Уроки ирокезского 22

Так что Куроки пострадал лишь по причине "высокой дисциплины в армии": Юрьев просто точно смог просчитать, куда нужно ставить батареи чтобы ударить по четырем колоннами одновременно. Хотя нет, и из-за технологической отсталости тоже: чтобы нужные восемь сотен стволов одновременно жахнули (а ненужные и не дергались), потребовалось еще десяток носимых радиостанций и куча полевых телефонов. Вот только барон так и не узнал, что он технологически отстал: судя по тому, что удалось найти, его мина приземлилась точно ему на голову...

А еще вместе с бароном не повезло британскому военному агенту Яну Гамильтону, который вместо того, чтобы мирно сидеть где-нибудь в Токио, поперся с японской армией в Корею...

Оставленных в Пхеньяне японцев зачищать не стали: и город жалко, и потери в городских боях ожидались немаленькие. Так что собрали трофеи, прикопали в окрестных ущельях японские тушки (в живых не оставив ни одного человека) и отошли обратно в Анджу — ждать, пока японцы новых солдатиков в чисто поле не выгонят. Только ждать пришлось долго.

А трофеи у Гёнхо получились богатые. Только пушек ему досталось около двух сотен, еще сорок восемь пулеметов, винтовок тридцать пять тысяч, патронов вообще без счета — именно так указал Юрьев в телеграмме, посланной из Мукдена через три дня. В ней же указал, что "среди мартышек сих затесался и один в мундире британском, в звании генеральском, что свидетельствует о том, что под видом японцев англичане гадят". Вообще-то Вениамин Григорьевич не очень понимал, зачем я просил его телеграммы писать именно в подобном стиле, но просьбу мою исполнил точно. А тут еще и целый генерал под горячую руку попался! То есть не совсем уже целый...

Вообще-то все подразумевают, что тайна личной переписки государством соблюдается. Наверное государство и соблюдает, но вот отдельные телеграфисты — они грешат нарушением обязательств. И содержание телеграммы Юрьева как-то быстро просочилось в прессу, причем иностранную. Германская — та вообще очень ехидно по японцам прошлась: целая армия была попросту уничтожена каким-то отрядом охраны корейской шахты! Однако ехидство — ехидством, но все остались в глубоком недоумении по поводу причин столь странного разгрома: армия — уничтожена, это факт неоспоримый. А вот как? Свидетелей — с японской стороны — не было, а с другой — информации не поступало...

То есть что-то поступало, причем почему-то "издалека": в очередном номере "Книжного обзора" у Бариссона появилась статейка под названием "О разгроме первой японской армии". В которой автор, скрывающийся под псевдонимом "Алистер Маклин", рассуждал о том, что у Тихого океана всего два берега, на одном из которых находится Россия, а на другом — США. И что эти две державы в состоянии поделить его по справедливости. Тем более, писал далее автор, ссылаясь на некие "источники, близкие к русскому императору", царь очень даже не против в этой части мира договариваться лишь с одним партнером. А Британии, которая к тому же уже в открытую играет на стороне Японии, придется оттуда убраться. Придется-придется, ведь если всего один корейский охранный батальон (правда, под руководством русского отставного офицера) уничтожил японскую армию целиком, то пара русских кадровых полков и со всей британской армией справится...

Плохо, когда политика зависит от семейных привязанностей. Вот царь наш был ярым англофилом, и от войны с Японией чувствовал некоторое стеснение: ведь она-то, по большому счету, ведется Россией против британских интересов! И англичане, в общем-то, знали об этом. Но знали они и о том, что царь не только Англию любит, но и жену — которая вообще немка и островитян, несмотря на то, что сама была внучкой королевы Виктории, мягко говоря, недолюбливает. А тут русские (а кто же еще-то?) японскую армию изничтожили, да к тому же позволили себе наглость уконтрапупить британского генерала! Опять же, странная история с германским кредитом — поневоле закрадутся подозрения, что жену император русский любит как-то уж слишком сильно...

Евгений Алексеевич Линоров — после того, как закончились его обязанности "агента связи" с Гёнхо — отбыл в Петербург и там занялся совсем иной работой. Странной, даже для него самого, но очень нужной. Я с Линоровым перед отбытием его в столицу по поводу предстоящей работы говорил три полных дня — но он все же принял мои доводы и работу выполнял с невероятным рвением и тщательностью.

Повезло мне с ним... В этот раз он снова набил морду высокородному железнодорожнику и опять мне удалось сманить его к себе после "позорной" отставки. Ну а теперь я подробно объяснил ему, почему отставка его была практически неизбежна, и он не просто с усердием, но и с явным удовольствием приступил к работе в должности коменданта "трамвайного городка" в Петербурге. Выстроенный "на задворках" Николаевского вокзала городок объединял трамвайное депо и жилье для его рабочих. Ну а то, что рабочих было довольно много — так это специфика российских трамваев: и сами трамваи гораздо больше зарубежных, и линии трамвайные более тщательного ухода требуют. Опять же, на остановках магазинчики работают круглосуточно, а для них тоже люди нужны. Так что традиционные уже для "волковских рабочих городков" пятиэтажки никого особо не смущали: даже с башенкой на одном из них дома до высоты Зимнего явно не дотягивали, а к тому, что у "трамваестроителя" рабочие живут "просторно", народ уже привык. Как не смущала никого и отдельная железнодорожная ветка в этот городок: и запчасти к трамваям тяжелые, да и сами трамваи аж из Москвы по чугунке возят...

В конце апреля мне тоже пришлось временно переселиться в Петербург. В "инженерный дом" в том самом "трамвайном городке" имени меня — как раз в дом "с башенкой". Все же хотя война шла для России и не самым успешным образом, Япония тоже особых успехов не демонстрировала. Две страны бесполезно сжигали на войне деньги, причем деньги чужие — и кому-то это могло очень не понравиться. И я даже знал кому — только не знал когда.

В понедельник двадцать пятого апреля телеграф донес весть о высадке второй японской армии на Ляодуне. Ну а до меня эту новость донесли радиоволны еще вечером двадцать четвертого — по петербургскому времени, понятное дело. Дальнейшие действия японцев были понятны: Порт-Артур блокируется и с суши, японцы захватывают Дальний и прут в Маньчжурию. А у меня в Дальнем, между прочим, уже свой собственный причал выстроен, и прочих разных домиков несколько. Деньги вложены, и не маленькие. Жалко, если пропадут...

Я сидел в небольшой комнатке в башенке "инженерного дома" и задумчиво глядел на мигающий "зеленый глаз" приемника. Сидевший рядом Евгений Алексеевич тоже задумался, а далекий голос моего "старого знакомого" капитана Травина методично перечислял:

— За день высажено японской пехоты до двух полков, артиллерии пока нет. Береговыми наблюдателями отмечены еще девять транспортов. Пароходом "Хирю-мару" буксирно к месту высадки доставлены около трех десятков джонок, из чего ожидается ускорение высадки пехоты...

Да, на раздумья больше времени нет, и я взял микрофон:

— Петр Сергеевич, а чем занята армия Стесселя?

— А ничем! Александр Владимирович, там даже наблюдателей от армии нет! Подошла какая-то рота, посмотрела на японцев и тихонько отошла...

— Всё, спасибо, я понял. Капитан Травин, с шести утра местного времени начинается сенокос и кратковременные дожди.

— Так точно, Александр Владимирович! Спасибо! Сенокос! Дожди! С шести утра!

— Кратковременные! Справитесь?

— Не извольте беспокоиться, справимся! Все готово уже давно, команды лишь ждем!

— Ну, с богом! Конец связи.

Линоров поглядел на меня встревоженным взглядом:

— Это те самые дожди?

— Надеюсь. Но у вас тут забот, мне кажется, лишь прибавится. Кому-то эти дожди ледяными покажутся...

Он грустно усмехнулся:

— И мы даже знаем кому. Но вы не волнуйтесь, мимо меня теперь и мышь не проскочит. Эх, если бы мне хоть половину тех средств, пока я на службе был — сейчас все бы спокойно спали в своих постелях и про войну только в ваших книжках читали бы. Я не про деньги...

Интересно, чему больше радовался Петр Сергеевич Травин? Тому, что получится снова пострелять из пушек или тому, что точно угадал место высадки супостата?

Вообще-то он в Порт-Артуре служил почти со дня его передачи японцами России, и местность знал неплохо. А еще неплохо и предысторию вопроса изучил, и единственный говорил, что японцы десантироваться будут именно в этом, на редкость не подходящем для десанта месте. Куда уж хуже место-то: мелководье простирается миль на пять от берега, ближе не то что броненосцы — миноноски подойти не смогут. Берег низкий, топкий, а уж если отлив — то десантниками пришлось бы километра два просто ножками топать по жидкой грязи. Но Травин в своей правоте был убежден: по время японо-китайской войны японцы высаживались именно здесь, и теперь будут тут же. Угадал...

Впрочем, никто же этим японцам высаживаться не препятствовал, так что можно и по грязи пройтись, а потом упасть на бережку и просто отдыхать. Почти две тысячи человек так и поступили — ну а мне почему-то показалось все это очень неправильным. Да и не мне одному.

Хон отправил "на помощь Травину" пару тысяч своих бойцов. Наверное, самых ленивых: по горам вокруг дорог на Анджу все же бегать приходилось много, а тут — просто прокатиться, лежа в повозке. Шумновато, конечно — повозки-то тракторами тащились, зато можно и в дороге валяться и ничего не делать. Две сотни трактористов кроме бойцов Гёнхо и пары рот, присланных Юрьевым, в тракторных тележках везли и кое-какие трофеи. Тридцать шесть пулеметов, пушек немного... меньше трети от захваченного. Ну и патроны со снарядами. Все это хозяйство было заботливо притащено в Дальний, но по команде "Сенокос" поехало обратно. И до шести утра не только пулеметы, но и шестьдесят четыре пушки заняли "предварительные" позиции за откосом железнодорожной насыпи.

А ровно в шесть — выкатились на эту самую насыпь и продемонстрировали японцам тезисы, что во-первых, думать на войне нужно если уж не стратегически, то хотя бы тактически, а во-вторых, что лениться — плохо. Например, сутки после высадки не окопаться — явный тактический просчет. А не дойти до железной дороги, проходящей менее чем в полутора километрах от берега — простая лень.

Почти все пушки марки "Арисака" были бронзовыми, и к тому же "горными" — укороченными и облегченными до самого дальше некуда. Но и они стреляли километра на четыре. То есть могли — но тут им до цели было меньше двух — и густая шрапнель перекрыла весь японский плацдарм. А арисаковские же пули из пулеметов Хочкиса аккуратно выгребали тех японцев, кому шрапнели не досталось. Как мне позже рассказывал Травин, и пострелять вышло всего минут десять, потому что позже стало не по кому.

С кораблей видимо заметили, что что-то идет не по плану: все же разрывы шрапнелей, начиненных дымным порохом, далеко видны. И на двух "прикрывавших" высадку канонерках решили вмешаться в перестрелку. Конечно, стрелять с корабля по берегу с расстояния в семь километров — спорт не для слабых духом, но они хотя бы попробовали. И тут начались "кратковременные дожди"...

Я с Бенсоном провел очень немало времени, рассказывая специалисту по изготовлению взрывчатки как ее правильно использовать. И узнал довольно много новых образных выражений при этом — но результат получился удачный. Маленький такой результатик, в два с половиной кило весом — но когда на канонерку внезапно практически с чистого неба высыпается сотня кумулятивных бомбочек, то шансов у нее не остается. Ведь канонерке, чтобы стрелять, приходится вытаскивать из погребов снаряды, заряды — и все это добро аккуратно укладывается в районе пушек. Ну а когда маленькая бомбочка прошибает крышку артпогреба или корабельной башни, то все сложенное там добро начинает взрываться.

"Кратковременными" дожди назывались только потому, что имелось в виду "капать" только на корабли прикрытия десанта. Но никто же не виноват, что в довесок к канонеркам там еще и миноносцев с десяток стоял...

Одна "заправка" аэроплана содержала две сотни бомб, высыпаемых партиями из кассет по двадцать штук. Ну а поскольку японцы смотрели не в небо, а на берег, пилотам легко удавалось высыпать бомбы с высоты около сотни метров, и цели накрывались с первого раза. Ну не лететь же обратно с грузом уже взведенных бомб! Так что миноносцев тоже не стало — причем японцы, как оказалось, вообще не поняли откуда им такое счастье привалило: корейцы выкатили на берег те шесть "Арисак", у которых был стальной ствол нормальной длины и начали обстреливать стоящие корабли. Причем — по словам Травина — один миноносец точно они потопили. Ну, может не потопили, а только машину повредили, и даже может быть вообще ни разу не попали — "Арисака" все же на семь с лишним километров могла послать снаряд вообще лишь нечаянно, но "все видели" что корабли обстреливали пушки с берега...

Столь идиотская высадка была обусловлена вовсе не какими-то альтернативными способами мышления японцев, они все делали строго по "европейским" (точнее — по германским) воинским уставам. Точно так же спустя несколько лет и итальянцы будут в Ливии высаживаться, и огребут они то же самое тотальное уничтожение. Я лишь подумал, что если и в моей "первоначальной истории" японцы десантировались так же, то действия русской армии простым идиотизмом объяснить уже было бы невозможно. Только особо извращенным, с элементами мазохизма...

Впрочем, мне не до исторических размышлений было: я ждал совсем других событий. И, похоже, дождался...