Уроки ирокезского 24

— Мальчиков кровавых в глазах не боитесь?

— Нет. Ведь вас убивать буду не я, я даже не увижу, как вас убивают. А месть за злодейски убитого императора — не убийство, но кара. Тем не менее все же мне будет вас немного жалко, и именно поэтому я здесь. А от вас зависит, останусь ли я в истории эдаким Кромвелем или же наоборот герцогом Ришелье.

— Вас только это беспокоит?

— Меня это вообще не беспокоит. Но вот эти девочки — и еще двадцать шесть тысяч вооруженных до зубов девочек, а так же более семидесяти тысяч вооруженных мальчиков — вы их сможете увидеть, если захотите — в случае "Кромвеля" будут вынуждены перебить миллион-другой отечественных же идиотов. И сделают это с легкостью, ведь всю армию Куроки раскурочил, извините за невольный каламбур, всего лишь один батальон охраны моего рудника при небольшой помощи корейских рудокопов. А японский флот с сорока тысячами войск десанта на дно отправил мой же спецотряд числом вообще в двадцать четыре человека. Но мне не хочется возлагать грех братоубийства на их юные души...

— Красиво говорите. Но почему-то я не могу вам поверить...

— А мне и не надо верить. Минут через пять приедут... доказательства, и вы сможете сами убедиться. А пока... немного времени еще есть, вы пока почитайте — тут немного, всего-то полстранички. Должны же вы знать, что будете подписывать... или не будете.

Николай взял протянутую ему бумагу, бегло просмотрел, положил ее на стол и с каким-то любопытством посмотрел на меня:

— Даже так?

Я усмехнулся:

— Я же дворянин второй части... Заговорщики намереваются продать Россию. Я бы купил, денег хватит — но я не покупаю ворованное. И грабежом не занимаюсь...

Через неплотно прикрытую дверь послышался звук далекого выстрела, а через минуту-другую в кабинет вошел Нольде:

— Государь, к вам приехала делегация с просьбой об аудиенции... то есть просили...

Дверь снова распахнулась и Даница, втолкнув в кабинет Михаила Ивановича Драгомирова, протянула мне бумажку:

— Вот манифест об отречении Николая Александровича. Господин генерал, подтвердите, что эту бумагу вы привезли... не лично, конечно.

Старик посмотрел исподлобья на императора:

— Да, и я лично участвовал в ее написании.

— А вот список прибывших, вы просили составить... извините на некрасивый почерк, в перчатках писать не очень удобно...

Император выхватил листок у Даницы и, бросившись в столу, стал торопливо сравнивать его с переданным мною. А через минуту буквально простонал:

— Неужели в России не осталось людей, преданных Державе?

— Преданных Державе — полно, вот только они перестали видеть в вас ее олицетворение. А потому многие из них и поддались британскому обману. Ну что, вы позволите мне разобраться, кто из них подлец, а кто обманут? Например Михаил Иванович не знал, что вас будут убивать, так что...

— Что? Да... наверное, вы правы. Сколько времени вам потребуется, чтобы разобраться?

— Сразу не скажу, но надеюсь закончить до завершения этой войны. Победного завершения, я надеюсь, ведь для провала заговора нужно японцев не просто победить, а разгромить, причем самым унизительным для врагов способом.

— Ну что же... где ваш проект указа? Надеюсь, этих... подлецов вы повесите?

После того, как Николай подписал предложенную ему бумагу, я "вспомнил":

— Кстати, Николай Александрович, вы же хотели посмотреть чем я буду побеждать японцев? Сегодня в одиннадцать в Петербурге состоится военный парад... мы там окажемся как раз к началу. А с этой "делегацией"...с ними есть кому разобраться. Пойдемте, Николай Александрович. И не волнуйтесь: мои девочки за вашей семьей присмотрят...

С Императором, бароном Нольде, Даницей и Лизой мы ехали в моем "парадном" броневике — и встретили по дороге три уже совсем непарадных. Они стояли у дороги рядом со спиленной — судя по следам, из пушки Дальберга — здоровенной липой, а на обочине лежали солдаты в гвардейской форме. И один офицер тоже лежал — полковник, хотя солдатиков едва на роту набралось бы. Правда полковник лежал как-то... частично — но подбежавший мальчик в форме пятой школы быстро ситуацию прояснил:

— Они ко дворцу шли, когда мы приказали им остановиться, офицер велел по нам стрелять... ну мы просто первыми успели. Как вы и велели, пока солдаты не стреляют — только командиров.

— Даже гвардия? — как бы все еще не веря в случившееся, меланхолично произнес царь. Ну что же, полковником меньше... надо возместить утрату. Кто у вас этим отрядом командует?

Вопрос Николая мальчик вряд ли услышал, но доклад закончил "по форме":

— Докладывал командир роты БТР курсант артиллерийского имени лейтенанта графа Толстого Льва Николаевича училища Семенов.

— Полковник Семенов, поздравляю вас заслуженным званием...

Николай, конечно, просто погорячился, но этого парень точно уже не услышал: как только доклад закончился, я нажал педаль газа и мы поехали дальше. Однако эта нелепая поспешность лишь подтвердила, что Николай "проникся" — точнее, испугался — всерьез и неприятных неожиданностей он не учинит. По крайней мере сегодня не учинит.

Далее мы ехали молча. Ну, мне было и говорить пока не о чем, а царь старался быстренько прочитать переданные ему бумаги. Немного погодя я сообщил по рации, что "минут через пятнадцать будем на месте" — и парад начался.

Невский проспект — он длинный, даже от Знаменской площади до Зимнего за полчаса пройти его не так просто. А уж строевым шагом, причем сбивая ритм на каждом мосту — дело и вовсе утомительное. Я бы, наверное, не смог — и уж точно не смог бы под музыку шаг сбивать на мостах. Но то я, а то люди, которые почти три года тренировались в "габаритно-весовом макете Петербурга"...

Не зря, очень не зря я поменял и все осветительные столбы на проспекте. И теперь в основании каждого столба, в тумбе, из которой столб, собственно, и торчал, была спрятана очень неплохая акустическая система. Шесть динамиков от "пищалки" до "баса", фазоинвертор, сабвуфер — что еще нужно для полного счастья? Разве что приличный усилитель — но и тут я сделал что смог. Так что в половине одиннадцатого петербуржцы — те, которых нелегкая занесла на Невский — получили незабываемые впечатления. Сначала от раздающейся неизвестно откуда музыке, ну а затем...

То есть сначала раздался привычный уже почти каждому петербуржцу довольно мерзкий писк, которым обычно извещал о своем скорейшем прибытии "дорогоочистительный трамвай". Современные транспортные средства очень быстро и обильно унаваживали улицы, и поэтому дважды в день по трамвайному маршруту отправлялся снабженный мощными насосами "грузовой трамвай" с четырьмя прицепами-цистернами с водой. Навоз смывался в устроенную при "модернизации" Невского ливневую канализацию (а затем совершенно неэкологично утекал в Мойку и Фонтанку), а прохожие и проезжие, не желающие быть окаченными разлетающейся навозной жижей, научились очень быстро при звуке пищалки скрываться в переулках или за витринами магазинов. Но на этот раз поливалкой дело не ограничилось.

От Николаевского вокзала под звуки "Марша авиаторов" по свежевымытой мостовой пошел "линейный" батальон. Оставляя через каждые пять метров по одному вооруженному карабином бойцу справа и слева проспекта. Темп был задан высокий, и уже через десять минут батальон перешел Аничков мост — и музыка поменялась на "Марш артиллеристов". Именно под него наша небольшая колонна подъехала к Зимнему со стороны реки, а еще через десять минут мы с Императором уже стояли на балконе и озирали пока еще пустующую площадь. Недолго озирали: вместе с голосом Анны Петровны, возвестившим, что "на Дворцовую площадь выходят курсанты пехотного училища имени светлейшего князя Суворова" на указанной площади появилась первая "батальонная" коробочка. Собственно, отличий от парадов, проходивших еженедельно в моем городке, было немного: во-первых, ребята теперь были приодеты в специально пошитую черную парадную форму, а во-вторых, в руках они держали карабины имени меня.

За ними промаршировали "курсанты артиллерийского училища имени капитана Раевского" в темно-синих мундирах, потом — "курсанты училища войск специального назначения имени Дениса Давыдова" в ярко-зеленых...

— Я кажется понял, откуда еще ваше имя мне знакомо — повернулся ко мне Николай. — Это ведь ваша дочь в кричаще-безвкусном наряде встречала меня поместье, выстроенном на манер столицы?

— Ну а чего вы еще ждали от владелицы немаленького города? Чтобы она главу государства встречала, одевшись в рванье тысяч за тридцать-пятьдесят? А вкус — это дело наживное, со временем появится.

Николай посмотрел на очередной — вроде уже восьмой — батальон, входящий на площадь в снежно-белых мундирах "военно-речного флота".

— И вы собираетесь защищать свою власть с этими детьми?

— Вы, Николай Александрович, уже в своем вопросе ошиблись, причем дважды. Я защищаю не свою власть, а Россию. И смогу ее защитить, причем даже если бы у меня кроме этих, как вы говорите, детей никого больше не было. Судите сами: всю вашу охрану, коей насчитывается пять сотен человек, полностью нейтрализовали пять дюжин даже не мальчишек, а девочек. И им было сложнее: изначально ставилась задача никого не убить и даже не искалечить. Они — справились и с этим, а если бы стояла задача охрану уничтожить, то и дюжины девочек было бы достаточно. Сотня мальчиков, которых вы еще не видели, полностью нейтрализовали — на всякий случай, есть подозрения что и там причастные к заговору есть — полк вашей охраны в казармах и, появись такая нужда, уничтожили бы там всех до единого. Я уже упоминал, какими силами были уничтожены японские армии: фактически, подготовленный мною солдат легко справляется с тысячью японских, а ваш — подчеркиваю, именно ваш — генерал Стессель побоялся выступить с целой армией даже против единственного японского полка. Впрочем, недолго ему еще небо коптить: каждый за содеянное им получит в соответствии с пользой, нанесенной Отечеству.

— Тогда зачем вам я? Почему вы запросили должность канцлера лишь на месяц?

— Не на месяц, а до конца войны, но это я во избежание дальнейших недоразумений повторяю. Честно говоря, лично мне вы — как Николай Александрович Романов — ни зачем не нужны: вы мне не друг, не родственник даже. Но России — как Император — вы нужны, и не постараться вас спасти, имея к тому возможность, было бы преступлением против Державы... Потом расскажу, смотрите: сейчас пойдут как раз девочки. Обратите внимание: в руках у них — это такие маленькие пулеметы. И, если понадобится, то один лишь этот девичий батальон полностью уничтожит весь столичный гарнизон. А заодно — и все находящиеся в столице войска вообще. Четыреста пятьдесят пулеметов — это страшная сила, поверьте...

Жалко, конечно, что одеть девочек "под китаянок" не получилось: ну, не доросло еще "общественное мнение" до мини-юбок. Так что девочки шли в длинных мундирах до середины бедра, снизу — в широких брючках на две трети голени, и в высоких снежно-белых сапожках со шнуровкой. Для "красоты" сапожки сделаны были на небольшом, но заметном каблуке, а все шнуры — и аксельбанты, и на сапогах — были вообще "золотыми", и для меня выглядело это несколько аляписто. Но все равно смотрелось это по нынешним временам довольно смело — и красиво. Тем более что и цвета мундиров Камилла подбирала поярче — алый, небесно-голубой, изумрудно-зеленый — так что все три "девичьих" батальона на императора произвели сильное впечатление.

За последним — шестнадцатым по счету — батальоном на площадь заехали шесть моих броневиков. С четырьмя прицепленными к задним машинам здоровенными пушками, калибром по полметра и стволами длиной метров по двенадцать. Бутафорскими, конечно — но сделанными "как настоящие", а народ любит зрелища...

Кстати, наступило время объявить стране, что теперь правит — временно, конечно — канцлер. Собственно, Николай мне для этого в живом виде в столице и понадобился: все видели, что он сам канцлера назначил, значит волноваться незачем... Впрочем, Николай и сам горел желанием "поделиться с народом наболевшим": Линоров подъехал ко дворцу когда мы уже садились в броневик и передал папку с расшифровками стенограмм переговоров "заговорщиков", так что по дороге у царя было время почитать, что о нем думают некоторые персонажи. Да и список персонажей слегка расширился...

— Как эта дама говорит так громко, что ее по всей площади слышно?

— Не только, ее по всему Невскому слышно. Говорите прямо сюда, голос не напрягайте — вас и так весь Петербург услышит...

В своей речи перед выстроившимися на площади батальонными "коробочками" Николай сообщил о "неуспешном" заговоре, о том, что он, желая избежать предвзятости в расследовании, временно передает всю полноту власти в стране канцлеру, а затем — неожиданно для меня, но очень удачно для моих задумок — сообщил:

— Следы заговора ведут в Английский клуб. Конечно, лишь отдельные мерзавцы в этом клубе посмели посягнуть на жизнь Императора и его семьи, но помощь прочих членов будет необходима. Посему членам Клуба не рекомендуется покидать столицу, а все его члены, в столице отсутствующие, должны будут в трехдневный срок вернуться домой. Те, кто не имеет возможности сделать это по дальности потребной поездки, должны будут отметиться у губернаторов удаленных губерний либо в российских посольствах и сообщить о дате своего прибытия в столицу. Все же, указа не выполнившие, будут считаться заговорщиками, объявлены вне закона, а имущество их перейдет в собственность казны...

Обратно в Гатчину император отправился в сопровождении Лизы: Даница просто отказалась оставлять меня "одного в машине с заговорщиками". То, что "заговорщик" был всего один (специально захваченный мною на парад) и весьма немолодой, на ее мнение нисколько не повлияло. Вообще-то это был уже другой бронетранспортер, не "парадный", а вполне себе "боевой", и в нем были относительно удобные сиденья спереди и не очень удобные скамейки сзади, но весьма пожилому генералу на передние сиденья было залезть трудно — туда вход был только через верхний люк. Так что я решил, что выпендриваться перед стариком не стоит и подсел к Драгомирову:

— Ну что, Михаил Иванович, не повезло вам сегодня?

— Издеваться изволите?

— Нет, сочувствую. Но вы ведь сами виноваты: в ваши-то годы, а как маленький повелись на английские подначки. Вы думаете, что сами решили императора сменить, а на деле всего лишь исполняете британский план. Англичанке, видите ли, не нравится, что Япония от России сплошные поражения в войне имеет. Но вы особо-то не переживайте, обмануть любого можно... вот ознакомитесь с результатами расследования, подумаете — и ошибку свои исправите. Искупите.

— Что с нами сделают? Расстреляют?

— Вообще-то Николай Александрович, узнав о заговоре вашем, имел намерение повесить. Но поскольку решения теперь принимает не он, то — нет. Если людей казнить за ошибки, то мало кто и до десяти лет доживет. Вашим же личным искуплением будет, я думаю, составление новых наставлений для армии — ведь кто, кроме вас, сможет это лучше сделать? Но не сейчас, сначала вам просто отдохнуть нужно, успокоиться. Опять же, изучить опыт победоносной войны. А то, небось, все вы переволновались сегодня, тем более что и дело ваше не выгорело.