Туда, где твоя кровь. Часть 1

— Кто?!! — Санька в испуге оглянулся. Дед смотрел на него, пальцем тыкая себе в лоб. — Ни .... себе!!!

Дед, ни слова не говоря, подошёл, отобрал колотушку и зарядил ему по лбу. Искры. Темнота.

Великий

— Зови меня — Великий, — голос возник в голове неожиданно, где-то на втором часу долбления.

— Великий кто? — подумал Санька, не переставая махать колотушкой.

— Просто Великий. А кто — не так важно.

— А я Санька, или Александр.

— Хорошо, Сандр, вот и познакомились.

— А вы бить меня больше не будете?

— Так — не буду. Если старые слова не будешь говорить.

— Какие ещё старые слова?

— Те, которые ты говорил. Старые слова, даже древние, из речи изначальной. Нельзя их в этом месте произносить — стены они укрепляют. Бывает, что люди, силой обладающие, с ума сходят, кричать начинают всякое, так чтобы не вырвались они отсюда, и бед в миру не натворили, стены и укрепляются. Да и вообще говорить старые слова не стоит. Через них плохое выходит, если думаешь о плохом. Врагу говори, тогда у него и рука дрогнет, и конь оступится, и копьё сломается. А просто так — не надо. Люди болеть будут, и всё вокруг них сыпаться, что под эти слова делалось.

— М-да, говорила мама — не ругайся матом, — вслух подумал Санька, как-то сразу поверив Великому. — Понятно, кстати, почему у нас машины такие хреновые. Потому, что делаются все под мать-перемать. Да и не только машины...

— А покажи-ка мне ваши машины, представь их просто. М-да, двигатели внутреннего сгорания. Древность какая дикая.

— Ничего не древность, тут и таких-то нет.

— Ну, таких, считай, нигде уже нет, везде либо электричество, либо ещё что похитрее. А тут их нет, потому как не положено. Котелок с чайником только, да и то — инвентарь, не вынести их отсюда, не сломать, не разбить и не потерять. Так что ты привыкай, сидеть тебе здесь долго, пока не научишься силой своей управлять. А как научишься — так и сам выйдешь.

— Сколько это — долго?

— Как тебе сказать... Время по вашему как идет? Быстро? Медленно?

— Откуда я знаю?

— Самый малый кусочек времени — сколько? Показать сможешь?

— Смогу, наверное. Секундой он называется. Можно посчитать, как десантники считают.

— Считай.

— Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три...

— Хватит. Ясно. В сутках ваших сколько этих секунд?

— Э-э-э. В минуте их шестьдесят. Минут в одном часе тоже шестьдесят, а в сутках часов двадцать четыре. В году триста шестьдесят пять суток и ещё чуть-чуть. Надо просто умножить, сейчас посчитаю.

— Не надо, и так понятно. Сидеть тебе тут минимум два ваших года, или больше — зависит от тебя, как выучишься. Если бы не болтал всякое, то сидел бы меньше, год примерно. А так ещё на год ты себе наговорил, стены Убежища укрепил. Чтобы проход открыть — теперь гораздо большая сила потребуется.

— Так долго?! А вы мне не поможете?

— Нет, эта штука работает на каждого индивидуально, да и нельзя помогать, самому срок продлится.

— А вы тут долго?

— По-вашему лет тридцать, но мне проще, я тут с исследовательской целью, пытаюсь разгадать секрет Убежищ. Вернее пытался. А потом одному вроде тебя помог, ругался сильно.

— Получилось?

— Нет.

— Так я тут у вас не первый такой?

— Третий...

— А первые двое где?

— За хижиной лежат.

Санька отложил бубен, встал и пошёл за хижину. На полянке увидел холмик, заросший травой.

— Один. А где второй?

— Там же. Пепел только от него остался.

— Как же так?

— А вот так. Одному я выйти помогал, а второй с духом своим первым не совладал. Когда силой пытаешься овладеть и с первым духом договориться, он, по закону подлости, попадается самый злобный, и совладать с ним трудно — не любит мир силу отдавать. А посторонним при этом вмешиваться вообще нельзя — даже пепла не останется. Инициация дело такое, рискованное. И неучи обычно гибнут.

— А меня вы научите?

— Научу, куда ж деваться. Но только от тебя зависит — выйдешь ты отсюда или нет.

КМБ

Следующим утром Великий поднял его ни свет ни заря и вытащил во двор. Повертел в разные стороны, хмыкнул и поманил за собой в лес. Там Санька первый раз увидел, что такое реальное колдунство. Старик выбрал дерево прямо у края леса, прижал к нему ладони, постоял немного, задумавшись, и дерево упало. Подойдя к упавшему стволу, Великий, также поводив ладонями, отделил крону. От ствола осталась толстая колода длиной метра два с половиной с ровными срезами торцов. "Как лазером срубили!" — подумал Санька. Потом Великий выломал лесину потоньше, так же руками обломал ее с концов и, всучив Саньке, поманил его рукой к стойбищу.

По прибытию дед вручил Саньке бубен, с целью пообщаться, а сам принялся за грибы. Через пол-часа долбёжки Санька пробился на связь.

— Шест ошкурить! Колоду прикатить и вкопать тут! — Великий показал пальцем место.

— Как прикатить? В ней весу черт-те сколько!

— Как-как... Шестом, потихоньку.

— А зачем?

— Затем! — Великий подошёл к Саньке и сперва оттянул ему шкуру на лице, а потом на боку. Да, сейчас назвать Саньку толстым или даже полноватым было нельзя. Шкура висела складками. — Прежде чем учиться, надо тело укрепить. Работай, ученик. И ешь побольше.

Спустя три дня, работая шестом как рычагом, прикатить колоду все-таки удалось. Ещё четыре дня ушло на её вкапывание. Лопаты не было. А потом Великий на очередном сеансе глюко-связи сказал: "Учить начну тогда, когда сломаешь об колоду свой шест". "Фигня вопрос!" — подумал Санька и с размаху ошарашил колоду шестом. Руки отбил знатно, а на шесте ни вмятинки, ни трещинки. Спустя пару недель он понял, что всё не так просто. Руки правда уже не болели. Долбить шестом по колоде по-всякому он уже навострился — Шаолинь отдыхает. Как в бубен. "Точно! Бубен!" — Сашка с ходу поймал привычный ритм, только теперь он долбил не колотушкой, а шестом и смотрел на него. Сначала ничего не происходило, но потом он понял, что внутри шеста что-то есть. Или кто-то.

Санька удивился и на голубом глазу мысленно спросил у шеста:

— Как тебя сломать-то?

Ответ пришел сразу и Саньке не понравился. Был он злым и слегка насмешливым. Слова-образы были странными, непонятными, но с ясным смыслом:

— В землю воткни. Водой полей. ЗАДОЛБАЛ!

Санька так и сделал. С вечера воткнул, полил, утром вытащил. С привычного размаха двинул по колоде. Шест осыпался на землю влажной трухой.

— Фига-се! Что это было?

— Дух это был. Лесной, — ответил по-русски тихо подошедший Великий. — Ну что ж, молодец. Теперь можешь называть меня Учителем. Шест ты сломал. А теперь найди себе другой и сломай колоду.

— Уй-й-й.... — И понеслась...

Прощание

И вот теперь они сидели и думали, каждый о своем. Учитель и его Ученик. А потом Великий встал.

— Ну что ж, Сандр, время пришло.

— Спасибо, Учитель! За всё!

— Не за что. Ты все запомнил?

— Да. Разберусь дома с делами и — в Академию.

— Не спеши, мне тут ещё три года куковать по милости одного мёртвого неуча. Как же мне надоело лекции через Астрал вести, честное слово. Ну да ладно, лирика это. Приступай.

Санька встал босыми ногами на утоптанную им же площадку, поднял посох и ударил им в землю раз, другой, входя в привычный ритм.

— Иди туда, где твоя кровь! — напутствовал его Учитель.

— Да, туда, где моя кровь! — повторил Санька и подумал о маме, о мелкой Светке, об отце, которого он, возможно, снова увидит. А потом повернулся кругом и сделал шаг.

Возвращение

Поезд медленно подползал к станции. Санька стоял в тамбуре, сразу за проводницей, пытаясь рассмотреть в окошко, прикрытое ее мощными телесами, проплывающий мимо перрон. Где-то там должны быть мама и Светка, они ему только что звонили — встречают. А, вот они! О, и дядя Валера с ними. Родные промелькнули, но он увидел, что мама зацепилась за него взглядом, дёрнула всех, и они поспешили вдогонку останавливающемуся составу. "Неужели наконец-то дома?" — не верилось.

Два с половиной года тому назад он шагнул из открывшегося прохода на влажно чавкнувшую под босыми ногами весеннюю окраину родного города и едва не задохнулся от смрадного воздуха. Цивилизация, мать её. Да ещё апрель, похоже, самая распутица. Поискал ближайший сухой участок, сполоснул ноги в какой-то луже, обулся. На улице промозгло и сыро, градусов десять, вряд ли больше, но такая погода его не пугала. Зимы в Убежище как таковой не было, вместо нее была холодная осень, иногда со снегом и морозцем, а ходил он всегда в одном и том же. Крупного зверья в Убежище было крайне мало, поэтому Лес разрешил им добыть всего лишь одну косулю, да и ту на второй год, когда Учитель уже помогал Саньке работать над телом, и проблема холода хоть и не перестала быть актуальной, но уже перешла на второй план.

Обувшись, закинул на плечо мешок, взял посох и побрёл домой. Редкие прохожие, кутаясь в куртки и пуховики, смотрели на него как на дикого. Да он таким и был — здоровый, выше среднего роста, в драных линялых джинсах и расстегнутой кожаной безрукавке на голое тело, в мокасинах, с полуметровым перевязанным хвостом темно-русых волос, за спиной кожаный мешок, в руке посох. Обострённым слухом засёк, как две девчонки, видимо идущие из школы, поспорили — толканутый он или шаманутый. Хотели спросить, но побоялись, сошлись на том, что без разницы — всё одно точно ненормальный. Хотя и симпатичный. Санька шёл домой и улыбался.

Повезло, что Светка оказалась дома — не пришлось до вечера под дверью куковать. Хотя, часа полтора всё равно прокуковал, пока мама с дядей Валерой не подъехали. Напугалась Светка до икоты и дверь открывать не хотела ни в какую. Хорошо хоть маме додумалась позвонить, да и то минут через сорок. А вроде не маленькая уже — четырнадцать лет. Понять её, конечно, можно — был невысокий, толстый и мягкий старший братик, а тут волосатая орясина с дубиной, да ещё через глазок. Хорошо, хоть не милицию вызвала. Хотя, дядя Валера — чем не милиция? Целый полковник, какой-то полиции.

А мама вот сразу узнала, плакала всё и плакала. Сперва сама, а потом вместе со Светкой. В конце концов они конечно успокоились и сразу давай мыть, кормить и радоваться. А дядя Валера — мамин брат и бывший батин командир, молча поглядывал на всю эту суету и ждал своего часа. Дождался. Когда они уже сидели на кухне, а Санька заново обживал свои старые треники, оказавшиеся коротковатыми, но по объему вполне ничего, дядя Валера тихо сказал: "Рассказывай". И Санька рассказал. Всё как было, ничего не скрывая, даже кружки на столе без рук подвигал ради доказательства.

— Вот так значит. Убежище... — задумчиво сказал дядя Валера. — И отец, говоришь, вполне так же мог пропасть?

— Учитель говорил — способности чаще всего по наследству передаются.

Мама опять заплакала — слишком это для нее. Отец пропал шесть лет назад. Сослуживцы ей тогда рассказывали, а мелкий Санька слушал под дверью: "Чехи. Заслон. Отступили. Взрыв. Тело не нашли."

— Что думаешь делать? — спросил дядя Валера.

— Поступать. В Академию. А потом искать то Убежище, в которое он попал. Учитель говорил, что в нашем пространстве их минимум три должно быть. Обещал помочь.

— Ты так уверен? Почему же он до сих пор не вернулся?

— Потому, что мне с Учителем повезло. А сам бы я лет десять до всего доходил, если бы с ума сперва не сошёл. Учитель так и говорил — просветление или наступает или не наступает совсем. А убежища делали в расчете на подготовленных магов, либо просто магов тогда было много и убежища никогда не пустовали. А может и дежурил там кто-нибудь специально, типа спасателей.

— Когда? Когда поступать? — тихо спросила мама.

— С двадцати лет берут, не раньше.

— А сейчас что делать будешь?

— Учиться. Школу закончить надо. И готовиться. Учитель много чего сюда заложил, — Санька ткнул себе в лоб, — чего я не умею ещё, а надо уметь. Иначе не примут.

— Ох, ты же столько пропустил. Да ещё в розыске.

— С розыском решим. Легенду проработаем, — спокойно сказал дядя Валера. — И со школой поможем, есть к кому обратиться. Ты только способностями своими не свети направо и налево, а то заинтересуются кому положено. И тогда не видать тебе академии, исследовать тебя будут, да контакты с другими цивилизациями устанавливать. А мне Олег тут нужен. Живой. Цивилизации подождут. Понятно?

— Понятно.

Школа

— А правда, что ты сбежал, чтобы шаманом стать и отца найти? — шёпотом спросила Верка, почти касаясь губами уха. Чуть не оглушила. И мурашки. Бр-р-р.

— Правда, — так же тихо буркнул под нос Санька, а про себя усмехнулся.

Дядя Валера подошёл к вопросу серьёзно, нашёл где-то на севере старого пьяницу-шамана, свозил туда Саньку для знакомства, и за годовой запас огненной воды обо всём договорился. Что де жил мальчик, учился, говорил, что сирота. И начальнику местному шаман про мальчика говорил, когда вместе в транс входили. А начальник-то потом с белочкой в тундру убежал, да там и замёрз. Не гнать же мальца зимой? Да и летом у них тоже не жарко. Вот и жил пацан у него, шаманству учился, да по хозяйству помогал. Если надо — все соседи и медведи подтвердят, только наливай. Под это дело шаман чуть было не выбил запас на второй год. Санька шаману улыбался, хотя в чуме у того ни одного духа отродясь не бывало, зато воняло знатно. А вокруг на многие километры простиралась мёртвая и мёрзлая земля, населённая полумёртвыми от алкоголя людьми. Откуда там духам взяться? Они давно уже все разбежались от такого.

Зато вот дома, на чердаке их многоэтажки, обнаружился самый настоящий домовой. В Убежище таких не было, но Учитель про них рассказывал. Везде, где люди долго живут, рано или поздно заводится мелкая магическая живность, от чувств людских питающаяся. И каких чувств больше — такой у живности и характер. Домовой косил под вечно поддатого косноязычного сантехника, ходил ночами по чердаку, гремел какими-то железками, болтал невнятно, иногда дико ржал. Люди звонили в ЖЭК — там сильно удивлялись и вызывали участкового для отлова бомжей. Участковый, иногда с нарядом, а иногда с дежурным от ЖЭКа лазил по чердаку и сильно матерился. А когда они уходили не солоно хлебавши — обычно прорывало трубу или перегорали какие-нибудь провода. Через пять-шесть таких форс-мажоров жильцы звонить перестали. Ну ходит, ну гремит иногда — зато трубы и провода целы. А что смеётся громко — ну так радость у человека, с кем не бывает...

Саньке домовой понравился, не было в нем зла. Значит неплохие в общем то люди у них в доме живут, хоть и со своими закидонами. А вообще ситуация с духами в городе была не очень — только в пригороде попадались зародыши полевых и древесных, но вырастать они не успевали — слишком шумно. Оставались от них лишь сухие лесины, да лысые проплешины на земле. Лес он чувствовал в ментале где-то на востоке, сильного духа воды — далеко на севере, в верховьях. Летом надо бы в поход — пообщаться.