| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ты, вдруг, захочешь видеть небо
И солнцу руки протянуть!
Понюхать тёплый запах хлеба,
Забраться в сено и уснуть.
Игорь Иванов
Область Ленинградская, я люблю тебя!
Хорошо, когда тепло и начало лета —
Солнце в небе высоко, дарит больше света.
Что за чудная пора: всё благоухает,
И в ручье журчит вода, бликами играет!
На лету шуршат стрекозы крыльями прозрачными,
На лугу гуляют козы выпасами дачными.
И уже жужжит пчела над цветком душистым;
Одуванчик жёлтым был — стал теперь пушистым!
Пробивается ботва молодой картошки,
И щекочет чуть язык от квасной окрошки.
А вечерний аромат молодого леса,
Насыщая все вокруг, давит своим весом.
Наша ночь-красавица
Всем безумно нравится,
Белой накрахмаленной скатертью легла.
Трелью соловьиною утро разыграется.
Область Ленинградская, я люблю тебя!
Где ночует ветер
Кто мне скажет, где ночует ветер,
Где его пристанище и дом?
Почему над ним небесный купол светел
И практически нет облаков на нем?
Я бы в гости к ветру напросился
Беспардонно, словно к другу своему,
От души бы чаю с ним напился
И задал ему сто тысяч "почему".
Пусть на все вопросы сразу не ответит,
Но хоть что-то он мне прояснит:
Отчего над морем звезды ярче светят?
А, бывает, в штиль оно штормит?
Почему зимой, колючий и ершистый,
Песни заунывные поет?
Летом на заре прохладный, но пушистый,
Обнимает нежно и, как кошка, льнет?
До утра все темы исчерпаем,
На прощанье хлопнем по рукам.
Боже мой, ну почему мы не летаем,
Словно птицы, и под стать ветрам?
Надевая крылья, он тихонько скажет:
"Радуйся, что ходишь по земле.
Если вдруг на сердце груз обиды ляжет,
Ты не позволяй черстветь душе.
Не беда, что Бог вам не дал крылья,
Можно ощущать полет во сне.
Главное, чтоб в жизни регулярно
Правильные ветры дули в голове".
Юрий Иванов
КИРИШАМ, ЖЕМЧУЖИНЕ ЗЕМЛИ ЛЕНИНГРАДСКОЙ
За бальзамом для души
Я поеду в Кириши.
Первым встретит Волховстрой
Тёмной сумрачной порой.
Нет, не зря дремал вчера
На вокзале до утра.
Из предутренней глуши
Выплывают Кириши.
Волхов, мудрый и седой,
Брызнет светлою водой.
Набежавшая волна
Поприветствует меня...
Чем гордится здесь народ?
Есть Дворец и есть завод,
И гостиница стоит —
Европейский колорит!
Стадион, музей, бассейн —
Гордость для России всей,
А в житейской темноте
"Факел" путь осветит мне.
В людях столько доброты,
Что нигде не встретишь ты!
И с сияющей душой
Возвращаюсь я домой.
Мамино тепло
Мамулей связаны носки,
И ею связан свитер...
И греют тело мне они,
Хоть возраст их и вытер.
Давно уж мамы моей нет —
Лежит в земле глубоко.
Идет тепло ее, как свет
Звезды угасшей и далекой.
Солдату-освободителю
от
бывшего несовершеннолетнего
узника фашистского лагеря
Открылась дверь фашистского барака,
И с ярким светом солнечного дня
Увидел я советского солдата,
Тогда освободившего меня.
Нас жизнь несла по кочкам и ухабам,
Разруха била голодом и мглой,
А тот солдат всегда был рядом
Примером в жизни непростой.
Когда я шёл на дуло автомата
В горячей точке, не страшась огня,
Не струсить помогло лицо солдата,
Тогда освободившего меня.
Когда уста молитвы шепчут свято
И вижу лик спасителя Христа,
Мне вспоминается лицо солдата,
Тогда освободившего меня.
Мы победим, я в это верю свято
И одолеем всякого врага:
К Победам нас ведёт душа солдата,
Тогда освободившего меня.
Ольга Иванова
Зима
Какой сумасшедший холод
с глазами больной собаки.
Зима заползает в город,
бессмысленны счастья знаки.
Я кутаю наши чувства
в тепле батарейной дали.
Продайся, купи искусство,
и радости, и печали.
Осколками рваной тучи
я рву этажей улыбку.
Зимой небывало скучно,
зимой и любовь — ошибка.
Я так ненавижу зиму!
Весь мир — без остатка зрения.
Распроданная картина —
пропало стихотворение.
14 ноября 07
До осени...
Какое мне дело
До осени?
Разве что холодно,
Грустно,
И всё время
Дождь. Он
Сводит меня
С ума....
Раз....Два... Одна
За одной
Капли —
Нелепые капли,
А в сущности
Просто вода —
Раз, два...
Стучатся в окно,
Но
Глупо их существование.
Заведомо глупо.
И некрасиво.
Хочется верить,
Что так не всегда.
Ведь и эта вода
Не вечна.
Но какая обречённость
В падении листьев!
Висел — и упал.
Так и мы
Инертны, нежны,
Падаем вниз...Но
Что мешает ветру
Поднять их
И закружить так,
Чтоб захотелось
Жить.
* * *
Ты знаешь, что могут
Такие встречи?
Так бьётся об лёд
Бесконечность,
И тёплый
Неоновый свет
Торчит из обломков лет.
Вот Питер.
Потёмки.
Зима.
Вот сны
о весне
и лете
На потрескавшейся
планете.
Вот льдина,
вторая льдина —
С моста
это лучше видно,
Нет здесь
ни конца
ни начала.
Отталкивайся с причала
К моим
разноцветным
снам...
Вот питерский Нотр-Дам.
Отвьюженный он веками,
несбывшимися мечтами,
оранжевыми цветами,
В задворках сиреневых звёзд —
И мир
будто в полный рост.
Ресницами хлопает город —
Гранитный
смертельно
больной.
И вот уже машет холодом
две тысячи восьмой.
Николай Ильин
Хайям 2000
Зачем тебе страдать и пить вино,
Потом лежать в постели, как бревно
И целый день завидовать напрасно
Другим, которым это не дано?
Зачем тебе устраивать погром
В домах у тех, с кем даже незнаком.
И называть жидами коммунистов?
И состоять в их партии при том?
Зачем тебе огонь ? Или вода?
Иль жерла медных труб, чья пустота
Давно уж стала притчей во языцех,
Прошедших это все туда-сюда?
Зачем тебе участок, огород
В краях, где постоянно недород?
Где глинозем , пропитанный навозом
В конце концов забьет тебе же рот?
Зачем тебе таскаться по утрам
На службу? Что хорошего есть там,
Где сам себе теряешь принадлежность?
Иль делишь оную с другими пополам ?
Зачем тебе задумываться о
Том, что есть добро, а что есть зло?
Когда тебя не сдвинуть с середины
Как все, что не тонуло, но плыло ?
Зачем тебе недвижимость? Она
Недвижима. К тому же лишена
Сочувствия к судьбе своих владельцев
(Тихонько, чтоб не слышала жена!)
Зачем тебе расстраивать других
Своими мыслями, заботами о них,
Надеясь(ну, конечно!) на взаимность?
В ответ, рискуя получить под дых?
Зачем тебе желать. Чего здесь нет?
Как мотылек, стремящийся на свет,
НЕ знает, где же есть его погибель,
Ты думаешь, что есть на все ответ?
Ирина Ишимская
А.И.
Ты обучал меня французским
Словам что лились, как сонет.
И коридором этим узким
Мы вышли под руку на свет.
Ах, в этой жизни много ль надо,
Когда с тобой бесценный друг.
Как мотыльки над Ленинградом,
Летали ангелы вокруг.
И было так легко и просто.
Твержу : " Аломб, джерси, аломб".
С тобою город , как подросток,
Смеялся, сбросив свой апломб.
Да не прилипнет грязь к французским
Твоим ботиночкам, поэт.
И коридором этим узким
Мы выйдем под руку— на свет.
Амстердам
Я не забуду Амстердам.
Один лишь день один глоток.
Волны сверканье по глазам,
Его гашишный хохоток,
Его разгульный шум и лень,
Его раскованность во всем.
Он опрокинул -этот день
Цветов корзины в водоем.
Он развалился-Амстердам
Вольяжно в кресле и глядит.
Уверен , что одна из дам
К нему обратно прилетит.
Он точно знает , чародей ,
Что он влюбил ее в себя.
Везет в колясочках детей,
Велосипедами звеня.
Марии Волконской
Она занавесила в камере стены
Сверкающим шелком, но как,
Но как занавесить тоску и измены
Людей и промозглый сквозняк.
Но как занавесить от матери строгой
Молчанье презренье и боль,
Холодный пугающий воздух острога
И волка сибирского вой.
История все занавесит , Мария,
Держись — я кричу тебе в прошлое, верь,
Что вас никогда не забудет Россия.
Вы в вечность открыли скрипучую дверь.
Сергей Колосов
Кони
Посвящается В.Высоцкому
Расставаться с надеждами — горько,
Всё, что на сердце нес и берег,
А России безумная тройка —
Нас несёт без разбора дорог.
Стойте, кони! Не надо так прытко!
Что торопит вас? Что зовет?
Что вас гонит в ту даль, словно пытка,
С под копыт высекая лёд?
Повороты, ухабы России...
Что грядет еще нам, сколько зла?
У кого хватит воли и силы
Тройки той натянуть удила?
Стойте, кони! Не надо так рьяно!
Разве мало вам тех плетей,
Что загнали вас по бурьянам,
Заставляя лететь и лететь?
Только вера в душе опаленной
И Георгия бой с иконы
Вас удержит от запыленной,
Той дороги шальной, мои кони.
Стойте, кони! Умерьте бег свой!
Иноходцами хватит быть!
Целовать хватит руки бесам,
А пред Богом вставать на дыбы!
Москва
Этот город погряз в нескончаемой лжи,
В пертурбациях сонма сомнений и мнений.
Этот город, когда-то возникший в глуши,
Стал истоком для стольких жестоких империй.
О, какие цари, о, какие князья —
Ликом ближе к Христу, только сердцем к Варавве.
Этот город хвалить нам, конечно, нельзя,
Но хулить его, право, мы с вами не вправе.
Этот город Поволжья — такой же, как мы,
Это город святынь, это город распятий,
Из него так видны лагеря Колымы —
Пятна крови не смыть с накрахмаленных платьев.
Здесь с похмелья Есенин блевал на Ямской —
Ширь души спеленована пыльной столицей.
Здесь, мазками Маковского, плыл над Москвой
Маяковского спич о стальной кобылице.
Это город батыевых скошенных орд,
Бонопартовских войск, ослеплённых пожаром,
Это город парада, что взят под эскорт,
И воды, что по улицам после бежала.
Это город юродивых, город стрельцов,
Это город тиранов и их лизоблюдов.
Это город, открыто плюющий в лицо
Мало-мальски хотя бы порядочным людям.
Этот город, конечно, других не грязней,
Только в нём концентрация зла на пределе.
Третий Рим наш в руинах, как тот Колизей,
Где ряды гладиаторов слишком редели...
Хан
Откинув полог своего шатра,
Хан видел степь, кровавую от маков,
Какая битва здесь была с утра —
Со свистом стрел и звоном акинаков!
На жизнь и смерть вселенная щедра:
Цветов и крови колор одинаков.
Любимый конь невдалеке стреножен,
Омытый кровью, а затем водою,
Хан вытер меч и, убирая в ножны,
Подумал: "Меч напился вдоволь,
Уже заждались моих воинов жены,
Еще не зная, многие что — вдовы."
Так думал хан в прохладе южной ночи,
Испив вина из черепа врага,
Он вспоминал слова чужих пророчеств,
Что смерть его совсем недалека,
Не потому ль стервятники хохочут,
Бесстрашного пугая старика?
Да, хан — старик, ему уже за сорок —
Немалый срок в былые времена, —
Но глаз незатуманившийся зорок
И ноги не забыли стремена,
И с женщинами в маковых озерах
Он острова нередко приминал.
Стал целый мир тебе — обитель,
Судьба сплела златой венок,
Ты вышел в битве победитель
И враг поверженный — у ног.
Так почему сегодня, повелитель,
Твой взгляд печально одинок?
Татьяна Котович
* * *
В сад войдём. Сугробы шелестят.
Пухнут ветки.
Вешним солнцем затопило сад
Выше метки.
На скамье, как в лодке, посидим.
Я и прежде
Замечала: вроде, больше — зим,
Вёсен — меньше.
На огромном тополе кора
Просветлела.
Знать, уже прогрело до нутра.
В чём же дело?
Я люблю деревья не в обхват,
Коим за сто.
В их вершинах отдыхает взгляд
Долго, ясно.
Иль весна мгновенно коротка, —
В этом дело?
С веточкой подобранной рука
Занемела.
Ночная гроза
Всю ночь гремят салюты лета —
Кружит над городом гроза,
И вспышки огненного света
Во сне слепят мои глаза.
Обрывки сна летят, как тучи,
Всю ночь гонимые грозой.
Меж ними — бездны мрак колючий
И блеск, и грохот проливной!
Всю ночь пыталась я лоскутья
Собрать, связать, — но рваный сон,
Как небо, полон грозной жути:
Ни явь, ни сновиденье он!
Не смея спать, боясь проснуться,
Всё: в гнёздах, в норах и в домах, —
Закрыв глаза, не шелохнуться,
Лелеют свой смиренный страх.
Всю ночь блистало и гремело,
И вызывало на борьбу.
Но я лишь одного хотела:
Грозе довериться всецело,
Вручить без спора ей судьбу.
* * *
Покуда снег, остывший с неба,
Ещё не падал, не летел, —
Октябрьский лес уже до снега
Весь на просвет берёзой бел.
На желтизне и на багрянце,
В прозрачном кладбище листов
Берёзам любо выделяться
Предснежной бледностью стволов.
И неподвижным снегопадом
Стоять среди еловой тьмы,
В людское сердце белым взглядом
Вселять предчувствие зимы.
Над рукописью
Водою капнула... А через много лет
Подумаю, что это — слёзы.
Начну припоминать причину давних бед,
Свою вину, твои угрозы...
Я разволнуюсь, глядя на пятно:
Что там за слово под слезами?
Иль, может, не слеза, а белое вино
С его несчастными усталыми глазами?..
Преувеличивая бывшей жизни грусть,
Скажу на эти тусклые разводы:
"Я плакала тогда!..".
И я заплачу пусть,
Влюбляясь в прожитые годы.
* * *
Завтракаю одиноко
Со своим стаканом молока.
Вдруг внезапно — властная тревога,
Утренняя тоска.
В чём причина, в самом деле,
Безответной той тоски?
Половицы проскрипели...
Мама свёртывает половики...
Хоть и не было от веку
Половиц, половиков...
Просто — грустно человеку.
Всё — для рифмы, всё — для слов.
Ну, а мама-то, конечно
Непременнейше — была!
С нею — скрытно и беспечно,
Лживо, ласково жила...
Что-то больно стало сердцу.
Поклонись моей тоске —
Человеческому детству
С пеночкой на молоке.
День и ночь
"И бездна нам обнажена..."
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
