Итак, занятие началось пятнадцать минут назад. Что это значит? Это значит перфоманс типа "эффектное появление" — то есть форменный, полноразмерный крах. Все будут на нее пялиться. А может... может, ну его?.. сбежать? Так, стоп, стоп, нет.
Расчет, вроде бы точный, подвел. Но отступать нельзя.
Никс, остановившись у высокой двойной двери с искомым номером, вдохнула, выдохнула, прислушалась. Из глубин аудитории раздавалось приглушенное "бу-бу-бу", слегка потраченное эхом. Никс, решившись и внутренне сжавшись, тихонько приоткрыла дверь и вошла, на всякий случай изобразив на лице виноватую улыбку.
Дверь, конечно, скрипнула.
Все, конечно, тут же уставились на нее.
Впрочем, взглядов было не так уж много. Небольшая, светлая аудитория, спроектированная классическим амфитеатром, была почти пустой: студентов в ней оказалось не более десяти человек, расселись они подальше друг от друга, распределившись по рядам равномерно. Внизу, меж пыльных солнечных столбов, замер пожилой седовласый мужчина в костюме-тройке землистых оттенков.
— Извините, — пробормотала Никс, чувствуя испепеляющий стыд из-за изучающих взглядов, направленных на нее и, одновременно, облегчение от того, что лектор оказался ей знаком. Чудом, не иначе. — Можно... войти?
Абеляр Никитович — самый настоящий чтец, опровергающий, правда, собою все, что об этой магической гильдии обычно рассказывают, — обвел аудиторию рукой:
— Проходите-проходите, Никола Константиновна, но впредь постарайтесь не опаздывать.
Никс наконец преодолела ступор. Уши горели огнем, — в переносном смысле, и она трижды мысленно поблагодарила чтеца, который начал вещать снова, не дожидаясь, пока она проберется между рядами и усядется на свободное место. Остальные студенты обратили свои взоры обратно на лектора.
Никс шмыгнула за ближайший ряд, а потом еще пододвинулась поближе к окнам, устроившись в итоге в теплом солнечном пятне. Выдохнула, успокоилась, расположилась так, чтобы солнце не било в глаза и тоже прислушалась к тому, что говорит чтец.
Вот только сконцентрироваться на его речи оказалось не так-то просто. Слова его тут же принялись куда-то уплывать, путаться друг с другом и, невесомые, мягкие, почти потеряли смысл. Никс сама не заметила, как стала рассматривать макушки отвернувшихся к лектору ребят. Неужели они все?..
Да ну. Ну да! Все семеро... Все семеро, наверняка — элементалисты! Никола выросла вдали от областного центра и из-за этого коллег по "цеху" почти не знала. Поселок Змеиная Коса был небольшим, коренного населения в нем насчитывалось человек восемьсот. В школе, в которой она училась, никого из "проклятых" не было вообще. Ну, может, и прятался там какой-нибудь латентный поглощающий — ну так и не определил его никто. Может, он и останется до конца дней своих ненайденным... а тут в одной аудитории целых семеро магов-элементалистов! У остальных гильдий свои порядки, свои ресурсы и правила, так что можно наверняка сказать: четыре девчонки и трое парней — свои, они наверняка пережили то же, что и Никс, и от этой мысли становилось и радостно, и тревожно одновременно, азарт и предвкушение проявились вставшими дыбом волосами на затылке и руках. А может быть кто-то из них, как и она — тоже маг огня? Пускай и не рыжий — но тоже "огонек"? Вот это было бы да, с этим человеком надо точно подружиться!
Никс рассматривала макушки впереди сидящих будущих коллег теперь уже со всей сосредоточенностью, пытаясь по каким-то косвенным деталям разгадать, что они за люди. Вот единственная на всю аудиторию "парочка" — то есть двое рядом расположились. У обеих короткие стрижки, одна — ежиком, другая — что-то рваное подлиннее. Шейки тонкие, загорелые, футболки разноцветные, на изящных запястьях кожаные браслеты, поблескивающие фурнитурным серебром. Сестры, что ли? Внизу, ближе всего к лектору, сидит паренек — ушастый, крепкий, сутулый, замер как истукан, и только иногда плечи разминает. Выше, на одинаковом расстоянии друг от друга и по разные стороны от прохода, снова девчонки — длинноволосая брюнетка и длинноволосая русая. У брюнетки пышные локоны немного вьются. В ушах у нее тяжелые медные серьги, на ней светлая блузка и, кажется, корсаж. У русой девушки косы спускаются по спине до самой талии, извиваясь романтическими волнами и поблескивая расплавленным золотом в контурном свете. Кожа у нее светлая, ручки слега полноваты, кофточка виднеется голубая, а из-под короткого рукава спадает на плечо белая маечная бретелька.
Еще ближе, почти перед Никс, сидит некто неопределяемого навскидку пола, но при тщательном рассмотрении можно все-таки догадаться, что это парень. По тому, хотя бы, что девушки обычно стараются мыть космы чаще, а уши — тщательней. А потом обладатель покрасневших локтей и сальных волос глянул в окно справа, как будто бы уловив звук, никому, кроме него, не слышимый, и мальчишку в нем окончательно выдал подвижный и острый кадык.
Поворачиваться вправо и напрямик рассматривать соседа по своему ряду Никс пока что не решилась. Она лишь боковым зрением смутно его видела, и, судя по силуэту, сосед был крупным, угловатым, даже староватым каким-то, взрослым. Чувство было такое, будто он совсем даже не первокурсник и вообще по ошибке сюда попал.
Но это нормально. Проклятие входит в свои права у каждого по-разному, кого-то может и в сорок стукнуть, хотя обычно, конечно, способности проявляются в самом раннем детстве.
Семеро юных магов внимали речи Абеляра Никитовича, и Никс, удовлетворив немного свое любопытство, попыталась последовать их примеру. Солнечное пятно, в котором она пригрелась, как раз уползло, стало не так жарко, и рассыпавшееся было внимание удалось собрать.
Абеляр Никитович говорил что-то о множественном аллелизме. Никс почти ничего не поняла, кроме того, что это как-то связано с распределением магических дарований среди людей. Когда Абеляр заговорил о деталях расшифровки генома человека, Никс не поняла ничего вообще.
Ей только подумалось, что без бороды, наверное, чтец смотрелся бы моложе и, возможно, был бы даже капельку похож на того своего странного родственника, которого вылечил Эль-Марко. Очевидно, события прошлой весны закончились для Абеляра Никитовича вполне неплохо — иначе бы он здесь лекции не читал. Значит, ничего ему поглощающие не сделали.
Ну, или сделали, но, видимо, это было что-то не слишком страшное.
Никс все еще немного злилась на него за тот фокус, что он провернул с ее головой. С другой стороны, это им тогда помогло, но ведь... вдруг вспоминать что-то, чего никогда не знал — шизофрения какая-то, в бытовом понимании этого слова. И да, после этого Никс стала стараться вести себя умней и предусмотрительней, но все равно ей было немного обидно.
Нельзя позволять другим магам касаться тебя, магам любого профиля, так или иначе. Это правило очень простое, но его сложно осознать, пока не напорешься, пока растешь среди тех, кому можно доверять и кто ни разу тебе не вредил.
Теперь этот запрет ей понятен.
Никс потянулась и, наконец, вслушалась.
Слова чтеца полностью превозмогли умиротворяющее тепло, раскрошили его, стукнулись хрустальными ледышками и зазвенели:
— Я рассказываю вам это далеко не в последний раз, потому как сам знаю, с первого, скажем так, прочтения трудно уразуметь степень ответственности, которая ложится на плечи мага-элементалиста. Тем из вас, кому родственники поведали о событиях тридцатилетней давности, мне не надо напоминать об основной обязанности элементалиста. Тем же, кто вырос в неполной семье или у кого не было возможности обучаться основам ремесла, нужно раз и навсегда понять, осознать и принять тот факт, что, кроме своей жизни, вы так же обязаны беречь жизни людей, вас окружающих, — не только от себя, но и от потенциальной угрозы иноземного вторжения. Так что, дорогие мои "проклятые", отныне вы — курсанты. В случае мобилизации, да не допустит Потерянный новой войны, вы отправитесь прямиком на фронт. В случае успешного завершения программы обучения вам будет присвоено офицерское звание.
Абеляр Никитович оперся о кафедру и сложил руки на груди:
— Слушаю ваши вопросы.
В аудитории воцарилась тишина.
Никс подумалось, что, должно быть, не одна она такая и остальные тоже не особо вникали. Однако же, пока новоиспеченные "курсанты" молчали, парень, что сидел на одном ряду с Никс, но ближе к стене без окон, поднялся и заговорил, низко, немного тоскливо, как будто бы произносимые им слова доставляют ему неприятную боль вроде зубной.
— Я вот одного не понимаю, — начал он, — мы, выходит, военнообязанные. Все. Причем постоянно, начиная с шестнадцати лет. Но вот скажите мне, пожалуйста, какой от меня лично может быть прок, если вдруг — война?
На него уже смотрели все, не только Абеляр Никитович. Чтец не торопился пареньку что-то отвечать, а паренек не садился, стоял, как будто бы хочет сказать что-то еще.
— Я же ничем практически от нормального человека не отличаюсь, — на самом деле продолжил парень. Слова стали даваться ему с еще большим трудом. — Какой из меня повелитель камня, если эти самые камни меня не слушаются почти? Дрожат слегка, и все. Дед рассказывал... а, ладно. Почему я, с моим слабым проклятием, обязан иметь дело с армией?
— То есть вы думаете, что, если б не ваш магический дар, вам удалось бы отслужить год и забыть? — уточнил Абеляр.
— Возможно, — неуверенно откликнулся "повелитель камня".
— Садитесь, пожалуйста, — сказал Абеляр Никитович. — Претензии ваши к нынешней системе образования мне понятны, хоть я и не элементалист. Полагаю, опыт ваших коллег, уже прошедших обучение, вас не удовлетворит. Вам сейчас досадно, что, в отличие от людей, у вас нет выбора, как такового. Да, это неприятно, понимаю. Но я, кроме этого, понимаю кое-что еще и хотел бы это до вас донести.
Абеляр Никитович снова начал расхаживать по пятачку, освещенному косыми солнечными лучами, поглаживая бороду в задумчивости. Неужели у него нет готового ответа на такой вопрос? Никс немного не верилось. Она снова посмотрела на соседа справа, — тот сжал челюсти так, что под тонкой кожей заходили желваки. У него, кстати, оказался на удивление правильный, скульптурный профиль, но злость его очень портила, так, что он как-то разом стал вызывать неприязнь.
— Ваша молодость случилась в толерантный век. Но толерантность — это не всегда хорошо и не всегда оправданно, тем более, толерантность показная и настолько двуличная, — продолжил наконец Абеляр Никитович. — В моей молодости все было немного иначе. "Проклятые" не были "проклятыми". Наоборот. Магический дар вызывал зависть и восхищение. О нем не умалчивали. Инаковость эту не скрывали. Да, многие забывались и, как это свойственно человеку, использовали силу во зло, добивались этой силой власти и власть далее использовали как силу. Чем, прямо скажем, и заслужили дурную славу. Ныне мы отличаемся от людей в меньшей степени. Но — прошу, помните, — отличаемся. Коренным образом. На самом базовом уровне, как я вам рассказывал в начале вводной лекции. Я прошу вас запомнить это, но молчать об этом, просто знать и понимать, но никогда не использовать как аргумент: вы все — другие, вы — сильнее, вы — любимцы судьбы, которая дала вам путь и предназначение — четкое, ясное, благородное. Поверьте, многие мечтают об этом, разрываемые изнутри муками выбора, ни к чему особенно не способные. Шанс, что из вас, в отличие от них, выйдет прок — намного больше. Вы примете свою природу, если еще не приняли, и примете свой путь, рано или поздно. Я очень надеюсь, что по окончании обучения вы будете гордиться собой и сутью своей не без оснований, даже если сейчас вам кажется, что вы ни на что не способны. Исключительные чародеи очень часто получались из элементалистов. И я, что уж там, в душе надеюсь, что когда-нибудь наше ремесло вернет себе былую славу, и в этом будет и ваша заслуга тоже.
Абеляр Никитович замолк. В наступившей тишине паренек, спровоцировавший чтеца на только что отзвучавшую речь, тихо пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и слегка ворчливое. Никс нахмурилась, прислушиваясь: там было что-то про расизм? Но причем тут он?.. Не переспрашивать же... Впрочем, аргументов Абеляра она тоже до конца не поняла, но ей показалось, что студент и лектор говорили все же о разном.
— Еще вопросы? — чтец окинул взглядом аудиторию. Подождал. Вопросов не было. — Вот и славно. Итак, подходите, берите распечатки, и вперед, в медкабинет, вас там уже заждались. После можете быть свободны.
Никс выбралась со своего ряда и стала спускаться вниз. Коллеги-элементалисты уже окружили кафедру, разбирая бумаги. Продвигаясь обратно на выход, они скользили по Никс взглядами как-то совсем равнодушно. Успели, наверное, насмотреться, пока она заходила, опаздывая.
Когда Никс спустилась, на столешнице лежал последний экземпляр — несколько альбомных листов, скрепленных степлером. И ее, эту последнюю распечатку, Никс схватила одновременно с другой девушкой, той самой, с русыми волнистыми волосами до пояса.
— Наверное, кто-то из ваших коллег-курсантов взял две, — произнес Абеляр Никитович.
Длинноволосая девушка в голубой кофточке неуверенно отпустила листок.
— Давай после медкабинета тебе мою скопируем, — предложила ей Никс.
Та кивнула.
— Ну, тогда я себе ее пока возьму, — Никс опустила распечатку в сумку. Потом обернулась к чтецу: — Очень неожиданно было вас увидеть! Я и не знала, что вы у нас будете преподавать...
— Еще и кое-какие экзамены принимать, — улыбнулся в ответ Абеляр Никитович. — Ну а я, сама понимаешь, удивился не слишком. Я ждал нашей новой встречи. Ты, кажется, с весны немного подросла.
— Есть чуть-чуть, — кивнула Никола, и уголки ее губ сами собой поползли вверх, хоть ей и не хотелось прям так уж чтецу улыбаться.
— Ну, бегите, у меня сейчас совещание, — сказал Абеляр Никитович. — Потом еще обязательно пообщаемся, расскажешь мне, чем закончилась история с тем мальчиком и твоими старшими друзьями.
— Обязательно! — согласилась Никс.
Она направилась к выходу. Обнаружила, что давешняя русоволосая девушка ждет ее возле двери.
— Ты знаешь, где именно нужный нам кабинет? — спросила Никс.
— Нет.
Голос у новой знакомой оказался нежный и певучий.
— Ну, значит, придется самим искать, — вздохнула Никола Рэбел. Она к тому моменту уже оценила специфику здешней логистики. Собственно, именно из-за этой специфики она и опоздала на вводную лекцию.
Плутали недолго, но вдохновенно. Язык, общеизвестно способный на чудеса, в итоге привел их к медкабинету. Пока курсантки разыскивали нужное помещение, Никс успела еще раз поразиться разнобою внутренней отделки здания и заодно узнать у длинноволосой веснушчатой барышни ее имя и даже направленность ее волшебства. Оказалось, что зовут стеснительную особу Аликой Лелим, и на выбор можно называть ее или полным именем, или сокращать до Лели, но лучше все-таки до Али. Алику слушалась пресная вода, озерная, речная, аквариумная, талая, дождевая и минеральная даже. Когда Никс об этом узнала, сначала машинально отодвинулась от нее подальше, памятуя о том, что, как и всякий человек, сама состоит по большей части из воды. Но потом Никс подумалось, что убить можно и чайной ложкой при большом желании. Она расслабилась, и, недолго думая, предложила Алике дружить. Та улыбнулась сдержанно, взмахнула янтарными ресницами и кивнула, соглашаясь.
