, которые в РИ вымерли. Взаимоотношения между ними... разнообразные. От дружеских, родственных, до кровавой вендетты. Подобное позднее воспоют в эпосах вроде "Бабсак и Кусяк":

"У одних крадя добро, они другим

Продавали, наживаясь много лет".

В этом побулькивающем "котелке этногенеза" — разноплемённых, разноязычных, разноверных — принципиально нет единства. Нет человека или группы людей с которыми можно договариваться. Которые — "за базар отвечают". За всехный, все-башкортский, все-народный "базар". Народа-то ещё нет.

Хуже: если старейшины одного рода скажут "да", то обязательно найдутся старейшины другого рода, которые скажут "нет". По любому поводу. Не по смыслу, а из вредности — "а вот". Столетия взаимоотношений, родовая память, шежере с повествованиями...Недоговороспособны.

* * *

Муса гостей принимает уважительно, разговоры ведёт неспешные, подарки дарит пристойные. Разошлись мирно. Через три дня — другие прискакивают. Из другого рода-племени. То были юрми, теперь — юрматы. Снова — разговоры, дастархан, подарки. Через пару дней — ещё. Эти самые крутые. Одежда богаче, оружие лучше. Один из булгарских родов, сбежавший от Аламуша. Непокорённые.

Таких "непокорённых" в Саксине — кварталы. Ставят свои плетёные кибитки на землю, обкладывают понизу землёй. Стандартная фаза при переходе от кочевания к оседлости. Лепят основную часть тамошней керамики.

Здешние — не лепят, здешние — наезжают.

— Мы — буляр. Вы нашим соседям подарки дарили. Мы — главные среди племён, поэтому вы должны. Нам. Вдвое против того, что вы дали юрматам и юрми.

Это правда: вдоль Волги иногда возникает союзы башкирских племен, в которые входят юрматы, юрми, буляр и некоторые другие.

* * *

Высшая форма объединения вплоть до провозглашения Башкурдистана. Колчак, правда, башкирскую независимость не признал. Но его побили большевики, которые и организовали Автономную Башкирскую Советскую Республику.

* * *

В 12 в. эти племенные группы — очень свободолюбивые люди. Так любят свою свободу, что постоянно режут и грабят друг друга. Навыки свободолюбия, резни, грабежа — есть. Навык думать — отсутствуют.

Муса ведёт разговоры, торгуется, соглашается на обычный набор подношений, не более. Аксакалы принимают подарки, старательно улыбаются:

— Идите с миром, добрые люди. Буляр — великие воины. Под нашей защитой никто не посмеет тронуть вас.

Послы сытые, пьяные, одареные, чуть покачиваясь расслабленно в сёдлах, мирно уезжают от стоянки в степь. Муса тоже ласково улыбается, кланяется вслед. Потом, глядя в ночную темноту, задумчиво оглаживает бороду и командует:

— Костры — от берега и разжечь повыше. Чучел понаделать и рядом уложить. Людей — на расшиву. Брони и оружие, у кого есть — под руку. Да смилуется Аллах над бедными путешественниками.

Перед рассветом вокруг завопило-завизжало и сотни две всадников, ворвавшись в лагерь, принялись с восторгом колоть и рубить два десятка, сделанных из тряпья и травы, лежащих у костров, фигур.

Муса сразу велел скинуть канаты, которыми расшива была принайтована к деревьям на берегу.

Канаты немалых денег стоят, цены таковы, что людей даже не вешают. Но когда речь о своих головах — бросили.

Расшиву понесло течением. Башкорты — следом. Ещё бы — такое богатство уплывает. Вокруг мелко, подскакивают прямо к борту, пытаются залезть, бьют стрелами, тычут копьями. У расшивы борт довольно высокий, с воды, хоть бы и с седла, не очень-то запрыгнешь, но стрелы издалека навесом... люди в кораблике падают, кровью обливаются.

Корабельщики сильно молились. Чтобы на мели не застрять.

Повезло. Вынесло в русло, снесло вниз, причалили к другому берегу.

Выдохнули. Позавтракали. Подцепились к бурлакам, снова потопали вверх.

Итить-колотить! — Опять буляры!

"Чёрные акулы". Шесть длинных чёрных лодок-долблёнок. Маорийские пироги в нижне-волжском исполнении. Человек по двадцать в каждой. Я про такое уже...

Бурлаков — на расшиву, кораблик — самосплавом вниз. Свободолюбы, они же — чужого-добра-филы, вдогонку.

Тут и вариантов нет: здоровенная, тяжёлая, несамоходная лоханка болтается по течению, а молодые азартные джигиты вгрёбывают в предвкушении. Восторг! Как перед долгожданным сексом.

По Жванецкому: "Удача улыбается смелым... А потом долго ржет над ними!".

Говорят, над Волгой разносилось весёлое ржание. Поскольку — догнали.

Когда первая лодка стукнула о борт и её экипаж, вопя от радости, полез наверх, их встретил артельный котёл. Кипятка. Следом высунулись пара десятков любителей дротометания. И реализовали своё хобби.

Лодка перевернулась, экипаж — кто утоп, кто за лодку держится, в воде висит.

Свободолюбы: лодки шли свободно, в разброс, кто первый купца ухватит, того и добыча.

Первый ухватил. Но не откусил, пошёл раков кормить.

Учатся хорошо: если свобода мешает грабежу, то ну её нафиг, эту свободу.

"Чёрные волжские акулы" притормаживают, строятся в колонну и снова догоняют расшиву.

Опять ошибка.

Луки у них хорошие, степные. Но мои лучше.

Буляры начинают пускать стрелы навесом. На расшиве уже готовы: кто под щитом, кто под досками, один хитрец — корыто портомойное на голову нацепил. Лодки выходят на дистанцию в полторы сотни шагов, когда можно бить не навесом, а прицельно — начинает работать десяток моих лучников.

Десяток... Их изначально было восемь. Один в Саксине по глупости руку сломал, другого ночью при обстреле серьёзно ранило. Но шестеро безбородых почти мальчишек из выучеников Любима, начинают бить "свободолюбов". Вовсе без "свободы" — по команде. Они сидят в укрытии на медленно плывущей расшиве. Их противники — открыто, в качающейся от рывков гребцов узкой лодке.

— Разо-ом... Пуск!

Попало-то две или три. Но от неожиданности... гребцы дёрнулись. Лодка — долблёнка. Оверкиль. Минус два.

Свободолюбы — очень храбрые. Упорные. Или — жадные? Даже сородичей подбирать из воды не остались. "Вы — позор нашего рода! Сами выбирайтесь".

Напомню: степняки, в большинстве своём, плавать не умеют. Оседлые, по берегам крупных рек или озёр, те — "да". Если рыбаки. А джигиту-то зачем?

"Важней для меня добрый конь.

Чтоб степь под копытами пела.

Калёный клинок да курай.

А плавать — последнее дело".

Запорожцы "нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли".

Тут Волга, а не Чёрное море, не казаки, а башкорты: "челны в ряд" не разворачивают — идёт погоня. Азарт как на Королевской регате Хенли. Лодки узкие, стрелять прямо вперёд — один лучник. Против шести на расшиве. Построение кильватерное, все стремятся днищем за стрежень уцепиться.

Когда на передней лодке стрелой снесло кормщика — её развернуло. В плотной кильватерной колонне... следующая в неё на полном ходу... бздынь! — обе вверх донышками. Вот тогда только азарт поутих, начали своих из воды подбирать, отстали.

Расшиву — снова к правому берегу. Народ в тревоге: как бы и здесь поганые, с этой стороны — кипчаки, не появились. Или те, недотопленные. Переправятся и нападут.

Люди в грусти, Муса в раздумье. Думал-думал, ничего не надумал. Пошёл помолился.

Помогло.

Ещё до рассвета подул ветер. Волгари говорят: "понос". В смысле — попутный, понесёт. Другое название для задувшего юго-восточного — "подводный" (от "подводить").

Поймав "подводный понос", распустив огромный синий парус, расшива пошла вверх. Ветер крепчает, уже и бурун под носом пенится.

Часа через два с левого берега высыпается новая напасть: те же лодки, плюс ещё штук пять таких же, плюс десятка два поменьше, по три-пять человек в посудинке.

Эскадра, блин! Флотилия, факеншит! Туева куча, итить её ять!

Всё это, вопя местный аналог "банзая" в форме "эге-сеге-реге!", кидается на перехват.

"Э-ге-гей, хали-гали!".

Виноват: ни "Хали", ни "Гали" не было. Насчёт "Гей" — не знаю.

Тут главное: поступать "по-варяжски". В смысле:

"Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг",

Пощады никто не желает".

Поскольку пощады и не будет.

"Добролюбы", в смысле: любители чужого добра, рассчитали правильно — перехватили.

Когда расшива идёт с полным парусом — очень красиво. Пока ты не оказываешься у неё на пути. Её можно остановить. Берегом. Можно вспрыгнуть на ходу. Вы на проходящий поезд запрыгивали? Здесь скорость не курьерская, но если встречают топором в лоб, а вокруг вода... За расшиву можно зацепиться. Кошкой, например. И когда неостановимый ход судна прижмёт вашу лодку к высокому борту, вы, с некоторым удивлением, получите сверху на голову поток разного режущего, колющего и дробящего. В комплекте с кипятком.

Лить на головы штурмующих кипяток — манера крепостных гарнизонов, а не корабельных экипажей. Но расшива большая, печка есть. Что ж не вскипятить волжской водицы для дорогих гостей?

Как я уже неоднократно: "чем богаты — тем и рады".

Печка — мелочь. На волжских белянах и избы целиком ставили.

Кого потопили, кого подстрелили, кого обварили. Некоторых — подкололи. Больно.

Короче: отбились. От этих.

Третий заход был уже на Самарской Луке. Разбойное место от веку. Уж больно рельеф с пейзажем способствует.

Расшиву тянут вдоль этих красивейших мест. Крутой гористый берег с лесом поверху. В упряжке уже и приказчики — тягло-то повыбили. Кормщики не сколько на реку, сколько на верх обрывов поглядывают.

Жигулевские горы пока называют не по тюркскому "джегуле" — "запряжённый" (по бурлакам), а Девичьими. Девок тут воруют. А они с этих круч в Волгу кидаются.

Понятно, что воруют-то всё. Просто про девок песни поют. А тюк сукна... чего про него петь?

"И завидел Василей гору высокую Сорочинскую,

Захотелось Василью на горе побывать

Приставали к той Сорочинской горе,

Сходни бросали на ту гору,

Пошел Василей со дружиною

И будет он в полгоры,

И на пути лежит пуста голова, человечья кость,

Пнул Василей тое голову с дороги прочь,

Провещится пуста голова:

"Гой еси ты, Василей Буслаевич!

К чему меня, голову, попиноваешь

И к чему побрасоваешь?

Я, молодец, не хуже тебя был,

Да умею валятися на той горе Сорочинские

Где лежит пуста голова,

Лежать будет и Васильевой голове!".

Немало валяется в этих местах "пуста голова, человечья кость". Разных времён и народов.

Снова сам себе радуюсь. Что уговорил Мусу идти ко мне в службу.

Опыт. Нынешний, актуальный.

Муса гнал людей, искал знакомое место. Встал под обрывом, твёрдо зная, что и с той стороны на эту скалу не полезут.

Тут героизм не поможет, и пост-знание обманет: в 20 в. здесь много строили, скалы взрывали, крутизна склонов изменилась. Ещё естественная эрозия. Горы сложены из мягких материалов: известняки, доломиты. Множества промоин, пещер, провалов пока нет. Есть другие, в других местах.

Муса по этим берегам хаживал, каждую стоянку знает. Заставил дотянуть лайбу до знакомого утёса, уже в сумерках съехали на берег.

— Выставить посты. В обе стороны по берегу. Двойные.

— Да ну... да зачем... нет же никого... устали все...

Выставили. Под утро, как туман пошёл, с двух сторон под скалой по пляжу повалила толпа. Две толпы. Один пост только крикнуть успел, в другом — пара гридней выскочила, а пару гражданских... лишь мявкнули под топорами.

Такое, знаете ли, мелкое приключение для прохожего путешественника. Повод для рассказов "бывалых". Из тех, кому повезло дальше путешествовать.

На расшиве три десятка бурлаков, да лодейщики, да приказчики, да обслуга, да по десятку мечников и лучников. Было. Пока всякие "добра-любы" не повстречались.

Дело дрянь: часть экипажа на земле, часть на борту. Спасло то, что сверху не посыпались и с воды не полезли. И привычка к дисциплине: когда мечники на пляже у сходней строй сомкнули, остальные, побросав барахло, успели у них за спинами собраться. Поддержать, подпереть. Потому что такие толпы просто массой своей столкнут. Запинают, затопчут и утопят.

И — лучники.

Они на расшиве ночевали. Луки — не лонгбоу, надевать тетиву не надо, можно сразу. Они и начали. В "молоко" — в туман. Но разбойников множество. И это хорошо. Свои близко, возле расшивы, всё что дальше шевелится — враг. Восемь залпов на скорострельность, практически без выцеливания. Шиши как-то... отшатнулись. На минутку. За которую с берега кто живой, на борт забежали.

Сходни, канаты с якорями — долой. "Выводи-выноси, Волга-матушка".

Дальше уже и Муса в лямку впрягался в очередь.

Глава 524

Пришли в Ага-Базар, там умные люди советы дают:

— Идти надо было не одной ладьёй — десятком. А лучше — сотней.

"Надо — было".

"Если бы я был таким умным, как моя жена потом".

"Хорошая мысля — приходит опосля".

Только эта "мысля" — не хорошая.

Такой кораблик на всю Волгу один. Мой. Древние русские князья ежегодно тысячу скедий в Константинополь снаряжали. А груза там пятьдесят тысяч пудов. Две моих расшивы. Выходит, что древние, которые из "варяг в греки", не груз возили, а людей при грузе. То-то императоры таких лодочников не только в Константинополь — вообще в проливы не пускали.

— В Адрианополь. Там баня вытоплена. А в Город, за двести вёрст, только группой не более полусотни рыл и под конвоем.

Знатоки снова советуют:

— Людишек надо брать не полста с лихвиною, а тыщу. Из коих бойцов добрых — сотни две-три, не менее.

Для меня — это весь личный боевой состав. Кормить такую орду, которая будет целыми днями с борта плевать да в зубах ковырять... Как такое в цене проявится...

* * *

А жо поделаешь? Все так живут, спокон веку. Почему и торг идёт исключительно "предметами роскоши". Что автоматом задаёт уникальность с эксклюзивностью. И убивает на корню индустриальность.

Почему Древняя Греция так поднялась? — Городки близко. Сделал лишний бурдюк вина, отвёз за три версты, продал. Не понравилась цена — отвёз на три версты в другую сторону. Всех расходов: пара сандалий да ослик на денёк. Разных местных гидр с вепрями — Геракл выбил, Тесей — Прокруста укоротил. Торгуй себе вволюшку. В смысле: в условиях свободной конкуренции и низких накладных расходов.