Павел Корнев Ревенант

— Чему вы удивляетесь? — не разделил моего изумления граф Хирфельд. — По эфирным каналам новости расходятся со скоростью лесного пожара!

— И что же его светлость?

— Мне приказано всеми доступными средствами обеспечить свободу передвижения магистру вон Черену, — отстраненно произнес граф, — коему надлежит незамедлительно отправиться в Ренмель.

Я невольно поежился. Ясно и понятно, что в столице империи меня ждут одни только неприятности и ничего кроме них. И не хотелось даже думать, какое решение примет по итогам дисциплинарного разбирательства совет магистров...

Сглотнув, я поинтересовался:

— И как скоро мне выпадет возможность отбыть в империю? Уже что-то известно о предъявленных обвинениях?

Граф Хирфельд глянул в ответ с нескрываемым раздражением. Его эфирное тело явственно задрожало, это волнение получилось различить, даже не прибегая к истинному зрению.

— Сейчас не самое подходящее время для обсуждения подобных вопросов, — отрезал магистр-управляющий и пришпорил коня, разрывая дистанцию.

Я лишь хмыкнул. Ну да еще поговорим...

3

Дорожная грязь размеренно чавкала под копытами лошади, изредка навстречу попадались верховые, да еще то и дело приходилось обгонять кареты и телеги. Пешие горожане шагали по дощатым тротуарам и на дорогу не лезли — пусть к озеру и уходили сточные канавы, разбитое колесами повозок и подковами месиво легко могло стянуть с ног любые ботинки и даже сапоги.

Понемногу дома расступились, перестали жаться друг к другу фасадами и нависать над мостовыми крышами. Дорога расширилась, особняки отгородились от нее невысокими заборчиками и аккуратными палисадниками, тут и там начали попадаться заросшие бурьяном пустыри, загоны для скота, склады и мастерские. Очень скоро мы очутились в тихом и спокойном районе, где за каменными оградами с пиками поверху и гербами на воротах прятались в тени садов дворянские усадьбы. Улицы обезлюдели, и на глаза попадались исключительно караулившие проезды в частные владения охранники. За нами они следили с неприязнью, определенно не имевшей ничего общего с профессиональной настороженностью.

Выйти из дома и сгинуть без следа? О да! Сдается мне, в славном городе Лёнинцген такое действительно в порядке вещей. И даже до озера никто не потащит, прикопают где-нибудь в укромном уголке, и все дела...

Усадьба магистра-управляющего не уступала соседним ни высотой ограды, ни основательностью ворот. На мощных створках красовался герб рода: алую левую половину отмечала черная семиконечная звезда, на белой правой раскинулись три красных птицы, очертаниями напоминавшие геральдических журавлей. Внутрь нас запустили незамедлительно, графу даже не пришлось окликать охранников. Тех оказалось четверо, а караульная будка с бойницами и узенькой дверью вполне могла выдержать самую настоящую осаду.

Граф Хирфельд перекинулся парой слов с молодым ритуалистом и направился к выстроенной поодаль от двухэтажного особняка конюшне. Слуги немедленно приняли лошадей, и мы прошли в дом, где нас встретили седовласый дворецкий и троица разновозрастных детей, два мальчика и девочка.

— Супруга на сносях, — пояснил граф, снимая шляпу. — Ей позволительно пренебречь обязанностями хозяйки.

Магистр-управляющий оказался молод — не старше тридцати, — отчасти его старили густая борода и мрачное выражение, казалось, намертво прикипевшее к худому осунувшемуся лицу. Идеально завитые локоны были черными как смоль, и оттого серые глаза смотрелись слишком светлыми.

— Прошу, магистр! — указал граф на лестницу. — В вашем распоряжении весь второй этаж левого крыла.

— Удобно ли это?

— Бросьте!

Я не стал рассыпаться в благодарностях и поинтересовался:

— Когда вам будет угодно обсудить дела?

— О делах поговорим после ужина, — решил хозяин дома. — Приводите себя в порядок и спускайтесь. Вашим людям накрыть отдельно или они присоединятся к нам за столом?

— С вашего позволения, отдельно, — попросил я, не обратив внимания на злой взгляд маэстро Салазара. — Это был долгий день, им следует отдохнуть.

Граф взглянул на бледное лицо Уве и кивнул.

— Как скажете, магистр...

Второй этаж левого крыла графской усадьбы мог приютить компанию куда больше нашей; там было три опочивальни, просторная гостиная и уборная.

— И как будем размещаться? — с хитрым прищуром поинтересовался маэстро Салазар. — Кинем жребий?

— Я в одной комнате с тобой спать больше не буду, — проворчал Уве, устало плюхнулся на стул с гнутыми ножками, мягким сиденьем и резной спинкой, после добавил: — И никто не будет по доброй воле, так что все очевидно.

— Экий ты стал резкий в суждениях, братец! — с усмешкой сказал Микаэль.

— Просто вымотался.

— Отдыхай, пока время есть, — посоветовал я и, поскольку все и в самом деле было предельно очевидно, позвал ведьму: — Идем, Марта!

Приглянувшаяся мне спальня оказалась просторной и светлой, с широченной кроватью, платяным шкафом и небольшим столиком у выходившего в сад окна. Я выложил на изрядных размеров сундук чехол с мушкетом и бросил на пол саквояж. К слову, о саквояже...

Открыв дорожную сумку, я проверил замотанный в лоскут шар алхимического стекла и задумчиво поджал губы. Выкинуть бы его, но нельзя, такая беспечность точно боком выйдет. И при себе держать почти столь же безрассудно. Не важно — вырвется потусторонняя сущность на волю или кто-то знающий обнаружит ее узилище, результат меня не порадует.

— Принесли горячую воду, магистр! — послышался из гостиной голос Уве.

Я закрыл саквояж, вытащил из дорожного мешка запасную одежду и туфли, посмотрел на Марту и покачал головой. Та перехватила мой взгляд и вопросительно приподняла брови.

— Попрошу графа вызвать портного, надо сшить тебе дорожное платье.

— Серьезно? Это наша главная проблема? — скривилась ведьма. — А что там твой дружок о петле болтал?

— Повесят нас или нет, тебе новое платье в любом случае не помешает, — пожал я плечами и отправился приводить себя в порядок.

Девчонка лишь фыркнула, но промолчала, поскольку я был кругом прав. Никто не видел, как Марта зарезала брата-заклинателя, поставить ей это в вину не могли. В этих же обносках ведьма походила на бродяжку, что привлекало к нашей компании совершенно ненужное внимание. Да и в город ее в таком виде не послать, а мало ли какая надобность в том возникнет?

Пока приводил себя в порядок, прислуга успела выгладить одежду, так что к столу я спустился во вполне пристойном виде, словно и не провел без малого седмицу в дороге, ночуя то на случайных постоялых дворах, а то и просто на бивуаках под открытым небом. После беседы с домочадцами графа и весьма плотного ужина магистр-управляющий предложил подняться в его кабинет.

— Будете бренди? — поинтересовался он там.

Я посмотрел в окно и поежился при виде луны, сиявшей подобно обрезанной с одного края серебряной монете. Скоро полнолуние, еще день-два — и придет время залиться алкоголем по уши, ну а пока что я лишь покачал головой.

— Пожалуй, ограничусь вином.

— Белое или красное?

— Красное, с вашего позволения.

Граф отлучился дать необходимые распоряжения, а я прошелся по кабинету и полюбовался портретами суровых черноволосых сеньоров, имевших несомненное сходство с хозяином особняка. Судя по нарядам, здесь были представлены несколько последних поколений благородных предков магистра-управляющего.

Проскользнувший в кабинет слуга выставил на стол откупоренную бутылку вина и вопросительно взглянул на меня, а после утвердительного кивка наполнил хрустальный бокал рубиновой жидкостью и безмолвно ретировался. Граф Хирфельд закрыл за ним дверь и со стаканом бренди занял одно из кресел у камина. Я устроился напротив и спросил:

— Как думаете, магистр, сейчас подходящее время для обсуждения перспектив моего отбытия в империю?

Собеседник скривился, будто от больного зуба.

— Вы настоящая головная боль, вон Черен, — пожаловался он. — Даже не представляете, в сколь неудобное положение меня поставило ваше прибытие...

Я невесело рассмеялся.

— Вы это говорите мне, магистр? Человеку, которого сделали козлом отпущения в убийстве кузена великого герцога Сваами?

— Вы и в самом деле его не убивали?

— Не убивал, но это ничего не меняет. В Ольсе меня ждет плаха.

— Вы не в Ольсе, — напомнил граф, отпив бренди.

И вновь я лишь фыркнул в ответ.

— Будто не понимаете, что и в Ренмеле меня не ждет ровным счетом ничего хорошего! Если в Сваами начнутся гонения на Вселенскую комиссию, с меня канцлер живьем шкуру сдерет!

— Бросьте, магистр! — вяло отмахнулся граф Хирфельд. — На роль козла отпущения могли выбрать кого угодно, вашей вины в том нет! Это же очевидно!

Я покачал головой.

— В Ренмеле меня никто и слушать не станет.

— В Ренмель вам еще надо попасть! — резко бросил магистр-управляющий. — Да, мне приказано обеспечить беспрепятственный проезд, но не все зависит исключительно от меня!

— Полагаете, нас могут... — я запнулся, припоминая соответствующий юридический термин, — экстрадировать в Сваами?

Граф Хирфельд порывисто вскочил из кресла и всплеснул руками.

— Не знаю, магистр! Просто не знаю! Отношения между нашими странами далеки от добрососедских, пограничные стычки давно стали обыденностью. Но решение о вашей судьбе будет приниматься в королевском дворце, и большой вопрос, кто возьмет верх: партия мира или партия войны!

Я кивнул и поинтересовался:

— Что-то можно предпринять?

— Все возможные действия с моей стороны уже предприняты, — объявил хозяин особняка, перехватил изучающий взгляд и выпятил нижнюю челюсть. — Да, магистр! Это именно так, ибо ваша выдача станет настоящей катастрофой и ляжет несмываемым пятном на репутацию Вселенской комиссии. Посудите сами — ну кто захочет вести со мной дела, если я не сумел отстоять своего коллегу?!

В голосе графа прозвучало нескрываемое раздражение, он отошел к окну и посмотрел в сад, безуспешно пытаясь взять себя в руки.

— Я бы поставил десять против одного, что экстрадиции не будет, — глухо произнес магистр-управляющий некоторое время спустя, — но вы сами осложнили свое положение до чрезвычайности!

— Каким образом, позвольте узнать? — полюбопытствовал я.

— Стычкой с герхардианцами! — напомнил хозяин дома. — Формальным поводом для разбирательства стало убийство добрых братьев!

— Мы неподсудны церковным властям! — отрезал я. — Герхардианцы не имели права...

— Да бросьте, магистр! — перебил меня собеседник. — Разумеется, они зарвались, но стоило ли отстаивать свои права столь... яростно? Вас бы в любом случае доставили для разбирательства в Лёнинцген, только при этом на руках не было бы лишней крови!

Я выслушал эту сентенцию с непроницаемым выражением лица, хоть показную невозмутимость и удалось сохранить с превеликим трудом, затем спросил:

— Насколько велико влияние ордена Герхарда-чудотворца при дворе?

Граф Хирфельд неопределенно пожал плечами и, ничего на ответив на мой вопрос, в свою очередь спросил:

— По какой причине герхардианцы ополчились на вас, магистр?

Мне и в голову не пришло ответить правду, я отпил вина и развел руками.

— Понятия не имею.

— Улики должны быть весьма серьезны, раз добрые братья решились провести задержание. Если их предоставят королевскому прокурору, тому придется созвать большой трибунал...

— Улики? — Я позволил себе презрительную усмешку. — Нисколько не сомневаюсь, что мой арест требовался черно-красным для усиления своих позиций в Сваами. Или полагаете, монахи не могут быть охотниками за головами?

— Хорошо, если так, — вздохнул граф Хирфельд, но было видно, что мои слова окончательно его не убедили.

Впрочем, эту тему он счел закрытой и больше ее касаться не стал. Дальше мы обсудили какие-то насущные вопросы, а напоследок магистр-управляющий настоятельно рекомендовал не покидать после наступления темноты особняка, поскольку на ночь в сад выпускали собак.

— Местная традиция? — уточнил я с улыбкой.

— Насущная необходимость, — ответил граф с убийственной серьезностью.

4

После беседы с хозяином я отправился проведать Уве, но вымотавшийся за день школяр уже спал. Марта в полученных от одной из служанок ночной сорочке и чепце сидела на кровати и отрабатывала показанное накануне плетение, благоразумно не касаясь при этом эфира. На легкий скрип дверных петель она даже не обернулась, я немного постоял на пороге и не стал проходить в комнату, ушел в гостиную, где в одиночестве распивал вино маэстро Салазар.

— Счастлив? — поинтересовался я у бретера.

Микаэль окинул меня пристальным взглядом блестящих черных глаз и скривил в ухмылке губы.

— Счастье — это нечто большее, нежели простое удовлетворение потребности человека в выпивке, — сказал он, почесал заросшую длинной щетиной щеку и махнул рукой. — Впрочем, ты прав. Счастлив-счастлив.

Но стоило только мне усесться за стол, и показное спокойствие мигом слетело с маэстро, будто наносная шелуха.

— Каковы наши шансы отправиться на эшафот? — напрямую спросил он.

Я поморщился в ответ, но подручный одной лишь гримасой не удовлетворился, пришлось выложить все как на духу.

— Рано об этом говорить. В любом случае бегство оставим на самый крайний случай. Нашего хозяина такой исход втравит в серьезные неприятности.

— Какое тебе дело до этого хлыща? — фыркнул Микаэль. — Нет, я понимаю — парик! Облысеть всякий может, мода опять же! Но он еще и бороду подкрашивает! Представляешь?

— Да пусть хоть в женском платье ходит! — отмахнулся я. — Он магистр-управляющий! Не знаю, как обстоят сейчас дела у моих коллег в Сваами, но, если создадим проблемы Вселенской комиссии еще и в Грахцене, выйти сухими из воды уже точно не получится.

— Предлагаешь нам во имя высших интересов сложить голову на плаху, так?

— Повторяю: в бега ударимся только в самом крайнем случае. Ясно?

— Ясно-ясно, — скривился Микаэль, потянулся откинуть с лица отросшие волосы и зашипел от боли, невзначай коснувшись расчертившего лоб шрама. Тот уже затянулся, но еще оставался воспаленным и припухшим с явственными отметинами стежков. Благодаря усилиям Марты заживление протекало довольно быстро, и все же полностью убрать рубец ведьма пока не могла.

Я налил себе вина из стоявшего перед маэстро Салазаром кувшина и спросил:

— Уверен, что не стоит показать Уве нормальному целителю?

— Брось, Филипп! — вяло отмахнулся помощник. — Ты же видел, что творится с его эфирным полем! Любое дополнительное вмешательство лишь усугубит ситуацию. Время. Ему нужно время.

С улицы вдруг донесся яростный лай уже спущенных с цепи псов, я подступил к окну и приставил к стеклу ладони, но ничего толком не разглядел. А только вернулся за стол, и появился граф Хирфельд.

— Магистр, вы не спите? — обрадовался он. — Отлично! Нас желает видеть барон Аренкас, королевский прокурор.

Удивлению моему не было предела.

— В столь поздний час?

Магистр-управляющий нервно рассмеялся.