Имею топор - готов путешествовать 4, пролог, глава 1

И хорошо, что он вовремя попал в руки Риэль Виджи Альтеро, которая своей кротостью (хороша кротость! — стон Ф.) сделала из него человека (человека? Ты позабыла, Крессинда, я перестал быть человеком после посещения Источника, — прим. Ф.).

И вот с таким, с позволения сказать, безответственным, себе на уме, варваром, мы выступили в поход, и — как я и предполагала — хлебнули горюшка вдоволь.

Однако же я признаю, что мы не сказали ему правды об истинном назначении нашего путешествия, используя его вслепую во благо Альянса, и эту вину нам предстоит еще искупать. (Искупайте ее в помоях и повесьте на суку! — прим. Ф.)

Но довольно. Теперь я перейду непосредственно к драматическим событиям в горах Шляйфергарда...

(Зануда! — прим. Ф.)

Второй пролог здесь совершенно ни к чему, однако я оставил его, ибо Крессинда просила. Как она сказала: "Если уж писать правду — то только правду, и пусть все увидят истинное лицо этого человека!". То есть она меня имела в виду. Сразу скажу — основная заслуга освобождения гномов из пут матриархата лежит на Олнике — пусть он теперь и расплачивается. Жена его — страшный доминант, и живет он все равно под ее каблуком ("Непрда! Некто ни падкаким блуком не жвет! — прим. Олника Гагабурка-второго Доули), хотя и она, и все прочие Жрицы Рассудка все равно не могут смириться с потерей абсолютной власти над своими мужчинами (прим. Ф.М.Д.).

Часть первая

1.

Интересно, что чувствуют покойники? Например, те, кому недавно рассекли грудь боевым топором, да так капитально, что вскрыли грудную клетку, от чего изумленное сердце стукнуло пару раз и перестало работать.

Не знаю, что они чувствуют, никогда не был покойником, и, надеюсь, еще не скоро им стану. Нет, меня-то убили, мой сводный брат зарубил меня моим же топором, да только Виджи успела меня вытащить. И я... в общем, я выжил. И теперь нахожусь в теле сводного брата — здоровенного рыжеволосого оболтуса, не обремененного вопросами морали и чести.

Пока я обживался в новом теле (ужас! Ужас! Эти волосатые рыжие кулаки, ужас, трижды ужас, яханный фонарь!), Виджи очень кратко вводила меня в суть дела, присев на край ложа. Я не спрашивал — слушал, мотал на ус и расхаживал по тесной каюте. Вполголоса матерился. Я — в теле сводного брата. Ох ты ж гребаный ты нахрен! Так... О том, что Шатци зарубил Фатика в схватке знают все. Никто не знает, что я — это я, все думают, что я помер. Так... Если рассказать всем — возникнут вопросы, и моя легитимность, как наследника Гордфаэлей будет... скажем так, поколеблена. Вот же задачка! Нет, ну вот же задачка! Придется до времени скрывать, ради Альянса и будущего Фаленора, чтобы его сплющило. Терпеть ненавистные взгляды и так далее.

Ломило локоть правой руки, именно ею мой брат держал топор, которым... меня убил. А еще — ужасно хотелось жрать, нет-нет, не есть — жрать, уминать, наминать, трескать. Я готов был обчистить до косточек бычью тушу.

— Скажу, что это был поединок чести, — буркнул я ненавистным голосом братца. — В конце концов, я честно его убил... э-э, себя убил... он меня убил... черт, я уже запутался. — Так значит, лисьи ушки, мы на дракорре, а спас нас этот...

— Молтан Берри, — пояснила моя ведьма. — Он безусловно безумен, но его безумие не агрессивно. Он искренний и добрый человек, хотя речи его до странности грубы. Взрыв сферы отбросил его в угол зала.

— Я его не заметил.

— Слишком много событий в зале случилось одновременно.

Я прикрыл глаза, вдохнул чужой грудью чужой воздух. Новый мозг не хранил воспоминаний Шатци, внутри был только я — со своими воспоминаниями. Со своей болью.

— Великая Торба! Да уж! А потом мой братец бежал, я мчался за ним, дрался... И убил. Он меня убил. Обмишурил, сволочь. Обвел как сосунка. Хитер!

Виджи сказала мягко:

— Твоя смерть была предопределена. И я была к ней готова. Я схватила маску и помчалась за вами.

— Предопределена? Это как? Не понял... Почему... Как это так — предопределена?

— Ты забыл, что, вручив зерно нерожденного бога, Талаши связала тебя с ним линией жизни.

Твою же гоблинскую мать! Зерно, или жемчужина, где дремлет новый бог моего мира...

— Совершенно об этом забыл!

— Зато я помнила. Сразу, как у тебя отобрали Бога-в-Себе, ты начал медленно умирать. Помнишь свой недуг?

— Горло?

Ресницы ее чудесных глаз опустились.

— Конечно. Действие проклятия начало сказываться. Ты становился все слабее... Так или иначе, но, потеряв жемчужину, ты обрек себя на скорую смерть от естественных причин, либо на такую же скорую гибель. Я это знала. Я была готова. Проклятие богини, — она сделала паузу, во время которой ее губы немо произнесли нечто, совсем для богини нелицеприятное, — не игрушки.

Я порывисто схватил ее, вздернул на ноги, попытался обнять, вдыхая пропитанный гарью, но все равно такой сладкий аромат, но Виджи мягко отстранилась.

— Фатик...

— Что?

— Потерпи.

— Почему?

— Мне нужно время, чтобы привыкнуть к твоему новому... облику.

Я разжал объятия. А ведь она права... А я, как буйный жеребец, сразу ринулся в атаку. Неприятно, черт, до чего же неприятно находится в чужом теле и ощущать эту стену отчуждения — временную ли? — между собой и женщиной, которую любишь. Яханный фонарь!

Я спросил растерянно и тихо (брат мой был громогласен):

— Значит, на борту этого... этой конструкции — все? Все, кого мы...

— Оба отряда, твой гарем, Каргрим Тулвар, Джальтана, Дагеста и Самантий. Все.