Так я скитался с места на место, часто не стремясь никем править, просто изучал мир и жил в своё удовольствие. Тем более, как показал мой жизненный опыт, править намного опаснее, чем просто жить, потому что вообще всегда рано или поздно наступал период, когда люди, окружавшие меня, решали свергнуть меня, а правителя, как правило, стремились тайно и наверняка. В связи с чем жить в долгосрочной перспективе простым гражданином куда безопаснее, чем правителем или богатым вельможей. Не стоит забывать и о том, что правитель всегда на виду, а простому страннику проще сменить своё амплуа. Это большая проблема, когда ты живёшь так долго, как живу я, не изменяясь и не старея.
Только позже, значительно позже я стал совершенствовать свой талант управления людьми, строить сложные системы, социумы, бюрократию, государства, в которых много людей могло жить, бороться с природой, идти вперёд. Только в последнюю тысячу лет своей жизни я осознал ценность технического прогресса в полной мере и приступил к движению прогресса вперёд всеми силами, часто решая научные задачи самостоятельно, а не делая ставку на других. Впрочем, на самом деле, жажда познания и развития во мне была всегда, разве что, в дремучие времена я не знал, как надо правильно поступить.
Глава 1: Юность.
Я вышел к реке, присёл около кромки воды и зачерпнул ладонями немного воды. Поднёс к лицу, умылся, потом выпил. Вода была холодной и приятной, но мне всё равно очень хотелось есть. Приятно было сидеть здесь у реки, слушать её журчание, спокойно и ни о чём не думая. Вдруг мне в спину врезался комок грязи и его ошмётки разлетелись, пачкая всё вокруг. Я обернулся, напротив меня стояло две сволочи постарше, они гикали и дразнили меня.
-Уродец, уродец, уродец.
Это моё имя, означавшее одновременно, что я урод, звучало на языке моего племени примерно как "год", то есть они орали мне "год", "год", "год". Что было типично для лексики и наречия моего племени столь далёких времён, слова были каркающими, короткими и значили много вещей сразу. Сам по себе язык был не богат, и количество слов невелико, слов триста, не больше, никаких времён падежей, склонений и даже женского или мужского рода в моём родном языке не было. Просто короткие каркающие слова, что значили существительное, прилагательное или действие, ну и были отдельные слова типа вчера и завтра, что выражали время, но без изменения окончаний. Точнее окончаний как в современных языках не было вовсе, были просто несклоняемые и неизменяемые слова. В последствии я использовал слово "год" как своё имя, хотя никто более и не знал никогда, что на языке моего родного племени оно означает "уродец", но с этим именем я прошёл через века.
Как я уже говорил, словарный запас моего племени семьи был не богат, но это ёмкое слово использовалось не только как моё имя, а значило всё мерзкое, что в жизни можно встретить. Кто-то скажет, что мои мама и папа должны были бы меня защищать, потому что мне всего семь или восемь лет, и если не они, то хотя бы вождь племени не должен позволять другим взрослым травить меня. Но в те времена у людей не было понятий о добре и зле, либо жалости. Они видели во мне урода, и не понимали как мне плохо и то, что я не виноват, что таков. А раз я урод, значит надо бить меня и издеваться надо мной и неважно, что я совсем ребёнок. С детства я привык, что никто меня не покормит, и максимум что я могу получить от своего племени, это брошенный мне в спину камень или комок грязи.
-Отстаньте.
-Уродец, уродец, уродец. (год, год, год).
В этот раз они пристали конкретно, продолжали швыряться грязью, да им хотелось поиграть, побить меня, поиздеваться, это доставляло удовольствие, и не только детям, но и взрослым. Впрочем, какие взрослые, все жили до двадцати, иногда очень редко умирали в двадцать пять от старости. Мои родители давно открестились от меня, полагая, что я просто урод, а такой никому не нужен. И поэтому я жил при племени, но отдельно от всех, иногда появляясь в родовой пещере, но только у входа, потому что вглубь меня не пускали, идти мне было некуда. Охотники никогда не кормили меня, но иногда мне доставались остатки еды племени, с самого детства я постоянно был голоден, даже не понимаю, как я вообще выжил. Родители, мать, кормили меня лет до трёх четырёх, пока не поняли, как я уродлив, и тогда они просто перестали обращать на меня внимание. Другие с самого детства привыкали бить меня, пинать, шпынять. И если в два три года, пока я был совсем детёнышем, меня ещё как-то не трогали зря, то с возрастом, год от года дела мои становились всё хуже.
Я питался подножным кормом, выкапывал из земли корешки, ел ягоды, и маленькие кислые фрукты в яблочном лесу. Самое вкусное, из того, что я ел, это орехи. Их иногда с трудом удавалось отыскать малое количество, больше всего мне нравились кедровые орешки из шишек. Впрочем, это не совсем те кедры, что растут сегодня в Сибири. Мяса я почти не ел, хотя другие члены племени регулярно охотились и добывали его вдоволь. Совсем редко, когда охотники убивали совсем крупную дичь, и мясо начинало пропадать, я пробирался к их пещере и ел тухлятину. Конечно, я не могу есть совсем тухлое мясо, но на второй или пятый день на жаре или в тени мясо начинает пропадать, и тухловато, но ещё не совсем гниль. Если ты сильно голоден и привык есть всё подряд, лишь бы не обессилить от голода, можно заставить себя поесть и тухлятину. Так я и жил, никто не думал о том, виноват ли я в чём-то. Никому в голову не приходило хорошо мне или плохо, как я себя чувствую, хочу ли быть как все или нет? Я просто был уродом и все меня били. После четырёх лет я даже уже не плакал, я просто понимал с детства, что я уродец, и надо просто терпеть и выживать.
-Уродец, уродец.
-Отстаньте.
Но их только раззадорил мой окрик и новые комья грязи полетели мне в лицо. Впрочем, грязь это не камни, гораздо хуже, когда кидают камни. Их так забавляет иногда, когда моя тонкая и нежная белая кожа рвётся при попадании камней с острыми кромками, и капает моя чёрно-красная кровь. У других членов племени кожа другая, она тёмно смуглая и толстая, грубая, покрытая тонким слоем шерсти и волос. А кровь у них светло красная. Трудно сказать, покрыто их тело именно тонкой шерстью, или это всё же скорее волосы, покрывающие всё тело везде, но у меня кожа вообще лысая и волос на груди нет совсем, и лишь руки и ноги частично покрыты мелкими волосками, что совсем не защищают ни от чего. Я совсем не такой как они, я урод, у меня тонкая кожа, почти нет волос на теле, за исключением конечно головы, на голове у меня волос достаточно. И всё же, другое лицо, маленький узкий нос, маленький рот, большой череп, намного крупнее, чем у других. Я другой, совсем не такой как все.
Я понял, лучше не доводить до крайности здесь и сейчас это. Быстро прыгнул в воду, нырнул, проплыл под водой метров десять и вынырнул с другой стороны реки, выбрался наружу, посмотрел на них с ненавистью, и двинулся в лес. Мои обидчики злобно заверещали, никто из них не умел плавать, и они боялись воды, для меня же река стала единственным способом оторваться от них тогда, когда становится совсем плохо. Они загнали меня в детстве в воду и научили плавать, и выбора не было, либо плыви, либо затравят. И с тех пор я умею плавать и не боюсь воды, а они все боятся. Впрочем, река не абсолютная защита, там, в полукилометре ниже есть брод, и по нему можно перейти с берега на берег, но думаю, они не пойдут так далеко, чтобы лишний раз потравить меня.
Самое опасное это конечно хищники, здесь в лесу полно крупных хищных зверей, люди племени отбиваются от них острыми палками и камнями вместе, спиной к спине, даже пещерные львы и саблезубые медведи не осмеливаются приближаться к стойбищу ближе, чем на пол километра. Большая стая людей может убить любое крупное животное. Поэтому здесь, около стойбища племени сравнительно безопасно, поэтому я часто бываю здесь, около людей, тут меня не любят, но племя не убьёт и не съест меня, я уродец, но человек. А вот лев или саблезубый тигр могут и ещё как.
Глубже в лесу звери не боятся людей, тем более меня, одинокого изгоя. За мной уже несколько раз серьёзно охотились, я всегда убегал, забирался на деревья, прыгал в реку. Последние годы я был особенно осторожен, поэтому меня так и не съели до сих пор. Я добрался до ручья, что тёк в километре от реки, прошёл вниз по нему, запутал следы и спустился к небольшому озеру, куда тот впадал. Сел на берегу ручья и посмотрел на себя, мне было противно. Белая тонкая кожа, маленькие скулы, маленький нос, дряблое и хилое тело, слишком большой лоб и большая голова. А глаза, какие у меня глаза? Таких противных глаз ни у кого больше нет, ни у человека, ни у зверя, самое мерзкое это их цвет, жёлто-зелёный. Я настоящий урод и ни одна женщина никогда не пойдёт со мной.
Я сел на берегу озерца, умылся, избавился от остатков грязи, и осмотрел своё голое тело, немного посидел. Потом подошёл к дереву и стал копать корешки, я знаю, здесь под этим деревом растут мои корешки, я сам их здесь специально сажаю уже второй год. Думаю, никто из моего племени не додумался сажать съедобные корешки специально, они только собирали и ели. А я много где понемногу сажал, и теперь если очень хотелось есть, можно было выкопать и поесть, но это всё равно плохая еда и я голоден. Тем более, они растут плохо и мало, впрочем... Я немного подкрепился и полез на дерево, наступала ночь, и пора было спать...
* * *
Я услышал грозное рычание, и тут же, не оборачиваясь, бросился бежать со всех ног. Рысь преследовала меня, крупная рысь килограмм на сорок. Я не видел её, но слышал, как она несётся за мной через лес, она не отступала, а до реки бежать далеко, я бегаю быстро, очень быстро, но рысь тоже. Я понял, это конец, смерть, изгою не место в этом мире, я маленький, ребёнок, что я могу без помощи других? Это смерть. И вот, впереди камни, и она догоняет и вот-вот догонит, до хищника буквально три шага, он позади меня, я понял всё конец. Прыгнул на камни, схватил первый попавшийся булыжник на килограмм массы, и рысь вцепилась мне в спину, разрывая мою тонкую кожу своими мощными когтями, я с разворота со всей силы ударил булыжником ей прямо в голову. Удар был сильным и очень сильным, я вложил в него свою последнюю надежду выжить, брызнула кровь и уже мёртвая рысь навалилась на меня, сбив с ног. Я отпихнул её от себя ногами, и, зажав раны, отполз в сторону, кровь текла из спины, она вся была располосована, жуткие раны. Никогда не забуду этот момент, я тогда впервые посмотрел в лицо смерти. Отполз в сторону на листья и затих. Рысь лежала рядом в двадцати шагах, большая, пятнистая, подрагивая от рефлексов умирающего тела.
Так я и пролежал всю ночь около своей смерти, и если бы меня нашёл какой другой хищник, я не смог бы защититься. Кровь остановилась ближе к полночи, я потерял много крови, мелко дрожал, и мне было холодно, но никто не пришёл мне на помощь, так и лежал в липкой луже собственной крови. Я знал, шевелиться нельзя иначе кровь потечёт снова, и тогда я возможно умру. Я был очень слаб, мне было плохо, но я не спал. Хотелось есть, и особенно хотелось пить, но никто мне не поможет, надо полежать, собраться с силами, а потом спрятаться пока не заживут раны. И ни один зверь не должен выследить меня, иначе смерть. Тем более, здесь в лесу живут весьма крупные хищники, львы не заходят в лес далеко, и живут на краю леса в поле и холмах, но вероятность столкнуться с крупной кошкой велика.
Наступило утро, хищники ночью меня так и не нашли. Я поднялся, съел кусок рыси и побрёл в свои владения. Мне было плохо, я был ранен, я не был уверен, что проживу при таких ранах долго. Сейчас главное найти убежище, попить и поесть, а потом как-то пережить ближайшую неделю, и не стоит идти к своим сородичам, последнее время они относились ко мне особенно плохо, и я всерьёз опасался, что раненого меня они могут просто добить. Но у меня есть хорошее дерево, удобная позиция с острой палкой и небольшим запасом всего, сейчас главное попить и поесть, потом забраться на то дерево и уснуть. Я сильный, я выживу, жизнь много била меня, и я смогу.
* * *
К десяти годам я стал опытным охотником, сильно вырос и окреп, изготовил своё собственное длинное копьё с наконечником из камня. Причём, моё копьё было изготовлено много лучше и искуснее, чем оружие моих соплеменников. Я долго старался, искал подходящий камень без трещин, потом сверлил в нём дырку и затачивал острые края, что могли убить любого хищника. Теперь у меня было много плантаций по всему лесу, так чтобы не привлекать внимания соплеменников, я много ел, и почти никогда не был голодным. Правда, ростом я не вышел, потому что рос медленно, я знал, многие мои сверстники с которыми я рос рука об руку, уже были высокими и сильными воинами на голову с лишним выше меня. А я до сих пор был маленьким и слабым, но сейчас я окреп по сравнению со своим детским возрастом. И теперь, используя свою одежду, мог убить рысь, волка или любого другого не очень крупного хищника даже не поцарапавшись, в связи с чем жить стало безопаснее. И да, одежда моё изобретение, толстая кожаная шкура в два слоя, что защищала от когтей и зубов, ходить в ней жарко, зато куда безопаснее. И поскольку я жил один и ходил по лесу также один, то приходилось выбирать между одеждой и опасностью быть поцарапанным и покусанным. Клыки и зубы могли пробить мои шкуры, но в них отбиваться проще. Остальные же мои соплеменники всегда ходили голыми, и это большое их упущение, плотный кожаный костюм куда безопаснее, чем тонкая человеческая кожа. Хотя конечно, от крупного льва медведя или саблезубого тигра моя кожаная защита не спасёт.
Теперь я часто охотился на мелкую дичь, убивал, ел сырое мясо. Надо мной перестали издеваться соплеменники, потому что я ушёл подальше в лес от родного племени, и теперь просто не позволял им выслеживать себя. Я жил, был счастлив и получал удовольствие, не чаще раза в неделю забредал во владения моего племени и смотрел, как они живут, ничего особо не менялось. Они даже уже почти забыли обо мне. Я редко приближался к ним, они не видели меня, а всё что невидимо для примитивных животных не существует, это мне давно известно. И всё же, я не хотел жить один, иногда мне хотелось вернуться к ним, не потому что они любили и уважали меня, а просто одному скучно. Я хотел... Или не хотел? На самом деле сам не знаю.
И вот однажды я вышел на берег реки, что протекала мимо нашего стойбища. Залез на дерево и посмотрел с ветки вниз на поляну перед пещерой, я увидел женщин, они о чём-то ревели, присмотревшись, я увидел останки четырёх или даже пяти человек, они были зверски растерзаны. Вой баб раздавался на весь лес. Немного подумав, я спрыгнул с дерева, взял своё копьё, переплыл реку и пошёл к ним навстречу, я знал, они меня не убьют, самое страшное, прогонят.
Я подошёл к ним сзади, вначале они даже не заметили меня. Но потом один из них резко крикнул.
-Уродец тут!
Вой сразу прекратился, они повернулись ко мне, один замахнулся заострённой палкой. Я шевельнул у него мимо морды своим каменным копьём.
