Уроки ирокезского 39

— Спасибо, мне кажется, это просто несолидно будет. Вы-то человек молодой — улыбнулся в ответ московский градоначальник, — а мне уже и неприлично будет за девиц прятаться.

В целом Сергей Александрович был прав: вой поднялся. Но как поднялся, так и утих: выселением обитателей Зарядья занялись вернувшиеся с Дальнего Востока войска. Мои войска — имеющие опыт изгнания с насиженных мест трех с лишним миллионов японцев. Что же до финансовой стороны вопроса, то мероприятие оказалось на редкость "экономным", причем об экономии этой позаботился еще император Александр. Который — позже, поле воцарения следующего царя с этим же именем — стал называться Александром Первым. В принципе, и сейчас земля во многих городах под застройку выделялась на таких же условиях: сначала платишь за землю мелкую копеечку, а затем, после застройки, лет так через несколько — еще рублик. После пожара тысяча восемьсот двенадцатого года копеечка была очень мелкой, а срок окончательной расплаты сдвигался на двадцать пять лет. И оказалось, что не расплатился с казной ни один из домовладельцев! Все "забыли", но Сергей Александрович, когда потребовалось — вспомнил. Правда я сильно подозреваю, что "вспомнить" ему помогла буйная фантазия — но полной уверенности у меня в этом все же не было, тем более что никто документов об оплате земли не предоставил.

К октябрю населения в Зарядье не осталось. С треть — разъехалась по разным стройкам, для чего вербовщики в Мытном доме работали чуть не круглосуточно. С четверть — поехали копать полезные ископаемые на Нерчинских рудниках: начальник московской полиции Дмитрий Федорович Трепов счел, что если из дома в полицию кто-то стрелял из револьвера, то пусть жильцы дома сами ищут среди себя виновного. В нерчинских рудниках ищут, в перерывах между работой. Меня же несколько напряг тот момент в докладе Трепова, что у арестованных жителей Зарядья было конфисковано более тысячи пистолетов — но я легкомысленно особого внимания на это не обратил, оружие-то в магазинах свободно продавалось. Не до того было, других забот хватало, а потом просто забыл. Ну а прочие тамошние жители сами куда-то рассосались, и там теперь властвовал Федя Чернов: его я попросил выстроить "дом правительства" по проекту... то есть по картинке, которую я ему нарисовал. Ну вспомнил юность...

Однако возвращение столицы в Москву у меня было на втором плане, на первом было создание обстановки спокойствия в стране. Все же зима девятьсот пятого — время массовых бунтов, первой русской революции как бы. На самом-то деле ничего особенного не происходило, просто — насколько я помнил историю — как раз этой зимой железнодорожники решили права покачать, и в городах стало существенно более голодно. В прошлых каких-то жизнях, а сейчас дороги массово строились, для них столь же массово обучался персонал — ну а где его обучать как не на уже выстроенных? Рабочие — то есть настоящие рабочие — радовались прибавке к зарплате, которая выплачивалась за обучение новичков, поденщики разные тоже радовались — они как раз в "новички" и устремились в надежде на светлое будущее, из запасов "сэкономленного" на торговле с французами зерна было произведено пополнение продуктовых магазинов.

"Канцелярских" магазинов, точнее канцлерских, быстро устраиваемых по всей стране на основе накопленного (мною в "прошлых жизнях") опыта. С крупами, мукой и хлебом в этих магазинах было всегда хорошо (и очень дешево), зимой и рыба мороженная не переводилась. Вот правда с бананами и мандаринами было неважно — то есть их просто не было, но народ их в магазинах-то и не искал... В целом, с "хлебом" было неплохо.

Оставались "зрелища", и вот по поводу из у меня не было ни малейших расхождений с Ильичом. С тем, который стоял в моем светлом детстве на каждой вокзальной площади России: важнейшим из искусств для неграмотного народа является кино. Насчет цирка — с этим, он, конечно же, погорячился — мне только цирка с конями и не хватало... но про кино он очень верно подметил. Поэтому я к этому вопросу отнесся более чем серьезно, причем давно уже.

Главным "киноделом" у меня стала, сколь ни странно, Ольга Александровна. То есть вовсе даже не странно — она же по собственной инициативе придумала фотолитографию (правда, сказав потом, что "лишь постаралась улучшить технологии князя Бориса Голицына") в производстве сеток для механических бритв. Затем придумала "спецплёнку" для флюорографии. Ну а после я ее попросил заняться и обычными фотоэмульсиями. Когда есть такая замечательная вещь, как лавсан — в смысле полиэтилентерефталат — то с основой для фотопленок проблем нет. И с основами для кинопленок — тоже нет. Кинопленка просто длиннее... то есть ее просто резать не надо на мелкие кусочки.

А состав эмульсии для покрытия пленки Ольга Александровна придумала какой-то очень непростой, зато он "работал" одинаково по всему видимому спектру. Для "домашней" фотографии эта пленка не годилась, красный свет ее тоже засвечивал — но у меня возникла очень интересная идея. И в результате группа инженеров-энтузиастов изготовила довольно компактную (в рамках задачи компактную) камеру, которая снимала фильм через один объектив сразу на три пленки — через три светофильтра. Единственное, что я про эту хитрую технику понял, так это то, что световой луч делится на три с использованием бипризм Френеля, но как это происходит, я не понял — да мне это и не надо было. Главное — получалось три цветоотделенных негатива, шестнадцатимиллиметровых — я просто вспомнил этот размер, увидев его в каталоге "Истмен Кодак" и решил, что "проверенное временем" решение менять не стоит.

Далее к развлечению подключилась Камилла, придумавшая какие-то хитрые способы окрашивания этих негативов в разные цвета. Процесс чрезвычайно хитрый, я даже вникать не пытался — но на пленке вместо серебра в эмульсии появлялись какие-то уже органические красители. Я предложил после изготовления таких позитивов просто склеивать вместе три пленки и показывать результат через обычный кинопроектор, но если бы каждый энтузиаст, который мне высказал свое "фе", в меня плюнул, то я бы утонул.

Оказывается, еще в тысяча восемьсот пятьдесят втором году какой-то британец придумал какую-то "хромовую желатину", с помощью которой можно получать толщину желатинового слоя пропорциональную засветке — как раз ее-то Камилла и воссоздала. А потом кто-то придумал, как с этого слоя, впитывающего краску пропорционально толщине желатины, делать цветные отпечатки на обычном желатиновом слое. Краски для такой печати разработала опять Камилла (точнее, она придумала, как проще и дешевле делать те, которые и раньше в процессе применялись), бешеные энтузиасты изготовили машину, которая буквально с микронной точностью переносила краску с цветоотделенных негативов на общий позитив — медленно, примерно кадр за три секунды, но при копировании-то особо спешить не нужно, да и в машине одновременно печаталось кадров по двадцать.

Оставался последний шаг — и его сделал уже я. То есть как сделал: Степану рассказал, что я по этому поводу думаю. В соревнование по "изобретению самого чувствительного фотоэлемента" включились, по-моему, все сотрудники институтов Елены Андреевны и Ольги Александровны. По крайней мере Камилла выписывала такие вещества, о существовании которых я вообще не подозревал. То есть таблицу Менделеева я как-то еще помнил, но вот что эти химики называли некоторым словами, я даже примерно представить не мог. Но меньше всего я мог себе представить, что представление Менделеева на Орден Трудового и Красного мне принесет княжна Белозерская:

— Александр, вы просто обязаны наградить Дмитрия Ивановича!

— Я даже и не сомневаюсь, но за что конкретно?

— За таблицу химических элементов, конечно! Мы же по ней высчитали, как сделать фотоэлемент для вашего кинематографа!

Ага, кинематограф — он конечно же мой. Тогда уж и таблица Менделеева — тоже в чем-то моя... Только вот меньше всего понятно, как по таблице этой фотоэлементы делать. Хотя... В институте у Ольги Александровны таблица, конечно же, висела на самом видном месте. И даже не висела — одна стена представляла собой мозаику, таблицу эту изображавшую. Однако картинка, которую сам Дмитрий Иванович нарисовал, на украшение стен по мне не очень тянула, и я ее слегка подправил. То есть добавил именно "художественной выразительности": в каждой клеточке был нарисован атом этого элемента, с орбитами электронов. Протоны изображались рубинами, нейтроны — бесцветными сапфирами, электроны — голубыми и зелеными, для различения "валентных" и прочих. И для двух элементов я подписал еще кое-что: циферки три и девять десятых у цезия и двенадцать и одна у ксенона. Это то немногое, что я помнил еще с института: энергия ионизации. А помнил эти два значения потому что у цезия она, если я не путаю, самая маленькая, а ксенон вроде бы считался основным "топливом" электрореактивных двигателей...

Главное — у них все получилось. Звук, конечно, был не очень — как ни старались, но на шестнадцатимиллиметровой пленке верхней границей было пять с половиной килогерц, выше "не пускал" ореол, появляющийся на пленке при копировании. На тридцати пяти миллиметрах тоже "теплого лампового" не вышло — восемь килогерц, но тут уже аппаратура записи лучше сделать не давала. Однако у других и такого не было, так что...

В конце февраля в Зарядье, в стилобате первого "правительственного" здания, открылся одноименный (а какой же еще-то!) кинотеатр. Закрывший, кстати, все остальные аналогичные заведения города — просто потому, что в кинотеатре "Зарядье" фильмы показывали а: со звуком, б: сеанс длился час, а не пять минут, и в: перед собственно фильмом показывали киножурнал "Хроники событий". Пока был готов лишь первый выпуск, но толпы народа осаждали кассы лишь для того, чтобы посмотреть хотя бы сам журнал, который сам по себе (и всего за пятачок) отдельно крутился в "малом зале". Большой зал там был мест на пятьсот, малый — всего на четыреста пятьдесят... но журнал-то был вообще цветной! Причем половину журнала составлял сюжет под названием "Канцлер против рукожопов" — его нарезали из того, что "юные киножурналисты" наснимали на Путиловском заводе. Правда сам сюжет все же именовался "против амбисинистров", но он был звуковой — и народ использовал прозвучавшее из моих уст определение как более понятное. Сколько сил и изобретательности ушло на то, чтобы с шестнадцатимиллиметровой пленки все переснять на тридцать пять миллиметров, я даже представить боюсь, но оно того стоило.

Собственно фильмов показывалось всего два: снятый на пленку спектакль театра Корша "Тетка Чарлея" Брендона Томаса (урезанный по времени до пятидесяти пяти минут, с "моими" правками и под "правильным" названием "Здравствуйте, я ваша тетя", да и снятый в специально выстроенной "киношной" декорации) и "Как важно быть серьезным" Уальда — этот фильм был снят "кинолюбителями" моего городка — и мне показалось, что "любители" играли куда как лучше "профессионалов". А может и не показалось, ведь первые-то лучше знали, на что способна кинокамера.

Ну а то, что каждый кинопроектор, которых в "Зарядье" было три, стоил чуть дороже самого зала, в котором сидели зрители — кого это волнует? Правда инженеры, которые эти проекторы делали, уверяли, что "очень скоро" цена производства снизится, и агрегат будет стоить в производстве не больше десяти тысяч... Степан тем временем разработал и запустил в производство усилитель к "маленькому" проектору для шестнадцати миллиметров, а под изготовление самих проекторов был уже выстроен целый завод — в крошечном Плесе. Даже два завода: еще один — для производства оптики — Машка строила в деревне Лыткарино, которую я забрал у генерала Барятинского. Оптическое стекло для державы — штука очень полезная, а где еще есть подходящий песочек — никто мне сказать не мог. Да и лыткаринский, насколько я понял, стал известен лишь при советской власти (потому что на моей памяти "в прошлых прошлых" про него никто не знал), а мне ждать было нельзя, так что пришлось приготовиться наступать на гланды власти предержащей, причем персонально власть явно передержавшим...

Лыткарино, вместе с центральной деревней, входило в майорат Барятинских, причем майорат этот был утвержден Николаем — нынешним царем — всего лишь в тысяча девятьсот первом. А майорат — штука неделимая и неотчуждаемая, даже за долги, и даже за долги перед казной. И передаваемая по наследству старшему в роду, коим стал после смерти последнего дяди генерал Владимир Анатольевич. Генерал достойнейший — вся грудь в орденах, вдобавок сейчас он был включен в Свиту, состоял при вдовствующей Императрице — в общем, стоял на верхних ступеньках Власти. И ссора с ним (и его уже братьями — тоже людьми не последними) была бы более чем некстати. В принципе, я был не против, чтобы заслуженный генерал, вдобавок возраста уже пенсионного, жил в довольстве и достатке, но в майорат этот входило еще тридцать тысяч десятин в Курской губернии, которых ему — да и всей семье Барятинских — на прокорм хватит. Но к курским десятинам Николай добавил и чуть меньше тысячи подмосковных...

Откровенно говоря, сам я забыл о важности оптического производства, но дочь наша мне быстро напомнила, подготовив проект нужного завода. Завод-то выстроить можно, а вот как насчет сырья для него? Не зная, как решить проблему, я пригласил самого генерала — может быть вдвоем что-то придумаем. В конце-то концов, он из Свиты, все тонкости протокола знает, а я — буквально ведь "с каторги в Россию прибыл". И да, оказалось, что с протоколом у меня действительно некоторые проблемы... впрочем, и с секретариатом — тоже.

Когда я попросил генерала позвать, сидящая (постоянно сидящая) там Марша мою просьбу записала, продиктовала машинисткам и, вручая бумагу дежурной девочке-курьеру, задание "уточнила":

— В белом мундире поедешь.

Вообще-то в этот день дежурили девочки из "полевой полиции", в красных мундирах, но порученка, как я заметил, сначала пошла переодеваться, и я поинтересовался у стенографистки:

— Марша, чем тебе мундир курьера не понравился?

— Мне понравился, только, Александр Владимирович, у народа уже поверье сложилось, что от цвета мундира курьера зависит важность и срочность письма. Ну и степень уважения к адресату — и мы стараемся соответствовать ожиданиям.

— Мы? Кто "мы"?

— Кто ваше поручение записывает.

— Но стенографистка у меня в основном ты...

— Значит, в основном я стараюсь. Ну и девочки тоже, они меня специально спрашивают в чем лучше ехать.

— Понятно... кто везет, на том и едут. Тогда назначаю тебя старшей по секретариату, раз уж ты и без того им управляешь.

— Я не управляю!

— Теперь — управляешь. Записывай приказ...

Пока я "выяснял отношения" с Маршей, Барятинский успел приехать: видно, "белый мундир" такой скорости поспособствовал. Да и в коляске "курьерского" мотоцикла многим хотелось прокатиться, а тут и случай представился. Что, впрочем, отношения ко мне — по крайней мере у этого посетителя — не меняло.

— Здравствуйте, ваше высокопревосходительство, чем обязан вашему вниманию? — пожилой генерал, хотя и старался скрыть некоторую ко мне неприязнь, все же тоном ее выдал.