Звезда пленительного 41

Сейчас Сергеев старался вооружить собранную им "первую Малороссийскую армию" — и именно с этим вопросом он ко мне и пришел. И поехал со мной — ему все равно нужно было в Харьков попасть, так что со мной до Воронежа ему было по пути:

— Мне сказали, что на заводе Чаева запас винтовок хранится, на каждого рабочего, но Евгений Иванович выдавать орудие отказался. Однако познакомил меня с Никаноровым, и Василий посоветовал обратиться уже в вам.

— Честно говоря, с винтовками я проблем не вижу, но зачем они именно вам? Для защиты Харькова и Кривого рога от германцев есть же армия, пусть она и выполняет свою работу...

— Лавр Георгиевич отказывается как-либо оказывать любую помощь правительству, он нас, большевиков, просто ненавидит. Даже телеграмму прислал — Сергеев тут грустно усмехнулся, — предупредил, что прикажет расстрелять любого большевика, который посмеет заехать в "его" губернии. А германца в Харьков и Кривой Рог пускать никак нельзя!

— А ваша эта новая армия... люди хоть с винтовкой-то обращаться умеют?

— В нее вошли четвертый харьковский уланский полк и четыреста сорок девятый харьковский ополченский, но они в городе на переформировании, без оружия почти. А добровольческие рабочие отряды и вовсе без ничего, но город защищать готовы. Так вы можете винтовки предоставить?

— С завода Чаева вы ничего не получите, это оружие рабочих дружин. Но я распоряжусь выдать вам винтовки прямо со Сталинградского завода, а патроны к ним захватим в Воронеже. Вы правы — германцу Харьков отдавать — безумие, так что помогу чем смогу. Так что если что-то еще понадобится — обращайтесь... нет, я постоянно в разъездах, так что сами меня найти вы не сможете. Я вам дам телефон... нет, если я вам буду срочно нужен, сообщите Чаеву как вас найти по телефону, и я вам сам потом перезвоню. В Харькове у вас какой номер?

— Попросите соединить с городским Советом, спросите товарища Артёма — меня под этим партийным псевдонимом все знают.

— Артём Сергеев? — это имя я точно откуда-то знал.

— Нет, просто Артём, товарищ Артём...

Так, если я ничего не путаю, что Артём Сергеев был приемным сыном Сталина — и сыном его лучшего друга. Понятно теперь, с кем меня свела судьба — и вроде становится понятно, почему именем этого человека названы города и улицы.

— Федор Андреевич, а какую должность в вашем правительстве занимает товарищ Сталин?

— Сталин? Не слышал о таком... это кто-то из функционеров Бунда?

— Нет, большевик, из Грузии, Джугашвили его фамилия, Иосиф Виссарионович.

— Вам надо спросить кого-то из Закавказского отделения партии, но я с большинством из них просто не знаком. А этого... Джугашвили вы давно знаете?

— Нет, просто что-то слышал о нем, как о толковом руководителе. Впрочем, это неважно... на чем мы остановились? Ах да, на связи. Я передам Чаеву, чтобы вам в Совет поставили специальный телефон. Лучше, если вы его к себе в кабинет поставите — ему телефонные провода не нужны. Кстати, вам прямо сейчас стоит позвонить в Харьков, пусть людей пришлют в Воронеж оружие и боеприпасы принимать.

— С первой же станции позвоню...

— Звоните отсюда, первой станцией сегодня как раз Воронеж и будет, а до него еще три часа ехать. А затем мы как раз пообедаем — или позавтракаем?

— Скорее поужинаем... у вас что, радийный телефон в поезде имеется? Я слышал о таких, но, говорят, что их очень мало, даже у царя такого не было.

— Таких телефонов всего штук пять, я их для себя делал... один теперь у вас будет. Только не сразу — те, что есть и самому нужны, а вам из Москвы привезут, сын специально сделает. Кстати, у вас-то сын есть уже?

— Откуда? Я ведь и жениться не успел еще...

В Воронеже Сергеев сошел заниматься своими делами, а я — поехал дальше: появилась идея, как наловить побольше рыбки в Черном море. Рыбак из меня конечно никакой, но их и без меня хватает. Правда рыбы они ловят пока немного — ее просто некуда девать в Новороссийске, а если там поставить что-то вроде консервного завода или морозильной фабрики... Надо договариваться с местным Советом — и пообещать взамен им что-то очень существенное. А обещать нужно лично — сколь ни странно, но даже среди "новых" большевиков у меня оказалась приличная репутация. То, что мне верили рабочие моих заводов — это было понятно. То что мне верили промышленники и торговцы многих стран — объяснимо. Но как и когда я успел "завоевать доверие" у бундовцев, для меня осталось загадкой.

Советскую власть в Новороссийске именно они (быстро перекрасившись в большевиков) и возглавили. Председателем местного Исполнительного комитета стал Абрам Израилевич Рубин — в прошлом командир отряда "Боевой организации Бунда" (то есть главарь банды). От бандита у власти есть только одна польза: он все меряет на деньги. А так как "денег" у меня появился существенный избыток (если считать бумажки, выпускаемые Менжинским, деньгами), то договориться удалось: всего за три миллиона рублей Черноморский Совет (уже Кубанско-Черноморский) гарантировал свое невмешательство в рыбную торговлю. Не всю, но теперь никаких препятствий в продаже рыбаками уловов на мою "грядущую фабрику" вроде не предвиделось...

Все было неплохо — на первый взгляд. Потому что весть о подписании Лениным сепаратного мира с Германией и Австрией дошла до провинции лишь через два дня. В этой истории "Краковский мир", как я прикинул, был подобием известного мне "Брестского"... ну как известного: все, что я о нем слышал когда-то, исчерпывалось названием, да еще, пожалуй, рассказами о том, что именно он и стал причиной появления "незалежной". Но это — в моем "прошлом будущем", а тут "Украина" выродилась четырьмя месяцами раньше. Да и не только она: по условиям Краковского мира четыре прибалтийских "республики" (включая ранее неизвестную мне Лифляндию), Финляндия и Польша переходили под протекторат Германии. Самостийники попадали под "протекторат" сразу и немцев, и австрияков — а вот Таврическая губерния становилась уже частью "фатерлянда".

Что-то "самый человечный человек" оказался слишком уж сукиным сыном, казенные земли поразбазарил сверх всяких приличий... хотя вроде как Брестский мир был почти "понарошечным", так может и Краковский шутейным выйдет?

Двадцать второго августа я, размышляя подобным образом, сидел у себя в кабинете, когда мне позвонил Чаев:

— Александр Владимирович, Обращаюсь за срочной помощью. Германцы в сорока верстах от Харькова, армия Сергеева почти разбита. Харьковские полки генерал Будзилович из города выводить отказался, да и рабочая дружина готова германца в город все же не пустить... только патронов у нас нет: Сергеев забрал все, что вы давеча прислали...

— Понял, Евгений Иванович, сегодня же... сейчас же их Воронежа патроны вам отправлю, тем более что там как раз почти полный эшелон с патронами с перемирия остался. И немедленно займусь сбором рабочего ополчения в Сталинграде...

— Боюсь, не успеете. Но я вот еще о чем попросить вас хочу: семью я отправил через Воронеж в Сталинград, так если что, позаботьтесь о них.

— Что-что? Я вам запрещаю собой рисковать, сами немедленно сюда же выезжайте!

— Спасибо, Александр Владимирович, но это мой завод. Вы же сами говорили, что он будет полностью моим детищем — а этого "ребенка" я отослать к вам не сумею. И оставить беззащитным — не могу. Позаботьтесь о моей семье, я прошу вас.

— Не беспокойтесь об этом, Евгений Иванович, я обещаю, но все же...

Чаев просто не стал слушать меня — зачем? Он и так знал все, что я могу сказать — а я знал, что он сможет мне ответить.

Немецкая армия вошла в Харьков через сутки: ополченцы четыреста сорок девятого решили, что сдаться полезнее для организма чем воевать. И два германских полка с бронеавтомобилями спокойно зашли в тыл четвертому уланскому... Через неделю один из немногих выбравшихся из Харькова рабочих-дружинников рассказал, что Евгений Иванович встретил немецкую колонну пулеметной очередью прямо из окна своего кабинета — и германцы попросту разнесли здание заводоуправления из пушек.

Евгения Ивановича мне было жаль безумно, наверное именно поэтому я не очень расстроился из-за захвата моих донецких шахт. Просто не до них было — а когда спохватился, было уже поздно.

Первомай, как известно, шагает по планете. А вот первосентябрь катится паровым катком, заволакивая небеса дымом и давя зазевавшихся пешеходов. Первого сентября случилось два довольно важных события, причем трудно сказать, какое было важнее. Во-первых, на знаменитом заводе Льва Михельсона после митинга подстрелили Дзержинского — ну не иначе, как проклятое это место.

Вообще завод этот был мне очень подозрителен: всего год назад, когда он принадлежал "островитянам" Ригли и Хопперу, он спокойно изготавливал всякие паровые машины (например, дорожные катки), и в беснующейся "революционной" Москве казался островком спокойствия. Но завод внезапно был продан Михельсону — и на нем немедленно выявилась весьма влиятельная "большевистская ячейка". Которая уже спустя полгода полностью захватила управление заводом — и после того, как большевики пришли к власти, успешно его "национализировала".

Для меня вообще оставалось загадкой, как при всеобщей антигерманской истерии немцу (и плевать, что уже в пятом поколении русскому дворянину) достался столь лакомый кусочек, да еще и по дешевке... но еще большей загадкой для меня были причины, по которым "Астроном" поперся на этот митинг. То есть повод как бы и был: в Петербурге в очередной раз во время "партийной дискуссии" пристрелили какого-то большевика. Но зачем в этой связи устраивать митинг в Москве на и без того "самом большевистском" заводе города, было очень непонятно.

Гражданская же война началась именно в сентябре по вполне объяснимым причинам: в стране было нечего жрать и все ждали пока крестьяне соберут урожай. А не воевали просто потому, что для городов чуть ли не единственным источником вожделенной жрачки были поставки из Венесуэлы и Уругвая — развозимые по стране из Мурманска по железным дорогам. На моей дороге (от Мурманска до Новороссийска) продукт мои поезда и таскали, но шла-то она в обход почти всех больших городов — а "независимый" профсоюз железнодорожников предупредил, что "там, где будут стрелять", поезда ходить не станут. Им было не поверили...

Еще в начале мая Петросовет решил, что Гатчинский Совет (в котором заседали практически одни "октябристы") как-то неправильно себя ведет. И, имея "в рукаве" семь "запасных полков" — полностью распропагандированных большевиками — это дело решил исправить. Поскольку в Гатчине размещался лишь один полк (официально для царской охраны, но тоже давно и сильно пробольшевистский), смена власти в Гатчине произошла почти без стрельбы — ну, подумаешь, латышский батальон сгоряча расстрелял "некошерный" Совет почти целиком. Пустяки, дело-то житейское, а военные склады с запасом провианта на пару дивизий на год — это отнюдь не пустяк.

Вот только поезда к западу от Званки ходить перестали. Совсем.

Железнодорожников я понимал: там, где идеологические вопросы решаются винтовками, ездить опасно. Вдруг окажется, что не тем эшелон пригнал? А то, что в Петербурге жрать стало совсем нечего — этим пусть Петросовет и занимается.

Именно Петербургский совет: Всероссийский в полном составе быстренько переместился в Москву, срочно объявленной теперь "единственной столицей". Но и тут у большевиков возникли проблемы, подобные случаю на заводу бывшего Михельсона.

А насчет продуктов — крестьяне-то урожай уже собрали, можно пролетариат и местными ресурсами обеспечить — так что по селам разлетелись заново созданные продотряды. Как у большевиков, так, кстати, и у их противников — хотя тот же Корнилов за отобранный харч платил. Большей частью бумажками (хотя и царскими еще), но и золотишко мужикам доставалось иногда.

А когда перестаешь зависеть от расписания поездов из Мурманска, то в голову начинают приходить всякие нехорошие мысли. Например, что в Москве (или, наоборот, в Ростове) власть "неправильная"...

Самый простой способ избегания всеобщего бардака предложил Слава — и, после короткого "совещания в верхах" его и воплотил. Рабочие в Сталинграде быстренько выбрали свой Совет, Совет этот немедленно объявил о создании "независимой Поволжско-Каспийской Советской республики", главой которой тут же избрали Васю Никанорова. Несколько странная получилась "республика" — в нее входили в качестве эксклавов Рыбинск, Симбирск и Калуга (что можно было при нужде объяснить тем, что они "тоже на Волге), а заодно Воронеж, Званка, Петрозаводск и Мурманск — что объяснять никто никому даже не собирался. Так нужно — и пока новое правительство России о "странностях" республики помалкивали. Впрочем им не до "республик" было: во-вторых первого сентября началась война. Гражданская.