Звезда пленительного 13

— А, на ловца и зверь бежит! — поприветствовал меня тёзка.

— И тебе не болеть. По какому поводу сегодня драка была? — не удержался от иронии я.

— Вот ты смотри, у Славы в смете показано тут четыреста двадцать тысяч. Из которых собственно на корпус домны требуется сто двадцать. Но когда домна поднимется, то окажется что обошлась она в сто сорок — и не потому, что Слава ошибся. А потому, что каждый мужик считает своим долгом спереть кирпич, или гвоздь, или доску какую. Причем не потому, что ему этот кирпич очень нужен, а потому, что воруя кирпич, он тебе — то есть хозяину — пакостит. И если он кирпич не украдет, то чувствует себя обворованным — это же селюк, для него главное, чтобы не он жил лучше других, а чтобы другие жили хуже него. Но Славу-то я об этом еще год назад предупреждал, а он затраты на кражи и последующий возврат кирпича учитывать не хочет!

— А зачем ты селюков набираешь?

— Вот за что я вас, Александр Владимирович, люблю и уважаю, так это за умение вовремя задавать правильные вопросы. Кого еще-то набирать, если кроме них, нет никого? Вот если бы ты меня об этом спросил года через два...

— А что изменится через два года?

— Ты с Никаноровым давно встречался?

— С Василием? Да уж с год, наверное... А что?

— Так он в профсоюзе сейчас занимается как раз подготовкой рабочих. И по просьбе Янжула статистику кое-какую собирает. Очень интересная статистика — по ней выходит, что если выдергивать на обучения крестьянских детей до четырнадцати лет, то у них на обучение уходит как раз два года, а селянские замашки исчезают. Он сейчас как раз по методе Янжула училища готовит, и года через два как раз я бы у него рабочих и спросил. Но ждать-то мне недосуг...

— То есть, как я понял, тебе нужно еще денег чтобы завод закончить. Сколько? Мне завод сейчас важнее денег, так что не стесняйся. Лишнего, сам понимаешь, не дам, но раз уж жизнь столь несправедлива... Кстати, хорошо, что ты мне об этом рассказал, надо предусмотреть дополнительные расходы и на порт.

— На порт не надо, Курапов нанимает только отставников, да еще всем обещает работу в порту, так что у него не воруют.

— И ты обещай.

— Так им этого счастья не надо. Эта же деревенщина искренне думает, что просто год неудачный, а вот в следующем урожай будет отменный и заживут они как у Христа за пазухой... Слушай, у меня идея появилась. Пришли-ка в Оскол сотню — две мальчишек с Векшинска, сирот этих. Я американцам предложу по двести пятьдесят долларов сверх оклада, если они двух мальчишек класть печи обучат — и тогда их можно будет после двух первых печей рассчитать, свои кирпичники готовы будут.

— Мальчишки, думаешь, сами смогут домну сложить или мартен?

— Нет, но американцев тогда оставим только сменными мастерами. А завод достроим — мальчишки эти уже подрастут и тогда...

— Хорошая идея, но не выйдет. Мальчишек по-английски говорить года два учить придется, а американцев по-русски вообще...

— Ха! Не сказать, что раньше об этом думал, об обучении, я имею в виду. Но американцы эти почти все из наших, из России туда уехавших. Я вообще-то надеялся, что некоторые и остаться захотят, потому специально таких набирал... Но ты с Никаноровым поговори, у него умные мысли имеются...

После небольших дополнительных пояснений выяснилось, что на стройке в Старом Осколе из-за никакой "квалификации" мужиков и страшной "текучки кадров" одновременно числилось не две, а почти четыре тысячи подсобных рабочих. Что, впрочем, на фонде оплаты не сказывалось, поскольку прогулы, случавшиеся чуть ли не через день, не оплачивались. Но и для прогульщиков пришлось ставить незапланированные балки, что влетело в копеечку, да и почти ежедневные смены состава бригад работу тормозили и приходилось увеличивать их число...

Все понятно, и, в конечном итоге, даже десять тысяч долларов перерасхода на домну — копейки. Но кое-что я все же понять не мог и зашел пообщаться на эту тему к Васе.

Ну как зашел... Вообще-то у него, как председателя профсоюза, даже кабинет был отдельный, но отловить его удалось после того, как полдня меня рабочие посылали с места на место: "только что тут был, но ушел в том направлении". И попался мне он лишь во время обеда, в Векшинском рабочем училище. Причем даже не сразу удалось понять, чем он там занимается. То есть вообще-то он обедал — но вокруг сидело несколько человек, что-то ему увлеченно рассказывающих...

— Василий, мне с тобой поговорить бы надо...

— А, Са... Александр Владимирович! Буквально пятнадцать минут... Не желаете перекусить пока?

— Ну что же, чем потчуют?

— Борщ хорош, а на второе сома жареного порекомендую. А котлеты не порекомендую, они весьма неплохи, но кончились уже — и, по взмаху его руки, откуда-то появилась девочка-повариха, смотрящая на меня со странной смесью опаски и любопытства.

— Наливай, накладывай...

Обед был на удивление вкусным, так что из-за стола я вышел где-то через полчаса. Правда, "чай" был из какой-то травы, но в принципе жажду утолял — так что я не поленился зайти на кухню и поблагодарить поваров. Повариху — оказалось, что эта девчонка одна готовит на все училище. Небольшое, но приготовить обед на шесть десятков учеников (плюс на дюжину учителей) — дело нелегкое.

— О чем поговорить желаете, Александр Владимирович? — с какой-то виноватой физиономией поинтересовался Вася, когда мы вышли на улицу и направились к машине.

— Вась, ты забыл меня "превосходительством" назвать и поклониться до земли. Договорились же — на работе по-человечески обращаться друг к другу.

— Так вы... ты же теперь вон какой важный стал, говорят, что самый богатый во всей России уже.

— Ну вот, а ты не кланяешься... заканчивай дураком прикидываться, у меня к тебе вопрос по делу. Не знаю, может хоть ты ответить сможешь. Вот когда Векшинск строили, то никакого бардака на строке не было, все выстроили даже чуть быстрее, чем задумывали. А у Антоневича в Осколе и прогулы, и воровство... там что, люди другие или я чего-то не понимаю?

— Другие. Ну, как бы вам... как бы тебе объяснить. Векшинск строил кто? Рабочие царицынские. Те, кого пока уволили с заводов, лесопилок... даже безработные с "Кавказа" — но они все городские. А в Осколе рабочих нет, там на стройке мужики одни... то есть не одни, но беспорядок-то только с мужиками.

— А что, мужики не люди?

— Люди. Но — другие. У мужика работа другая и жизнь другая. Он вон зерно посеял, или репу посадил — и ждет, пока все само не вырастет. Само. Сажать-сеять — это для него работа. Две недели. Потом сенокос — еще неделя. И уборка — еще две недели. А остальное время он не работает. Вообще — просто сидит и на Бога уповает. Мужик не понимает, как это — работать каждый день круглый год. Рабочий — понимает, а мужик — нет.

— А почему эти мужики кирпичи воруют? Ну куда они их денут-то?

— Опять оттуда же, от жизни деревенской. Зерно, овощ всякий ему же Бог дает? Вот он и считает, что кирпич тебе тоже Бог дал. А данным Богом с ближним делиться нужно, вот он и "делится"... Вот смотри: народ в корочки идет, и мужик им подает даже если у самого на день хлеба осталось. Мужик не ворует, он так справедливость видит. А кирпич он найдет куда пристроить: печь сложит или фундамент у дома поправит. А то и пропьет.

— Понятно... а где мне рабочих брать прикажешь?

— А что, тебе уже и приказывать можно? Это я могу. А серьезно — учить рабочего человека надо. Я тут с профессором Янжулом давеча беседовал, он большой интерес высказывал к твоим профтехучилищам. Ну и попросил кое-что для него записывать, для науки, значит. Полезные у профессора вопросы были, скажу я тебе! Вот смотри: я велел по всем училищам ведомости собрать, и выходит, что сироты в Векшине, кто лет до двенадцати, а то и четырнадцати туда попал, растут уже, думая как дети рабочих. А такие же крестьянские дети, кто до четырнадцати в сельских школах — даже в твоих — учился, все одно селяне. И из селян в училищах рабочих выходит два из трех — если в четырнадцать их туда брать. А если лет с двенадцати, то уже почитай все по-городскому думать начинают.

— Так что же, мне теперь мальчишек по двенадцать лет набирать и ждать пока они вырастут?

— Это в первую голову. А еще можно, да и нужно приглашать с деревень семьи молодые. Парней лет до двадцати, до восемнадцати, с женами, которые еще без детей живых — из таких года через два в городе тоже куркульские замашки выветриваются. Но только таких сразу на завод брать нужно, и в обучение — чтобы глазами своими сами видели, как другие рабочие живут...

— То есть из взрослых мужиков рабочих уже не сделать?

— Рабочих — можно, а городских — нет. Зато дети у них уже городскими будут. Жизни в городе другая, и дети этому сразу учатся.

— Понятно...

— Да ничего тебе не понятно! И медведя плясать научить можно, только его учить надо. И сразу — не получится, и силком не заставишь. А лаской и терпением... не каждый медведь запляшет, но большинство научатся. Сейчас-то таких учителей у нас просто нет, так что первым делом именно их и учить надо, учителей будущих. А пока — мужики пусть на заводе жизни учатся, мы их в профсоюз привлечем — там быстро поймут что к чему.

— Ага, профсоюзы — школа коммунизма...

— Что??

— Ничего, забудь. Давай, привлекай, и статистику собирай. Не только Янжулу, мне тоже все присылай, договорились?

Вот сколько раз зарок себе давал за языком следить! Вася ушел от меня о-очень задумчивый...

Ну да ничего, думать — не вредно, а местами даже полезно. Вот только думкой лишь дурак богатеет, а мне были нужны деньги. Много и, желательно, сразу.