— Ходил я на днях к доктору Гарсия, — сообщил он, навострившему уши приятелю. — Осмотрел он меня, давление померил. Потом уставился в монитор и стал изучать моё медицинское досье. И всё время приговаривает: "Хорошо", "Вот хорошо". Спрашиваю его, чего же там хорошего. А он, оторвался от монитора и говорит: "Хорошо, что у меня всего этого нет!".

Сначала, Леонардо удивлённо таращил глаза, но потом до него дошёл смысл чёрного медицинского анекдота. Да, что-то профессор совсем в упадническом настроении, подумал Леонардо.

Устроившись в своё персональное кресло, профессор занялся приготовлением мате. Можно, конечно, было попросить приготовить напиток, но местные предпочитают делать это самостоятельно, для чего постоянно носят с собой калебасу, бомбилью, порошок йерба мате и термос с горячей водой.

Профессор никогда не заказывал блюда в этом ресторане: сами официанты знали, что почётному посетителю можно употреблять, а что, учитывая его возраст, нельзя. Вот и сейчас профессор занялся приготовлением мате, и не следил, что ставит ему на стол Ольга.

Технология приготовления этого напитка была отработана многолетним его употреблением. Сначала, профессор насыпал в сухой калебас, подаренный президентом, порошок йерба мате выбранного вида на 2/3 объёма сосуда. Он предпочитал напиток с нотками шоколада и ванили, благо порошков было превеликое множество. Затем закрыл сосуд ладонью и слегка встряхнул, чтобы крупные фракции порошка опали на дно. После этого наклонил сосуд, чтобы весь порошок ссыпался к одной из стенок. Это нужно для того, чтобы вставить бомбилью в пустое пространство около другой стенкой. Потом профессор плавно вернул калебас в вертикальное положение. Осталось только залить горячей, но не кипящей водой до уровня пересечения порошка и бомбильи. При этой манипуляции надо отверстие бомбильи заткнуть пальцем, чтобы в неё не попали сухие частички порошка. У профессора была бомбилья, сделанная из серебра. А, как известно, серебро хорошо проводит тепло, поэтому профессор, дотрагиваясь пальцем до бомбильи, всегда знал какая температура напитка. Теперь он ждал две минуты, чтобы вещество полностью увлажнилось и спрессовалось. Теперь оставалось только долить воду почти до верха калебаса. Этот ритуал полностью исключает сдвиг бомбильи в сторону, или, не дай бог, размешивать ею заварку, как чайной ложкой. Местные, если увидят такое кощунство, могут не сдержаться и высказаться весьма нелицеприятно о человеке, совершающем такое деяние. Это как в храме пить пиво, или встать на пути карнавального шествия.

А Ольга, между тем приносила блюда с пищей, которую мог употреблять профессор. Уругвайцы всё время едят мясо. Причём за мясо они признают исключительно говядину. Другого мяса, по их мнению, не существует. Но, никто не будет указывать профессору, что ему есть. Все будут делать вид, что не замечают, что пища этого человека не соответствует канонам. Поэтому Ольга, вместо традиционного асадо а ля парилья, средней прожарки bifes, как раньше предпочитал профессор, принесла ему корвина а ля парилья, то есть рыбное блюдо. К мате она добавила тарелку с файна и блюдо с эмпанадес, вперемешку с тартас-фритас. Ольга хотела порадовать сегодня профессора и порцией Postre Chaja — замечательный бисквитный торт с фруктами и украшенный огромным количеством безе, а также приготовила в бумажном пакете чивито и миланесу с рыбным филе. Это уже всё навынос, чтобы профессор мог где-нибудь по дороге перекусить.

Всегда было интересно наблюдать, как Профессор рассчитывается с заведением. Сколько бы профессор не заказывал еды, почему-то всегда получалось, что его обед обходился ему всего в 10 долларов, на чеке так и было написано. На вопрос профессора как такое может происходить, Леонардо, смеясь, отвечал, что сам удивляется, как официанты так точно подсчитывают стоимость съеденного и выпитого. Поэтому, Аламеда, чтобы хоть как-то уравнять баланс давал официанткам очень щедрые чаевые.

Ольга уже несла к столу профессора порцию Postre Chaja, когда заметила, что с пожилым сеньором что-то неладное: тот, отхлебнув глоток мате вдруг стал заваливаться с кресла. Естественно, Ольга, с возгласом "Сеньор профессор! Вам плохо?" бросилась к столу великого человека. Туда же подскочил и встревоженный Леонардо.

Последнее что услышал профессор Аламеда в этой жизни, был возглас сеньориты Ольги, а последний вкус, что он ещё чувствовал, был терпкий вкус мате. Больше он ничего не слышал и не видел. Не видел как по щекам Ольги и Леонардо текли слёзы, не видел, как гаучо Хосе помогал санитарам грузить его тело в салон реанимобиля.

Субъективно Аламеда не ощутил перехода в иное измерение: вот он сидит за столом в заведении Леонардо, пьёт мате, а вот он уже бредёт по какой-то ровной поверхности, покрытой до колен клубами белого дыма. Было светло, хотя светила видно не было. Куда идти было не понятно: куда ни посмотри, всё одно и то же. Плюсом было то, что ничего не болело и шиза покинула голову. Идти в какую-либо сторону было бессмысленно, поэтому Аламеда решил ждать, находясь на месте. Должно же было когда-нибудь всё это проясниться. И, действительно, вскоре что-то начало проясняться. Метрах в десяти перед Аламедой прямо из ничего появились три, внешне похожие на людей, фигуры. Профессор внимательно рассмотрел эти фигуры. Ангелы, что ли, подумал он. Но, хотя фигуры и были одеты в какие-то балахоны светлого цвета, и в этих одеяниях могли прятаться ангельские крылышки, но на ангелов эти создания совсем не тянули. Всё дело было в мимике лиц. Лица же этих трёх созданий выражали целую гамму чувств, постоянно сменяя проявление одной эмоции за другую. Казалось, что кто-то пытается произвести настройку лиц этих организмов, но у него это плохо получается. Если корчат рожи, то это черти, подумал профессор. Не будут же ангелы при первом знакомстве такие рожи мне корчить.

Честно говоря, Аламеда, как и большинство его коллег, был атеистом. Он как-то не очень верил в провозглашаемый попами загробный мир, и прекрасно понимал, что любая религия, это только набор догм. Любая церковь, это, прежде всего, коммерческая организация, эксплуатирующая на совести человека, и она не имеет никакого отношения к научному объяснению сути явлений.

Но сейчас Аламеда вспомнил, что он вроде бы родился католиком. А доброму католику не пристало бояться каких-то чертей. Поэтому он запретил себе проявлять страх перед этими созданиями, кто бы они ни были.

Три похожие на людей фигуры подошли к Аламеде на расстояние вытянутой руки и, одна из них, скорчив грустную физиономию, заговорила. Остальные два существа при этом выражали на лицах радость. Два подошедших существа внешне напоминали женские фигуры, а одно — мужскую.

— Приветствуем разумное существо первого уровня развития. Нас можете называть Первая, Второй и Третья, — начало говорить стоящее левее существо. Её голос был совершенно безэмоционален, но построение фраз было правильное. — Как именуют тебя, в твоём социуме мы знаем.

Так, они себя именуют натуральными числами, автоматически отметил профессор.

— А, если не секрет, — вставил реплику Аламеда, — Где мы находимся?

Слово взяло второе существо, похожее на мужчину:

— Сейчас мы все находимся на специальном полигоне в виртуальной реальности. Этот полигон создан специально для общения с разумными особями твоего вида. Удобно ли тебе общаться с нами в таком визуальном и звуковом формате, или ты предпочитаешь общаться в иных форматах, например, в радиодиапазоне?

Аламеда подтвердил, что такой формат общения ему вполне подходит, но всё-таки не удержался и спросил о том, кто, собственно, сейчас перед ним.

Ответило уже существо, похожее на женщину, именуемое Третьей:

— Мы официально представляем компенсационную комиссию цивилизации десятого уровня. Ты должен гордиться, что общаешься с нами, существо первого уровня развития.

— Вот, как! — удивился Аламеда, когда понял, что это никакие не черти, ни ангелы, а что-то иное. — И что же вы компенсируете?

Опять заговорила Первая:

— Мы компенсируем разумным существам ущерб от негативного воздействия на них нашего, не всегда хорошо обученного персонала. У нас, знаешь ли, работают и стажёры с цивилизаций меньшего уровня. Поэтому иногда, конечно, случаются трагические накладки, совсем редко, приводящие к ущербу и страданиям разумным.....

Мозг профессора сразу уцепился за слова о компенсации и страданиям...Это были пока ключевые слова.

— Так, — начал Аламеда. — Получается, из-за ваших неумелых сотрудников мне был нанесён непоправимый ущерб? Получается, что вы меня просто взяли и убили? Как того негра: ни за что, ни про что.

Аламеда театрально закатил глаза и продолжил:

— Как я страдал! Вы просто не представляете, какие муки я перенёс.

Он лихорадочно вспоминал какие бывают синонимы к слову "страдание" и как выражают страдания артисты на театральной сцене.

— Это были невыносимые страдания. Это, доложу я вам, как разумный разумному, была настоящая пытка. Ох, и помучился же я. Я даже терзался, ага. Я похудел. Я не мог переносить всю эту боль и скорбь, понимаете. Даже не пытайтесь понять, это...это просто невыносимо. Я нёс свой крест на Голгофу, проливая кровь и пот. Короче говоря, я так мучился, что даже смерть считал спасением, вот. Эх, жизнь моя тяжкая, пущенная под откос. Вот, скажите, за что? За что мне выпала такая злая судьба?

Аламеда даже хотел пустить слезу, но слеза никак не пускалась. Ещё, Аламеда старался изо всех сил не рассмеяться, ведь момент же трагический. Но что не сделаешь ради получения хорошей компенсации. Аламеда прикинул, что чем больше изобразит он страдания, тем и компенсация должна быть больше. Креветке атлантической понятно.

Психика трёх оппонентов была словами Аламеды потрясена. У них даже мимика на лице застыла.

— Мы все страдания компенсируем, — наконец, неуверенно произнесла Первая, потрясённая переживаниями разумного существа.

— Чем же вы можете такое компенсировать? — сварливо произнёс Аламеда, — Ах, как я страдал!

— Для этого и существует наша компенсационная комиссия. Чтобы сгладить ущерб от некоторых недоразумений.

— Как! — вскричал Аламеда, — Моя загубленная во цвете лет жизнь, это, по-вашему, просто недоразумение? А мои терзания?

— Терзания мы можем компенсировать тем, что отправим тебя в мир, в котором обитают точно такие же разумные, как и ты. Тебе там будет комфортно и приятно, — начала увещевать Аламеду Первая. — Мы тебе предоставим шесть миллиардов вариантов. В один из вариантов ты попадёшь рандомно. Здорово, правда.

— Чего это здорово? — насупился Аламеда. — Это рандомно я могу попасть куда угодно: хоть в тело какой-нибудь сеньориты или, прости господи китайца, или малайца. А если в негра? Ага, кругом все чёрненькие и прыгают.

— Да вы же все одинаковые, — удивилась Первая. — Тогда какая разница, куда ты попадёшь.

— Нет, господа, — упёрся рогом Аламеда. — Так дело не пойдёт. Включайте фильтр в этих шести миллиардах вариантов. Хочу быть мужчиной, исключительно белой расы. И точка. Учитывая мои страдания, скорбь и мучения.

Первая как-то зло посмотрела на Аламеду, но произвела какие-то манипуляции.

— Теперь у тебя всего 320 миллионов вариантов. Ты доволен капризный разумный. Больше я ничего не могу сделать.

Теперь к Аламеде обратился Второй:

— Я в компенсационной комиссии отвечаю за время, в которое направляем разумных. Тебе, как особо пострадавшему, я предлагаю большой выбор временных интервалов. Вот, например, есть отличный вариант, эксклюзив. Это бронзовый век, экологически чистый район, всё самое натуральное.

Видя, что Аламеда на эксклюзив не реагирует, Второй стал рекламировать другие варианты:

— Или вот средние века. Очень эмоционально насыщенное время. Постоянный драйв и приключения. Сам бы туда поехал, да дела. Ну, что, берём?

— Нет, уважаемый, — категорически отверг такое заманчивое предложение Аламеда. — Я человек 21-го века. Фильтруйте варианты к 21 веку, а лучше даже 22 век. Что, слабо? Учитывая мои неимоверные терзания!

— Не получится, — злорадно сообщил Второй. — Даже учитывая твои терзания. Ты существо, которое окончило своё существование в 2017 году. Вот это и будет предельное время, куда тебя рандомно может забросить. Интервал настройки не менее 150 лет. Так что ты попадёшь в интервал с 1867 года до 2017 год, вот в это время и будешь существовать в среде себе подобных. Это всё что я могу, причём учитывая твои терзания. Вот же привередливый какой разумный попался. Всё, я свою задачу по компенсации выполнил. Можешь не благодарить меня, вредное существо.

Аламеда понял, что от Второго ему больше ничего не обломиться. Ну что ж.

В разговор вступила Третья:

— Я могу предложить в качестве компенсации одно их двух миллионов умений, присущих существам на вашей планете. Очень полезная вещь. Тебе это свойство достанется рандомно и даром. С ним ты будешь поражать окружающих тебя существ своим феноменальным умением. Правда, здорово. Ну, что выбираем рандомно?

— Э....сеньорита, погодите, — опомнился Аламеда. — Как это рандомно? Учитывая мои страдания, болевые ощущения и душевные мучения я претендую на осознанный выбор умения. Огласите, пожалуйста, весь список.

— Разумный, — стала торговаться Третья. — У нас нет времени на оглашения всего списка умений, поверьте, они очень нужные и полезные.

-Ну, тогда огласите хоть некоторые умения, — стал настаивать Аламеда.

— Ладно, — скрепя зубами согласилась Третья. — Исключительно, учитывая твои страдания. Вот, например, отличное умение "Скарабейство".

— Чего? — возмутился Аламеда. — Это как?

— Это ты сможешь скатать замечательный шарик из навоза. Шарик будет большой, круглый и красивый. Все будут в шоке. Что не так? Ладно, вот ещё замечательное умение, называется "Упыризм". Надо брать его, обязательно.

-Это как? — изумился Аламеда.

— Всё просто, — радостно сообщила Третья. — Ты подкрадываешься к жертве сзади и вцепляешься ей в шею своими зубами. Правда, здорово. Никогда не останешься голодным. Берём это умение?

Аламеда представил. Сначала, он катает большой шарик из навоза, который окажется очень красивым, потом подкрадывается к какой-либо зазевавшейся сеньорите и кусает её за шею. Конечно, здорово.

Аламеду аж передёрнуло от такой перспективы.

— Уважаемая сеньорита Третья, — начал он со значением. — Мне кажется, здесь сейчас происходит злостное издевательство, а не компенсация, существу, пострадавшему от ваших изуверских экспериментов. Я потерял всё: жизнь, родину, друзей, здоровье, а взамен мне предлагают катать шарики из навоза, или кусать сеньорит. Конечно, здорово. И это говорит мне существо десятого уровня. Нехорошо, как-то получается, вы не находите? Я человек 21 века, поэтому требую компенсацию, соответствующую этому веку. Например, интернет.

— Ладно, — с шипением произнесла Третья. — Я внесу в твою матрицу объёмную базу данных, соответствующую времени, куда ты попадёшь. Теперь ты довольно мерзкое вредное и некрасивое существо?