Книга 2

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Вначале — проспект Добронравов, в конце — Кривой переулок. 3002 год после Падения Небес.

Это был самый обычный день в самом обычном Городе.

В Городе, без названия, хотя название когда-то было и не одно. Не у Города, конечно, а у мест ставших им.

Обычный день неумолимо становился обычным вечером, а там и вечер станет ночью.

Но до ночи ещё было время. Достаточно времени.

Самый обычный Город. С асфальтированными дорогами и мусорными баками, расположенными непростительно далеко друг от друга. С автомобилями, приводимыми в движение двигателями внутреннего сгорания. С газом и водой, текущим по трубам из метала и пластика, электричеством бегущим по проводам.

Самый обычный Город. С дорогами вымощенными брусчаткой и сточными канавами по сторонам от них. С повозками, которые тащили вперёд лошади, быки, огры и много ещё кто из тех, кто передвигается на двух, четырех или более ногах. С магией, дающей куда больше чем могут дать газ, вода или электричество, кажущееся многим всемогущим и универсальным.

Самый обычный Город населяло множество различных рас, представителей которых можно было встретить в разных уголках Лоскутного Мира, а также уникальных, являющихся частью городской экосистемы, гибридов разных поколений и обычных модификантов.

По улице самого обычного Города шёл самый обычный человек.

У самого обычного человека было множество имён.

Сейчас он разрешал себя звать Ветус Амикус.

Самый обычный человек шёл по Орочьим Болотам не обращая внимания на вонь и грязь, хлюпающую под ногами. Грязь и вонь — визитные карточки этого района, как и чудовищно высокий уровень преступности, обусловленный во многом тем, что штат Надзирающих района редко бывал укомплектован больше чем на половину. Но раз подобное состояние дел устраивало Администрацию, то это устраивало и человека, спокойно бредущего к себе домой.

Совсем спокойно сегодня не получалось.

Шайка гоблинов второй квартал, плохо скрывая свои намерения, следовала за человеком, ожидая лишь одного — чтобы тот свернул куда-нибудь с проспекта Добронравов, по которому нет, нет да и проходили патрули Надзирающих.

Если бы главарю гоблинов Транчу, не успевшему прокурить гнилушкой последние мозги, сообщили, что человек тоже не желает, чтобы ему помешали Надзирающие, то он бы скорее всего вспомнил странные истории о том как была вырезана вся верхушка группировки Улыбца Гонти — огра, державшего совсем недавно в своих руках весь строительный бизнес Орочьих Болот. Вспомнил бы он и о товарищах по опасному ремеслу, промышлявших в округе, а теперь же ставших пищей для червей и прочих тосийский тварей, обитателей Канализации.

К несчастью для Транча и его шайки, рядом не оказалось никого, кто мог бы им сообщить это.

— Эй, Гражданин, не подкинешь годик-другой? — заступив дорогу человеку, скорее потребовал, чем попросил, Транч.

Кривые пальцы его при этом поглаживали рукоять самопального огнестрела. Оружия грозного на весьма скромном расстоянии, да и то в том случае, если оно не давало осечку, а осечку подобные кустарные образцы давали в трёх случаях из десяти, и это в лучшем случае.

Почти дюжина подчинённых Транча, помахивая клинками разной степени убогости, плотным кольцом окружила человека, давая понять, что ему лучше сразу согласиться на столь щедрое предложение со стороны их главаря.

Откуда в руке у человека появился тесак, никто из гоблинов не успел понять, а потом понимать было уже поздно: нужно было спасаться, так как Транч, разрубленный на две неравных половины, валится в грязь, как валятся туда же ещё трое гоблинов, задетых тем же ударом. Отлетают в сторону две головы, срубленные саксом, которого мгновение назад не было в левой руке человека, метательные ножи собирают свою часть кровавой дани, пробивают тела лишённые всякой брони чуть ли не насквозь.

Раненных человек добивал копьём, пронзая сердце и для верности проворачивая оружие в ране.

Свидетелей, окажись рядом таковые, ждала та же судьба, что и гоблинов.

К счастью, для свидетелей, их рядом не оказалось.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Фонарь Мертвеца. 3002 год после Падения Небес.

"Фонарь Мертвеца" являл собой тот редкий для Города в общем и для Орочьих Болот в частности тип заведений, который принципиально не прибегал к использованию Рабов в работе, а также не рассматривал ни одну из разумных рас в качестве ингредиентов своих блюд, отдавая предпочтение старым-добрым курам, свиньям, рыбам и не менее старым, но уж точно не добрым неразумным формам драконидов. Следствием чего являлись, во-первых, цены соперничающие со своими товарками из престижных районов, вроде Эльфийких Холмов и Чарующего Леса, а во-вторых, отсутствие в меню блюд, для многих являющихся визитной карточкой кухни Города.

Стоит отметить, что если вышеперечисленные особенности Фонаря и имели отношение к самой сути заведения, то это отношение было не больше, чем у изящной вязи на клинке к работе, тем клинком выполняемой. Украшение, призванное радовать глаз своего хозяина, не больше. По крайней мере, в этом был уверен всякий гость Фонаря, взглянувший в дополнительное меню, подаваемое любому, кто его запросит.

Алая Ильменсен, с аппетитом поглощавший жаренную с помидорами рублённую куриную грудку, к которой подали чесночные гренки и запечённый в углях картофель, за всю свою длинную жизнь в Городе не единожды делал заказ услуг из дополнительного меню. И пусть стоило это каждый раз баснословно дорого, оно того стоило, ведь траты эти всегда оборачивались для Алая прибылью, которая не всегда выражалась в частом времени, что прибавлялась к счёту гоблина.

Во многом именно благодаря сотрудничеству с Фонарём Ильменсен превратился из наёмника с именем широко известным в определённых кругах в главу частной сыскной конторы, в которую обращались не только Граждане, но и Администрация, а также те, кто прозывался Сумеречниками. С Сумеречниками Алая работать не любил, с Администрацией тоже, но платили и те и другие столько, что отказывать им было глупостью.

Глупость — один из тех немногих грехов, который глава частной сыскной конторы не мог себе позволить.

Глупость...

Вся жизнь — сплошная череда глупостей. Больших и малых. Своих и чужих. Тех, о которых ты знаешь ещё до того, как сделаешь, тех, о которых узнаешь когда сделаешь, тех, о которых ты никогда не узнаешь, и тех, о которых, возможно, не только ты, а вообще никто и никогда не узнает, но от этого они не перестанут быть глупостями.

Глупость и Случайность — два столпа, на которых балансирует то, что зовётся реальность.

Глупостью со стороны самого удачливого, а как следствие самого любимого лазутчика Горгонта, гоблина про прозвищу Пройдоха было идти в атаку на стены Иллариос-Дайа вместе со вчерашними собутыльниками-орками в первых рядах. Случайностью было выжить в том приступе, когда над головами начали рваться гномьи бомбы, невесть каким образом оказавшихся у остроухих обитателей крепости. Глупостью было надеяться выжить в полевом госпитале гоблину, которого взрыв лишил всех конечностей и почти выжег глаза: там хватало иных больных, которых ещё можно было попробовать вернуть в строй.

Глупость и Случайность — они как бы сами по себе, но, случается, так, что обе оказываются в одно время и в одном месте, и пришивает глупому гоблину глупых орк руки и ноги, поит целебными отварами, и глупый гоблин выживает, ещё не зная, что совсем скоро Глупость станет для него одним из тех немногих грехов, от которых он сам себя заставит отказаться.

Глупость и Случайность...

— По делу или как, мой зелёный друг? — улыбка пухлого, если не сказать жирного, хозяина Фонаря, как и подобает улыбке хозяина заведения при виде гостя, сияла ничем не хуже солнца.

Улыбец Гонти, пусть лягушки вечно едят его мерзкую душонку, поговаривают сильно завидовал Хозяину. Поговаривают ещё, что именно эта и зависть стала причиной гибели Улыбца. Первое, возможно, второе, — глупых слух.

— Цены у тебя, кусают похлеще мусорных кайманов, чтобы честный гоблин мог к тебе заглянуть на простой перекус.

— Так то — честный, а то — ты.

Так разговаривать с Алая Ильменсенем не позволяли себе даже его старые боевые товарищи, те с кем он покинул взятый Золотой Город, те кого прозывали Мародёры Горгонта, те, с кем он пришёл в этот Город, пришёл ведомый Великим Шаманом. Самым Великим Шаманом, Величайшим, который отважился на то, о чём иные и помыслить не могли.

— Брэнди моему обвислобрюхому другу. — взмахивает рукой хозяин Фонаря и садится за стол напротив гоблина, добавляя то, что и так было ясно его собеседнику. — За счёт заведения, разумеется. Всё за счёт заведения.

— Небось опять тухлятина какая из полузатопленного погребка, в котором твои мертвецы отмокают? — не прекращая жевать осведомился Алая.

— Как есть тухлятина, из прогнившей бочки, что царя Мери-О-даса помнит и Старую Империю, да я ради дорого друга, пусть бородавки на носу его растут как у беспоясого сопляка, даже плюну в тот нектар, что сейчас принесут.

— Плюнь, — кивает Алая, которому всегда нравилась манера хозяина вести разговор, — как есть плюнь, а то никто уже не плюёт в пойло старому гоблину.

— Главное, чтобы хотя бы вслед плевали, а то ведь без этого жизнь не жизнь? Так ведь, мой кривозубый друг?

— Плевок вслед всяко лучше ножа в спину.

Шутка гоблина понравилась хозяину Фонаря и он рассмеялся.

Хозяин смеялся долго, утирая слёзы, а гоблин напротив него доедал свой обед, еще не зная, что прямо сейчас его внучка Доби ввязывается в самое опасное дело за своею недолгой жизни. То дело, в котором Глупость и Случайность идут рука об руку, приглашая прогуляться вместе с ними героев, богов и прочих созданий минувших эпох, чьи руки по локоть в крови, а Смерть стоит и молча наблюдает за происходящим.

Межреальность. Город. Чарующий Лес. Дядюшкин Садик. 3002 год после Падения Небес.

Элис поглядывала на свою сестру с завистью, к которой подмешивалось сочувствие. Зависть понятно — сестрёнка пропадала где-то всю ночь, вернувшись домой лишь к обеду, вымотанная и вся в ссадинах и кровоподтёках, что красноречиво говорило о том, что эту ночь Мэлис провела не в соборе Однокрылого Херувима, моля о прощении всех своих грехов. Сочувствие же... причиной ему были не травмы, которые были уже обработаны тем, кто их и нанёс.

Сёстры сидели рядом, вдыхая резкий и мало кому приятный аромат орочьих мазей, а между ними лежал небольшая фляжка из бычьей кожи с настойкой, единственным приятным компонентом которого был спирт, все остальное же могло вызвать приступ рвоты даже у трупоедов, обитающих на неосвящённых кладбищах.

Они вдыхали прошлое. Прошлое пахло орком. Прошлое и было орком. Огромным, молчаливым орком, отряд которого вырезал и без лишних церемоний съел всех, кто был близок им двоим. О том, что было до того, сёстры заставили себя забыть, о том, что было потом, сёстры дали себе обещание помнить каждое отведённое им мгновение жизни.

И они помнили.

Две помнили одно.

Две помнили одного.

— Учитель сейчас даже без Рабов. Продал последнего. Говорил, заключил отличную сделку и скоро ему привезут другого. — это было первое что сказала Мэвис с момента своего возвращения домой. — Врёт.

— Врёт. — кивает сестра.

И опять тишина.

Нельзя им было тогда уходить. Нельзя. Нельзя было оставлять Учителя в живых. Никак нельзя.

Межреальность. Город. Орочьи Болота. Кривой переулок. 3002 год после Падения Небес.

Младший следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями Доби Ильменсен не без оснований полагала себя если не самым удачным, так уж вне всяких сомнений одним из самых удачных капиталовложений своего деда, что накладывало свой отпечаток на всё её существо.

Неоднократный призёр соревнований по положенному Уставом самбо, а также по орочьей смятке, для обучения которой дед отрыл на какой-то стройке орка по имени Ардонт. Трёхкратный обладатель Золотой Шпаги, а также чемпион одного сезона Болотных Боёв, к которым Доби готовил всё тот же орк, что и учил смятке. Выпускник Схолы Империум с недосягаемыми для остальных гибридов 978 баллами в аттестате, ставших причиной тайного расследования особой комиссии Ночной Администрации.

Доби Ильменсен тратила каждую декаду на декокты и эликсиры, заменявшие ей, как и любому другому гибриду с демоном, пищу больше времени, чем зарабатывало большинство Граждан за несколько десятилетий каждодневного упорного труда. Стоимость же татуировок, удерживающих тело гибрида от распада, была столь велика, что нередко находились безумцы, готовые рискнуть своей жизнью ради обладания ими.

Узнав какая сумма уходила на оплату номера в Фонаре, даже коллеги по работе присвистывали. Просто они не знали, что тот номер — необходимое условие жизни Доби, одно из многих, как теже декокты, эликсиры и татуировки.

— Девятисотая?! Что б мне провалиться! — Зинко до того вертевший в руках убогий клинок, стоило ему заметить Доби, отбросил кусок железа к куче мусора, из которой тот и был извлёчен только что. — Чемпион, какими судьбами в нашей-то дыре?

"Человек с оркоидными модификациями и не косметическими, как это обычно бывает у представителей этого вида. Имплантированы железы внутренней секреции, о чём напрямую свидетельствуют запах пота, дыхание же говорит об отсутствие лёгкого, которое было удалено для обеспечения необходимого места для нового сердца". — тут же про себя отметила Доби, отметив также и то, что присутствие данного модификанта по какой-то неясной причине вызывает у неё беспокойство.

— Дело. — остановившись в десятке шагов от незнакомца, ответила младший следователь.

Доби морщилась против воли. В голове у неё звучал донельзя противный голос. Голос ей деда. "Глупость и Случайность". — говорил он.

— Дело — это хорошо, госпожа младший следователь. Это очень хорошо, что дело. — радость странного модификанта была напускной, но он этого и не скрывал.

Лицензия Гражданина свежая, видимо, обновлялась пару-тройку часов назад. Прописка также в наличии. "Глупость, конечно". — про себя констатировала Доби, но запрос в Администрацию по номеру лицензии всё же отправила.

Ответ на запрос, пришедший спустя секунду-другую, как и ожидалось, не содержал ничего интересного, и ничего не изменил, разве что позволил Доби обратиться к незнакомцу по фамилии:

— Гражданин Створовски, вы хотите что-то сообщить? Если нет, то извольте не мешать.

— Брось ты это "Гражданин Створовски", зови меня просто — Червь. А что до сообщить... да, хочу... если твоё дело заведёт тебя к тому, к кому лучше бы оно тебя не заводило... ты постарайся успеть сказать, что знакома со мной...

— Вы не могли бы выражаться яснее, Гражданин...

— Червь, просто Червь, я же просил. — перебил Доби модификант. — А что до ясности... я просто хочу ещё когда-нибудь увидеть тебя, Чемпион, в Болотных Боях... уж больно ты ловко тогда Лягуху-то свалила...

— Пьяный орк входит в пещеру и поскальзывается на спящем снорке.