Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В преддверии тайны, что скоро открою
Я вижу дома и мосты над рекою,
Как вечер неспешно заходит в аллею,
В далеком окне солнца блик пламенеет,
Я вижу, я слышу,... я знаю, что будет,
Когда я уйду. Не исполнятся люди
Печали. Не будет ни вздохов, ни горьких рыданий -
Чего, в самом деле, мы все не видали?
Что капля для моря? Песчинка в пустыне?
Снежинка в сугробе, невидима стынет?
Потерян один в череде поколений,
Секунды не станет в потоке мгновений -
Никто не заметит. Не вздрогнет пугливо.
В распадке не смолкнет ручей говорливый.
Продолжится шествие ночи и дня,
Когда в этом мире не станет меня.
Исчезнет лишь малость. Луч света в окне
Погаснет, растаяв в таинственной мгле.
И говор случайный на улицах поздних,
На лозах висящие пыльные гроздья,
Вина терпкий вкус и дразнящие ласки,
Сцена, оркестр, театральные маски...
Актеры и зрители — всех вас не будет,
Исчезнет весь мир: страны, горы и люди.
Секрет этот вечный отдам не тая:
Исчезнете все вы, останусь лишь я.
— Ваше высочество...
— Выйдите вон.
Иомен вернулся в приемную. Двое сегодняшних дежурных — парень и девушка — курсанты— эльберовцы, воззрились на него. Иомен ответил на невысказанный вопрос:
— Занята. Глаз не подняла. И... что на мониторе?
На мониторе была вечерняя площадь. На широте столицы Острова темнело быстро.
— По-моему, это — дикость. Пережиток прошлого, — сказала девушка, с вызовом глядя на Иомена.
— По-моему — тоже, — согласился Иомен. — Вы пойдете, скажете ей? Тогда там вас станет двое, — он показал на монитор.
— Иомен! — прозвучал голос из динамика на столе.
— Иду, ваше высочество! — заторопился Иомен.
В кабинете Хозяйки царил полумрак, рассеиваемый настольной лампой да светом монитора, такого же, как в приемной. Хозяйка уже не расхаживала из угла в угол, а сидела за столом. Иомену сесть не предложила. Вскинула голову, лицо ее по контрасту с желтым отсветом кимоно показалось Иомену призрачно бледным.
— Пора заканчивать, Иомен. Вы определились с методом? Ничего неприятно поражающего чувства людей. В этой ситуации не место жестокости.
Монитор стал ярче — на площади зажглись прожекторы, высветив притянутую ремнями к столбу обнаженную женскую фигуру.
— Юна, а вполне сформировалась, — заметила Хозяйка. — И мне нравится ее манера носить косы. Очаровательно.
— Э-э... Ваше высочество...
— Слушаю.
— Прошу принять мою отставку.
— Не принимаю.
— Ваше...
— Короче, Иомен.
— Наоми Вартан! Вы совершаете ошибку. Усугубляющую последствия уже случившегося.
— Милый мой Иомен, — отвечала Хозяйка. — Может быть, я не меньше вашего жажду простить глупую, самолюбивую девочку. После чего неприличные вирши про Хозяйку будет писать на заборах всякий, кому не лень. Мой "светлый образ", — она скривила губы, — постепенно размывается — вполне естественно, но происходит это в последнее время что-то уж слишком быстро.
Вы поймите, Иомен: революция случается не тогда, когда "жить нельзя", а когда жить-то можно, но хочется лучше. И активность масс растет не когда усиливаются репрессии, а наоборот — когда они ослабевают. Вывод — теорема от Хозяйки, дарю ее вам: плохие времена для дурного режима наступят, когда режим этот захочет исправиться.
Потому я продолжу следовать раз и навсегда заведенным правилам. Я сильна тем, что держу слово. Простите меня.
— Вы прочли ее дневник? — спросил Иомен.
— Да, накажи вас Мария-дева. На кой вы мне его подсунули?
— Она могла стать великим поэтом...
— Пока что она — графоманка. И я избавлю общество от ее нудных вирш.
Хозяйка подалась к монитору.
— Погодите-ка. Что вы с ней сделали?
— Ничего страшного, ваше высочество. Щипчики, удерживающие язык. Она намеревалась публично вас поносить.
— Вот кто душит свободу слова в моем государстве. Вы, Иомен. А заметили: народу-то прибавилось?
— Да. У кого есть видео — смотрят дома, кто живет близко — идут сюда.
На экране связанная фигура слабо пошевелилась.
— Ей там не холодно? — спросила Хозяйка и сама же ответила: — Ничего, ночь теплая.
— Разрешите идти? — тускло спросил Иомен.
— Не спешите, пойдем вместе, — она вышла в смежную комнату переодеться. И вскоре Иомен услышал ее голос:
— А вы знаете, Иомен, я вас люблю!
— За что, ваше высочество?
— За то, что вы — моя противоположность. Вплоть до пола и имени. Оттого и держите меня крепко, не даете упасть.
Она вышла, одетая, но все еще босиком. Брюки, кофта, серый плащ. Темные, слегка вьющиеся волосы взбиты движением ладони, губы накрашены, глаза подведены — обычный хозяюшкин прикид.
— Иомен, мои сапожки под столом, подайте.
Он помог ей обуться и все еще пребывал коленопреклонным, когда Хозяйка вынула из кармана квадратик картона с изображением розового младенца.
— С Днем святого Валентина, Иомен!
Иомен развернул злосчастную открытку, с которой все началось. Там было написано: "Иомен, запомните этот день. Наоми".
Сложил открытку, перевернул.
Исчадье ада злое
Хозяйка — наш правитель,
И мира и покоя
Единственный губитель.
"Вестник Вагнока" 15 февраля 1357 года. Указом Верховного координатора исполнение наказания Седе Лин, виновной в поношении имени, отложено на один год.
2. НОВЫЙ ГОД ОДДИ ГОРА
"Две вещи всегда изумляют человека: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас". На звезды смотреть было некогда, размышлять о нравственности тоже. Нос мой утыкался в покрытую потрескавшимся битумом плоскую крышу, на которой я распластался, как клякса на промокашке. Ни тебе звезд, ни огней ночного города с высоты шестнадцати этажей. Скука. Ненадолго.
Скоро станет трескуче-шумно. Светло. И в огнях фейерверка патрульный летун легко заметит человечка на крыше. Зловредную козявку, черти б ее забрали. Конвульсивно дергаясь, я перемещался к краю, пока моя ступня не пнула пустоту. Осторожно подобрал ногу, ощущая, что на кроссовке развязался шнурок.
Внизу, наверное, открыли дверь в лоджию, прорезался звук глубокий и сильный — в чьей-то квартире разгавкалось видео: "...мой народ. Любовь и вера ваши дают мне силы, и я — та кто я есть, лишь благодаря вам. С Новым годом, дорогие сограждане!"
На эфирных волнах летел над Миром надменный голос Хозяйки. 1 января — не только Новый год (по житейскому календарю), но и день рождения ее высочества. Тридцать два года она у власти и по сию пору не утратила к ней вкус. У "Светлого высочества" давно не осталось соперников, не говоря уж о хоть какой завалящей оппозиции. Влияние Острова простерлось на наш край Мира, вплоть до Эгваль. С подчинением этой огромной, но экономически хилой территории можно говорить о небывалом в истории господстве одного человека над миллиардом.
Это значит — быть беде.
Бум-Бум! Ба-бах! Бутоны салюта раскрылись в прозрачно-темном небе, расцвели огнями и стали медленно опадать. Навстречу им взлетали новые. Хорошо-то как. Светло. Радостно. Черт!
Уау! Шших! Несколько огненных стрел прочертили темноту и одновременно лопнули цветными клубками прямо в зените. Я вывернул шею и увидел в небе среди истлевающих фейерверков темный треугольник. Через минуту летающее крыло окажется надо мной и управляющий им коп доложит начальству. Обнаружен, мол, злодей предерзкий. Мечтая страстно и безнадежно, чтобы кто-то из файермахеров ошибся и вмазал шутихой прямо в полицейскую леталку, я сполз с края и повис на руках.
Запрокинул голову. Летун удалялся, меня не заметив. Я держался практически на кончиках пальцев, и подтянуться обратно, при всем желании, не сумел бы. Праздничный салют угас, небо вновь стало темным и звездным. "Есть две вещи, вечно изумляющие человека..." Как встретишь новый год, так его и проведешь. В применении ко мне — на диво интересная мысль.
А на Терре в Новый год, говорят, идет снег и холодно, как у нас в Арктиде. Беда только, что Терры не существует, ее придумала Хозяйка, по своему переиначив сказания Абрая... Руки мои начали уставать.
Источником и причиной моих нынешних неприятностей был некто "соратник Крей". У Хозяйки нашелся все же соперник. Даже не соперник, а так... назойливый вопрошатель. "Кто вы, Наоми Вартан такая, что считаете себя несменяемым правителем? Было время, было слово, было дело. А сегодня вы с треском проиграете любые свободные выборы, потому что люди от вас устали. Вы сделали много хорошего для своего народа. Сделайте последнее доброе дело — уйдите".
Вот вам и заговор. Вот вам и покушение на... "Соратник Крей" вкупе с немногочисленными сторонниками умудрился создать впечатление, что если Хозяйка не уйдет по-хорошему, то ее уйдут. С летальным исходом. Или же такое впечатление возникло у параноиков из Безопасности. С приклеенными намертво ярлыками злоумышленников, мальчики и девочки попрятались, кто куда. А кто-то и не успел. Я вот по крышам бегаю в новогоднюю ночь. Что ж до "соратника Крея", то если не попадется Безопасности в лапы, пусть Мария-дева накажет его за подставу...
Внизу хлопнули дверью, громко, со звоном и новогоднее словоблудие Хозяйки затихло. Кто-то выругался заплетающимся языком, бранные сотрясения воздуха послужили мне ориентиром. Качнулся, отпустил руки... и влетел в лоджию, даже не задев стоящего в ней человека. А что такого? С крыши забраться в любую квартиру последнего этажа проще простого. Только окно лоджии должно быть открыто, а вы в него точно попасть.
Наступало время для объяснений. Тем более простых, что "сошел с небес" я перед молодой дамой. Такой врать, и пудрить мозги можно свободно. Вот только красотка меня не заметила — уж очень была занята. Рискованно перегнувшись через перила, она блевала в ночную пустоту.
Снова новогодние шумы достигли моих ушей, в дверном проеме возник крупный, гривастый мужик, и обалдело на меня уставился. Видно спешил на помощь благоверной, чтобы она, капризная, не сверзилась, мелькнув ногами. А тут, ниоткуда, явился я. Мужик наступал на меня — жаждая прояснить ситуацию. От этого настойчивого желания, и от удивления тоже, глаза его начинали прямо-таки вывинчиваться из орбит. И, кажется, он порывался засучить рукава. Надо было что-то делать.
Я крепко обнял девчонку за плечи.. Нежно сказал:
— С Новым годом, драгоценная! Когда ж ты успела надраться? Да еще без меня! — и, кивнув мужику, — А ну, помогите! Не стойте надолбой!
Этот тип промычал невнятно, подавившись собственным вопросом: кто я, черт побери, такой и что здесь, разрази гром, делаю. Я не давал ему опомниться:
— Быстрее! Ей плохо.
Мы вдвоем подхватили несчастную под руки, она отважно взбрыкнула, гривастый растерянно пробормотал:
— На... Натали... будь умницей...
— Ы-ы-э а-у! — отвечала она с такой интонацией, что легко можно было перевести.
Разноцветная толпа гостей примолкла, когда мы провожали Натали к вожделенной цели. В гостиной был погашен верхний свет, у стены стояла громоздкая тумба видео и в бледном сиянии экрана дорогие гости выглядели вурдалаками. А по ту сторону большущей, наполненной водой линзы, Ее светлое высочество на фоне новостроек Вагнока, картинно помавая рукой, давала кому-то ценные указания.
Мы доволокли Натали до туалета и, пока она исполняла обряд поклонения унитазу, стояли у дверей, вроде почетного караула.
— Я, все же... — гривастый опять попытался завести песню на тему, что это я тут... и каким таким образом...
— Ничего себе, праздник, — пропыхтел я, перешнуровывая многострадальную правую кроссовку. — Все наперекосяк, никак не ожидал.
— Да... — вздохнул он, — радости мало.
Затянутый в праздничный костюм, крупнолицый, в теле, он оказался заметно старше, чем мне показалось вначале. В зачесанных назад волосах — седые блестки. Пожил мужик и к финишу нашел себе молодую телку. Похвально. Да только будь готов, что помимо тебя, у нее окажется еще и молодой хахаль. Вот такая будет моя легенда, пока Натали не протрезвеет.
Я протянул ему руку.
— Одиссей.
Он скупо улыбнулся, ответив на рукопожатие.
— Дерек. Гм, ваше имя...
— Легендарное. Обязывает...
Тут я умолк, вошел внутрь, подхватил Натали, и выволок наружу.
— Наташа, умница, решила баиньки, — я взглянул на Дерека, как бы прося поддержки. — Пора, в самом деле, завязывать.
— Правильно, — поддержала нас высокая, худая тетка, одного примерно с Дереком возраста. — Я же говорила: игры в перемену статуса добром не кончатся. Так что, идем. Остальные пусть нажираются.
Она нахмурилась, смерила меня взглядом. Решила, что хлюпик в джинсах и потертой курточке почетного обращения не заслуживает.
— Вот что, юноша...
Тут Натали решила, что ее лишают ново-обретенной игрушки, и ее пришлось отрывать от меня силой, что исторгло из нее поток горестных жалоб.
— ... Со мной не считаетесь ... Я — никто... звать меня никак... и... и-и-ы-ы-ы!..
Она оросила меня слезами, обдав парами алкоголя, смешанными с кислым запахом рвоты.
Я сказал задушевно, одновременно исполняя роль телеграфного столба — опоры пьяниц:
— Наташа... я буду спать у твоего порога, как верный пес. Идем...
Здесь пришлось выдержать паузу — я понятия не имел, куда ее вести, везти и вообще, стоит ли мне настолько узурпировать обязанности Дерека. Со стороны это не выглядело замешательством, а только данью вежливости, я де, не тяну одеяло на себя, а предлагаю и другим действовать. Такая вот феерия, разыгрываемая мной уже полчаса: пришел, увидел, обаял. Дорогие гости были в сильном градусе, и спрашивать, кто этот развязный придурок никому не приходило в голову — заявился еще один алкаш и только. А единственный человек, имевший ко мне серьезные вопросы — Дерек, пребывал в ступоре.
И все это время я ждал. Когда раздадутся решительные шаги. Когда на недоуменный вопрос: "кто еще к нам опоздал?", бесцветный голос скажет: "Служба Безопасности Ее высочества..."
Такое бодрое настроение владело мной, пока мы вчетвером спускались в лифте. Да еще опасение, что вцепившаяся в меня Наташа перепутает кабину лифта, сами понимаете с каким местом. Когда мы вышли, и я увидел нескольких личностей, явно военной выправки, то пугаться уже не оставалось сил. Равнодушно скользнул по ним взглядом и сообразил, что это не Безопасность, а эльберо. Дерек, видно, крупная армейская шишка. Мы уселись во что-то лимузинистое, и, наверняка, бронированное. Водила выслушал Дерека и мы красиво, с ветерком, отъехали. Ветерок был оттого, что я опустил боковое стекло.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |