— Ежели Ваша догадка верна, то я получу вполне заслуженную премию и даже могу претендовать на перевод в касту Прекрасных, ну а если мы ошиблись, то Вам грозит строгий выговор, — Кассоди оглянулся на своего поникшего спутника, — но я все же верю, что Вы были правы, молодой человек, и беспокоиться Вам совершенно не о чем.

На крыльце их встречал невозмутимый седовласый дворецкий, чья работа как раз заключалась в том, чтобы делать вид, словно ничего необычного не случилось, пусть даже небо упало на землю, и наступил конец света. Он распахнул перед прибывшими широкие входные двери и пригласил следовать за собой. Пройдя через центральную анфиладу, Кассоди и Войкок оказались в главном зале, который выглядел куда просторней, чем весь полицейский участок Заречного Округа, и где уже ярко горели свечи, несмотря на то, что известие о прибытии нежданных гостей поступило лишь минуту назад.

— Думаю, Вам лучше помалкивать, молодой человек, — негромко буркнул Кассоди одним уголком рта, сняв фуражку и машинально провел рукой по своим идеально уложенным иссиня-черным волосам, — в таких местах изъясняются на немного других языках, и Ваш праведный гнев может оказаться крайне некстати.

— Я все понял, — кивнул сержант, до глубины души потрясенный увиденным величием.

Еще никогда ранее ему не доводилось заглядывать в тот круг мироздания, где обитают Совершенные. Запоздало спохватившись, он тоже сдернул с головы фуражку и торопливо пригладил топорщащиеся кудри. Его охватил самый настоящий мандраж, как в преддверии первого свидания или перед экзаменом в Училище. Ему пришлось изо всех сил стискивать фуражку одной рукой и поясной ремень другой только для того, чтобы скрыть дрожь. Так высоко он еще никогда не забирался.

Переступив порог еще одной двери по правую руку, двое полицейских вошли в роскошную приемную, полную красного дерева, позолоты и дорогой кожи. Герцогиня встречала их, сидя в большом кресле, непринужденно расслабленная и спокойная, как и всегда. Недовольный излом ее тонких черных бровей, опустившихся к переносице, любому гостю ясно давали понять, что его визит создает ей массу неудобств, но Ее Светлость готова терпеть любые издержки, пока они служат улучшению жизни простых горожан.

Сержант вдруг почувствовал, что задыхается. Передним предстала та, что долгие годы являлась смыслом его жизни, целью его вожделений, объектом его преклонения и предметом его жарких юношеских сексуальных фантазий.

Дорогое темно-синее платье, облегающее идеальную фигуру, тонкий, едва заметный макияж на идеально чистом лице, словно сделанном из тончайшего фарфора, легкая надменность в повороте головы, способная свести с ума кого угодно — герцогиня очень хорошо знала, как обращаться с противоположным полом.

— Добрый вечер, половник Кассоди, — приветливо кивнула она, всколыхнув водопад роскошных волос цвета пламенеющего заката, ниспадавших на обнаженные плечи, — чему обязана столь поздним визитом?

— Покорнейше прошу прощения за беспокойство, — полковник аж пополам переломился, стремясь продемонстрировать свое почтение. Сержант склонился следом, почти уткнувшись головой в паркетный пол, — но у нас имеется пара вопросов к Вашей Светлости.

— Я Вас слушаю, — ну как!? Как возможно одним-единственным словом дать понять, что малейшая оплошность будет стоить жизни тому безрассудному смельчаку, что осмелился нарушить Ее покой!?

— Этой ночью мы перехватили преступника, доставлявшего опасный груз, — Кассоди прошел вперед и водрузил на стол перед собой темный деревянный футляр, — Вам известно, что это такое?

— Не имею ни малейшего понятия, — ни единый мускул не дрогнул на лице Герцогини, и Войкок постепенно начал сомневаться в верности своей догадки.

— Мы называем эту штуку «Язволов», — продолжил объяснять полковник, — магическая кукла, берущая на себя все пороки и изъяны живого человека.

Он откинул крышку футляра, демонстрируя герцогине жуткое содержимое ящика, но женщина оставалась по-прежнему невозмутимой.

— При помощи запретного ведьмовства любые изъяны, любые дефекты могут быть навсегда заточены в этой копии, оставив облик заказчика идеальным и свободным от любого несовершенства. Очищенный таким образом человек может претендовать на высшие посты в системе государственного управления, подняться на самую почетную ступень в социальной иерархии.

— Зачем Вы все это мне рассказываете? — недовольно нахмурилась Герцогиня, и сержанту захотелось провалиться сквозь землю от неловкости и стыда, — меня не интересуют потуги Отверженных, пытающихся обойти закон и избежать депортации.

— Речь не о них, Ваша Светлость, — продолжал упорствовать полковник, — а о Вас. Соответствующий искус проник в самые высшие сферы властных структур, и от него никто не застрахован!

— Ваши подозрения, господин Кассоди, нелепы и оскорбительны! — Герцогиня горделиво вздернула подбородок, и под ее гневным взглядом Войкок почувствовал, как заполыхали его щеки, — я завтра же доложу министру о Ваших возмутительных и неприемлемых измышлениях!

— Разумеется, Ваша Светлость! — Кассоди предпринял тщетную попытку склониться ниже пышного ковра, — если мои подозрения ошибочны и лживы, то я готов понести всю тяжесть ответственности за свою дерзость! И Вы, я полагаю, не будете возражать, если я уничтожу предмет, вызвавший мои нелепые подозрения?

Полковник извлек уродливую куклу из тесного футляра и, брезгливо морщась, бросил ее перед собой на пол.

— Еще раз прошу прощения, что отнял Ваше драгоценное время и позволил себе столь абсурдные инсинуации, — его сапог завис над бледно-розовым фарфоровым личиком.

— Нет! Подождите! — внезапно побледнев, Герцогиня вскочила с кресла и метнулась вперед, умоляюще протягивая руки к валяющейся на ковре маленькой страхолюдине в шелковом платьице.

— Вы желаете что-то сказать? — в голосе полковника не осталось ни капли подобострастия, что, подобно патоке, пропитывало его еще секунду назад. Теперь он звучал предельно холодно и жестко.

— Давайте не будем совершать необдуманных и опрометчивых поступков, — женщина, еще секунду назад излучавшая спокойствие и невозмутимость, теперь балансировала на грани паники.

Внутри у Войкока все оборвалось и полетело куда-то в преисподнюю. Идеальный образ той, что всегда выступала для него как образец уверенности и самообладания, внезапно дал трещину и начал рассыпаться болезненными кровоточащими осколками. Воплощенный идеал внезапно оказался обычным человеком со своими слабостями и темными страницами прошлого. Его самая сокровенная мечта обернулась банальным и вульгарным обманом.

— Имя!!! Адрес!!! — рявкнул Кассоди, окончательно отбросив ненужную более корректность и вежливость.

— Я не понимаю, о чем Вы говорите! — в сложившихся обстоятельствах попытка Герцогини изобразить невинную овечку выглядела откровенно жалко.

— Как скажете, — нога полковника опустилась на голову уродливой куклы.

— Не-е-е-т!!! — пронзительно закричала Герцогиня, бросившись вперед и распластавшись на ковре перед ним, — прошу Вас!!! Умоляю!!!

— Имя! Адрес! — сухо повторил Кассоди.

— Чечетский переулок, — торопливо заговорила женщина, — у самой набережной… там на домах и номеров-то нет… прошу Вас, отдайте ее мне! Никто ничего не узнает!

— Вы предлагаете мне стать соучастников Вашего обмана? Вашего преступления? — теперь пришел черед полковника играть роль оскорбленной добродетели, — предать все то, чему я служил долгие годы!?

— Поверьте, я умею быть… благодарной! — отчаявшись добиться сострадания от Кассоди, Герцогиня обратила взгляд своих испуганных, но по-прежнему бездонных и манящих глаз на его юного спутника, — у меня есть связи, влияние, вы даже не представляете, сколь многое я могу вам… дать.

Перед Войкоком все поплыло, подернувшись розовым туманом. Герцогиня славилась своими колдовскими талантами, позволявшими ей ловко крутить неосторожно приблизившимися мужчинами. Она чуть изогнулась, и взор сержанта сам собой устремился к соблазнительно оттопырившемуся вырезу ее платья.

— Быть может… — он нервно сглотнул, — нам не следует принимать скоропалительных решений, полковник? Мы могли бы…

— Довольно! — оборвал его лепет Кассоди, — закон един для всех, Ваша Светлость… бывшая Светлость.

Он резко опустил ногу, и жалобный хруст фарфора слился с пронзительным визгом Герцогини, схватившейся за лицо, которое начло корчиться и плавиться, точно брошенная в огонь восковая маска. Защитные чары спали, и уродства, доселе запертые в личике куклы, начали возвращаться к прежней владелице.

Ее еще недавно точеные и чистые черты словно скрючило от страшной боли. Рот осклабился в безумной ухмылке, обнажив кривые грязно-желтые зубы, левый глаз начал выпучиваться все сильней и сильней…

Войкок не выдержал и сам упал на колени, давясь приступом тошноты…

— Но почему!? — сержант молчал всю обратную дорогу до ожидавшего их экипажа, и только забравшись внутрь и без сил плюхнувшись на сиденье, дал волю своим эмоциям, — почему Вы поступили с Герцогиней так жестоко!?

Перед глазами Войкока неотвязно стояла рвущая его душу в клочья картина — Герцогиня, стоящая на коленях посреди залы в окружении опавших с ее головы некогда роскошных медно-бронзовых волос и раскачивающаяся из стороны в сторону в такт своим рыданиям, которые больше напоминали завывания смертельно раненого зверя. Он сомневался, что когда-нибудь сможет стереть из памяти ее залитое слезами жуткое изуродованное лицо, и сколько бы он ни затыкал уши, в них продолжал звенеть ее полный боли и ужаса вопль.

— Еще немного, и Вы, сержант, набросились бы на меня с кулаками в попытке защитить предмет своих воздыханий, — Кассоди покрутил кольцо на рукояти своего жезла, и тот полыхнул яркой зеленой вспышкой, — пришлось действовать быстро.

— Но я… я бы никогда… — опешил Войкок.

— Не спорьте, юноша. Я знаю, о чем говорю — чары Вожделения действуют невероятно быстро, и человек даже не успевает сообразить, что с ним происходит. Сталкивался уже… — полковник тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.

— Но она же рассказала все, что Вы хотели узнать! — не унимался разгорячившийся сержант, — почему нельзя было решить вопрос как-нибудь помягче?

— Сотрудничество может облегчить наказание, но не отменяет вины, — нравоучительно заметил полковник, — я отмечу в рапорте ее желание помочь следствию, но все дальнейшее исключительно в руках Комиссии Чистоты. Не исключаю, что и в их конторе теперь чьи-то головы полетят. Как получилось, что инспекторы на протяжении многих лет упорно не замечали, что Герцогиня практически не стареет? Им уже давно следовало заподозрить неладное.

— Разве Язволов способен дать человеку бессмертие!?

— Нет, конечно, но он может достаточно долго скрывать признаки надвигающейся старости. Если его регулярно подновлять, — Кассоди покосился на сержанта, — иначе зачем, по-Вашему, молодой человек, ведьма сегодня гоняла к Герцогине своего тайного посыльного.

— Так вот для чего требовались кисточки и краски, которые мы нашли в его рюкзаке! — осенило Войкока.

— Именно так. Чтобы перенести на кукольное личико все вновь появившиеся морщинки и пятнышки, — полковник вздохнул, — обычно такую личную куклу делают еще в младенческом возрасте, чтобы исправить врожденные дефекты, и после уже не трогают, храня в надежном месте. Человек может так никогда и не узнать, что у него где-то есть свой Язволов. Герцогиню же погубило ее безмерное тщеславие, ей хотелось оставаться юной и совершенной вечно.

— Что ее теперь ждет?

— Лишение всех титулов, перевод в касту Отверженных и депортация в Пустоши. Если Комиссия сжалится, то все будет проделано тихо и без лишней публичности. Но это вряд ли, она же шла на преступление осознанно! Поэтому ее вполне могут еще и по улицам в позорной клетке прокатить. В назидание прочим, так сказать.

— Для нее такое унижение, пожалуй, похлеще смерти будет.

— Нисколько не сомневаюсь.

В этот момент жезл полковника выпалил короткую очередь ярких зеленых вспышек, сообщая, что все его приказания доведены до исполнителей.

— Отлично! Тогда мы тоже отправляемся! Дорога каждая секунда! — Кассоди отдал команду машинисту, и экипаж, скрипя и лязгая, все быстрей загрохотал по мостовой.

— Почему такая спешка?

— Исчезновение посыльного может вспугнуть ведьму. И все, пиши пропало!

— Но соваться в тот район прямо вот так, с голыми руками? — лоб Войкока прорезала недоуменная складка, — можно обратно живыми и не выбраться!

— Именно поэтому я сначала дождался отправки подкрепления — штурмовой группы, усиленной парой боевых антимагов, — полковник рассмеялся и хлопнул его по плечу, — не дрейфь, прорвемся! Такую добычу упускать никак нельзя! Вызванный мною отряд уже выдвинулся в припортовые кварталы, надо бы и нам поспешить.

Сержант задумчиво уставился в окно, за которым проплывали размытые туманом контуры домов и деревьев. Еще недавно ему казалось, что ничего рискованней погони по мокрым и скользким крышам уже и быть не может, но теперь начал сомневаться.

Добропорядочные люди избегали даже приближаться к припортовым районам, населенным по большей части Прощенными. Те пусть и не были так уродливы, как несчастные, кого поразила Кривая Чума, но и особо приятной внешностью не отличались, балансируя на самой грани приемлемого. Им прощали их неказистый внешний вид и снисходительно позволяли жить в пределах границ Города, но этим все их права, собственно говоря, и исчерпывались. Любой Прощенный, пойманный за пределами своего квартала вполне мог быть низведен в Отверженные и депортирован в Пустоши. Зато внутри своего мира они являлись полноценными хозяевами, и любого забредшего к ним чужака, особенно из высшей касты, здесь могли ожидать крайне неприятные сюрпризы.

Полиция практически никогда не заглядывала в эти районы кроме совсем уж чрезвычайных ситуаций, и сегодня, похоже, выдался как раз такой случай.

— Почему поимка ведьмы настолько важна? — Войкок снова обернулся к полковнику, — разве один-единственный инцидент с запретным ведьмовством стоит того, чтобы проводить подобную полномасштабную штурмовую операцию?

— А с чего Вы взяли, молодой человек, что наш случай — единственный? В ее логове вполне могут найтись и другие язволовы, что позволит нам одним махом найти и обезвредить целый отряд глубоко законспирированных диверсантов, разъедающих основы нашей государственной системы! — Кассоди вскинул брови, глядя на остолбеневшего сержанта, — Вы что, всерьез полагали, что мы гоняемся за какими-то мелкими жуликами!?

— Но… угрожать всему государству… каким образом!?

— О нет, не волнуйтесь, вражеского заговора тут искать не стоит. Дело в том, что такого рода жульничество разрушает продуманную и стройную систему каст, лежащую в основе всей государственной машины. Она же не на пустом месте появилась, ее создание обусловлено исключительно рациональными соображениями, нацеленными на обеспечение максимальной стабильности вертикали власти.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓