Битва в пути

— Слушайте сюда! Никто не задумывался, сколько людей теперь в нашей большой семье?

Большинство начало оглядываться, производя подсчёт. Я не стал ждать и ответил себе сам, торопясь продолжить мысль:

— Правильно — двадцать один! Очко! Магическое число! А, помните, когда нас было двадцать, даже и мысли не возникало куда-нибудь отсюда уезжать. И только когда родилась Даша, вдруг началось всё это потепление, и ураганом разрушило ветряк. Одним словом, сама судьба толкает нас покинуть это насиженное место. И, заметьте, ребёнок родился у самых молодых — Максима и Риты. В этом тоже проявился знак — как будто нам указывается, что не место вновь рожденным в этой вечной зиме; что не дело это — жить, навеки законсервированными в нашем мнимом благополучии; что надо двигаться, чтобы найти, наконец, свой Эдем, своё место под солнцем, чтобы наши дети и внуки могли жить по-человечески — развиваться, а не посвящать себя изо дня в день постоянной борьбе за выживание.

В этот момент верная жена моя, моя Машка приникла ко мне и сказала:

— Просто мистик какой-то! Всю жизнь с ним живу, а не перестаёт меня удивлять. Я всегда думала — непробиваемый материалист, сухарь, а тебя, вон, куда занесло. Если бы вернуть прежние времена, может, занялся бы кабалистикой.

Я снова потянулся к бокалу, взял его, сделал пару глотков и, улыбаясь, произнёс:

— Ха! А ты попробуй выпить столько же, сколько я, этого двадцатиоднолетнего виски — сразу поймёшь магию цифры 21, заодно по-настоящему оценишь моё откровение. А кабалистикой заниматься — никакого здоровья не хватит и, главное... — где взять столько виски? Бедную Шотландию, вместе с Ирландией и Англией давно смыло набежавшею волной!

На самом интересном месте моих воспоминаний о том приятном застолье Коля с Флюром, вдруг, громко заржали, — они всё это время травили анекдоты — и я очнулся из полузабытья. Наш вездеход заглох, печка перестала поддувать тёплым воздухом, в кабине значительно похолодало, по крайней мере, при дыхании был уже виден пар. Ещё не отойдя от прежних дум и, плохо соображая, я спросил у Сергея:

— Слушай, Малой, что-то стало холодать, не пора ли нам, кхе-кхе..., по рации поторопить ребят?

Он повернулся ко мне и, улыбаясь, ответил:

— Заглохли буквально минуту назад. По рации с Сашей говорил минут пять тому. Ну, ты даёшь, Батя — за пять минут успел уснуть, хорошо вздремнуть и снова проснуться. Силён! Если замёрз, давай я вылезу и залью в бак солярки из канистры. Движок ещё не замёрз, когда заведём, из печки сразу тёплый воздух начнёт идти.

Потянувшись всем телом, я, зевнул и сказал:

— Да ладно, не суетись! Что мы, кисейные барышни что ли? И не при таком холоде, бывало, ночевали. А канистра пускай лежит, сейчас подъедет Игорёк на заправщике и насосом закачает полный бак солярки. Если полезешь на улицу, совсем застудишь кабину. Так что, успокойся, лучше контролируй обстановку вокруг. А я, пожалуй, ещё минут пять сосну — учись, студент.

Я откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и снова предался воспоминаниям. Мысли вертелись вокруг членов нашего сообщества, ставших такими близкими для меня людьми. Я подумал, как мне повезло, что построил дом именно в этом посёлке, и что той зимой там остались проживать именно эти люди. Большая удача, что мои дачные соседи оказались такими грамотными и неизбалованными людьми. Например, Володя был высококлассным специалистом в точной механике и даже организовал малое предприятие, которое изготавливало гироскопы для космических аппаратов. Его жена Галя была кандидатом биологических наук и заведовала лабораторией в Пущинском институте биофизики клетки, где занималась проблемами клонирования.

Другой сосед — Николай — великолепный автомеханик, в прошлом тоже занимался бизнесом. Его жена Ира — научный сотрудник Пущинского Биоцентра. Они, доверившись моим словам о возможном взрыве вулкана, очень вовремя перевезли на дачу своих детей, Максима и Дашу, на тот момент они были ещё школьниками. Сейчас, конечно, Максим превратился в здорового двадцатитрёхлетнего парня, а вот Даша, к огромному несчастью, умерла от болезней на второй год после взрыва вулкана. Тогда мы все очень сильно болели от нехватки витаминов и солнечного света. Она оказалась из нас самой слабой и неприспособленной к такой жизни — в вечном сумраке. В то время мы ещё не запустили наш импровизированный огород в подвале и питались практически одними консервами, обходясь без овощей и фруктов. В честь умершей сестры Максим назвал свою дочку Дашей. Наш доктор Игорь тогда ничего с этими болезнями не мог поделать. Сам, будучи больным, он ходил по всем комнатам нашего, превратившегося в лечебницу, дома, делал уколы, заставлял принимать лекарства и витамины. Но, к сожалению, ничем так и не смог помочь изнеженному организму девочки. Хорошо хоть Максим был закалённым мальчиком; отец часто брал его с собой на охоту и рыбалку. К тому же парень занимался спортом, посещал футбольную секцию.

Игорь тоже был постоянным жителем нашего посёлка. До катастрофы он работал хирургом в Пущинской больнице. Его жена Надя — акушерка в родильном отделении той же больницы, на тот момент находилась в отпуске по уходу за ребёнком и сидела дома с маленьким сыном, двухлетним Никитой.

На момент взрыва супервулкана в нашем посёлке находились два шабашника из Белоруссии — Валера и Сергей. Я их хорошо знал, именно они и построили мой дом, а Валера был бригадиром этого строительства. Потом мужики так прижились в нашем посёлке, что уже к другим приезжали на заработки. Валера по специальности инженер-электрик, и, вообще, он был универсал по строительным работам. Единственный человек из нас, не имеющий высшего образования — Сергей, он просто хороший каменщик.

На этот раз я очнулся именно от его крика; Серёга энергично дёргал меня за рукав куртки и орал мне прямо в ухо:

— Батя, проснись! Просыпайся же, чёрт тебя дери! Уже Дохтур на заправщике подъехал, да и остальные, вон, рядом выстраиваются.

В этот момент подошёл Игорь и открыл с моей стороны дверь вездехода, впустив в кабину ледяной воздух — это окончательно привёло меня в чувство. Уже вполне осмысленным взглядом я посмотрел на нашего доктора. Да! Вид у эскулапа, мягко говоря, был, как и у всех нас, весьма непрезентабельный — тонкая шея, чуть проглядывающая из-за горы тёплой одежды, лицо измождённое, с проплешинами отмороженной кожи. Защитные очки были подняты на шапку, а белки глаз зловеще краснели отражённым светом заходящего солнца. Он, охрипшим, срывающимся голосом прогундосил:

— Ну что, лишенцы, задницами-то ещё не примерзли, ожидая меня? Ничего, сейчас Дохтур вставит вам клизму соляры литров на триста, сразу полегчает, станет тепло и вновь появится тяга к жизни.

Пока он говорил, подъехал Саша на лыжах, затем, разматывая удлинитель, подкатил Володя. Он, вместе со сменным водителем Катей, управлял УРАЛом, в кунге которого находилось большинство наших женщин и все дети. Над кабиной этого громадного снегоболотохода был установлен постоянно работающий маленький бензогенератор. Именно от него было запланировано запитать насос в цистерне нашего вездехода-заправщика. Володя стал подключать насос, а Саша разматывал шланг от цистерны. Закончив дело, Саша подошёл к нам и не мог удержаться, чтобы не подколоть доктора:

-Игорёк! А ты не пробовал под этот тулуп ещё ватные одеяла затолкать, хотя у тебя и без них весьма колоритный видок. Можешь! Вот так и явись в кунг к нашим дамам. Гарантирую — лишнюю тарелку супа они тебе, точно, нальют и, из жалости, ещё грамм сто сорокаградусной накапают, — и, обращаясь уже ко мне, коротко произнёс. — Я Флюра послал растапливать печку во втором кунге. Поглядел на наших орлов, и стало ясно — нужно вставать на отдых. Вряд ли кто-нибудь еще несколько часов выдержит такой ритм движения — носом буквально клюют приборные доски вездеходов.

Я, еще раз оглядев Сергея и Игоря, ответил:

— Да, Саня, ты, как всегда, прав. Я и сам настолько вымотался, что при малейшей возможности сразу отрубаюсь — засыпаю мгновенно, Серёга не даст соврать.

В это время Игорь сверху оглядел Сашу, потом, выставив руку, — чистый Ленин в октябре — и улыбаясь, произнёс:

— И ты, Кот, туда же! Вообще-то кликуха эта тебе очень подходит; как ты ко мне ластился, когда я в Пущино достал трёхлитровую бутыль спирта. А теперь, конечно, теперь весь спирт сдан Володе — можно повыёживаться. Конечно, обидеть бедного Дохтура легко. Ну, погоди, пропишу тебе укольчик — ни присесть, ни наклониться, только и сможешь, что ходить строевым шагом и стоять по стойке смирно — солдафон несчастный. Все засмеялись. Подошедший Володя недоумённо на нас уставился и спросил:

— Мужики! Что случилось-то? Вмазали втихаря, что ли? А где тогда моя доля? Я ответил сквозь смех:

— Понимаешь, Вован, тут нам Дохтур раскрыл глаза на то обстоятельство, что медиков обижать опасно. Они даже спецназ на счёт раз-два построить могут с помощью особого секретного оружия — шприц называется. А ты сам знаешь, у нас этого добра пара сотен штук с собой. Так что, от Игоря держись подальше, и не дай тебе бог ему перечить — сразу сделает укольчик — не то чтобы присесть, прилечь не удастся, особенно, если с женой.

Володя охотно присоединился к всеобщему веселью, а чуть позже, вытирая выступившие слезы, предложил:

— Ладно! Хватит всем уже тут мёрзнуть. Идите в кунг, в тепло, а я уже тут заправлю ГАЗон. Насос будет качать солярку не меньше пятнадцати минут. Так что, давайте, заодно и женщинам поможете вылить отходы. Тем более Сергей у нас в этом деле самый главный специалист.

Мы решили сделать именно так, как предлагал Володя. Действительно, зачем " всем тут мерзнуть", когда с заправкой вездехода вполне мог справиться и один, такой благородный человек. Доставать лыжи было лень, и мы с Сергеем и Дохтуром, проваливаясь по колено в снег, побрели к Уралу с кунгом, стоящему метрах в десяти от нас. Напоследок Игорь не удержался:

— Слушай, Володь! Ты там, смотри, не отморозь пятую точку, а то придется растирать и банки ставить, а со спиртом сейчас напряжёнка.

Так, хихикая, он попытался было вприпрыжку догнать нас, но сразу провалился в снег по пояс, и пришлось ему, уже под Володино ответное улюлюканье, ползком выбираться из этого снежного плена. Пока ленивые с трудом пробирались к кунгу, предусмотрительный Саша, сняв лыжи, уже заходил внутрь тёплого помещения. Дождавшись Игоря и стряхнув с него снег, мы по лестнице поднялись в кунг.

О, блаженство! Блаженство — другим словом и не опишешь ощущения, когда я попал внутрь тёплого помещения и снял, наконец, тяжёлую тёплую одежду. И это теплое уютное помещение заполнял одуряющий запах свежеприготовленной еды. Все наши водители, тесно сбившись вокруг двух складных дачных столиков, сидели и как голодные удавы наблюдали за Машей, которая священнодействовала у плиты. Остальные женщины и дети расположились на верхних полках наших самодельных нар, оттуда виднелись только их головы, и они с интересом оглядывали собравшихся за столами. Только когда я умылся и втиснулся на свободное место у стола, ощутил тяжёлый запах давно не мытых тел, хотя аромат приготавливаемого супа с тушенкой сейчас перебивал всё. Сквозь гул разговоров доносился шум электромотора принудительной вентиляции, но он явно не справлялся с возросшей нагрузкой. Позади моей жены стоял Флюр и вкрадчивым голосом вещал ей прямо в ухо:

— Тётя Маша, вы же понимаете — мы с Саней двигаемся самыми первыми, у нас повышенный расход калорий. Вникните в положение, налейте супчика побольше и так, чтобы никто не заметил.

Маша раздражённо отмахнулась от него поварёшкой:

— Прям, как муха вокруг сладкого вьётся. И жужжит, и жужжит! Не бойся, всем с избытком хватит, а тебе-то уж, с моим любимым зятьком, ещё и добавки налью.

Наконец она начала разливать получившееся блюдо по тарелкам, а Флюр передавал их дальше за стол. В середине этого процесса пришёл Володя, запустив в кунг порцию морозного, свежего воздуха. Мне подумалось, что сейчас нас сюда набилось как сельдей в бочку, надо всё-таки обеды устраивать во втором, пустом кунге. В конце концов, наплевать на мизерную экономию топлива — здоровье и хорошее самочувствие важнее.

Пообедав, мы начали обсуждать дальнейшие действия и промывать косточки Николаю; именно он как главный механик рассчитывал расход топлива нашей техники. Как раз сейчас он, раскрасневшийся, перевозбуждённый, размахивая руками, оправдывался:

— Что вы всё на меня бычите! Сами что, дети что ли, — он стрельнул глазами в сторону Флюра и Саши. — Все же опытные, прямо волчары! Вспомните, как Володя, да и другие бухтели, что я заложил сильно большой резерв по солярке, всё кричали, что лучше захватить больше продуктов и оборудования. Хорошо, мы с Батей настояли взять сорока процентный резерв. Так что, не бздите, хватит нам топлива до Баку, — и он, распалённый, не замечая ничего вокруг, нечаянно заехал Флюру рукой ниже пояса. Тот каким-то невообразимым образом успел поставить блок. Потом отскочил и нарочито тонким, маслянистым голосом заверещал:

— Дяденька! Драться, драться-то зачем! Ты лучше бы нам, дилетантам, тогда по-доброму, ласково объяснил свои соображения. Глядишь, мы бы решили брать топлива не на сорок, а на пятьдесят процентов больше паспортных показателей вездеходов. А так, мне только сейчас стало понятно, хотя бы по своему оголодавшему организму, которому тоже питания при таком морозе надо раза в два больше, да ещё не мешало бы всё это шнапсом разбавить.

Так Флюр легко снял всеобщую озабоченность и страх перед будущим; все расслабились, улыбаясь, только Коля, растерянно оглядывая всех, продолжал вещать:

— Флюр, ты сам вспомни, как возмущался, что мы оставили снегоход, а вместо него загрузили бочки с топливом. Сейчас именно эти бочки и являются нашим последним резервом, надеждой обладать хоть какой-то маневренностью.

Но его уже никто не слушал, мужики припёрли Володю к стенке с требованием выделить шнапс для разбавления супчика и снятия усталости после долгой трудовой вахты. Володя ломался недолго, после трёхминутного напора он, кряхтя, встал и пошёл к антресолям доставать водку.

После этого обед плавно перетёк в ужин, с поглощением консервированных продуктов. Даже женщины не устояли и приняли по пятьдесят грамм сорокаградусной, после чего наперебой начали делиться своими ощущениями от этой езды. Например, Галя, заявила:

— Вам-то хорошо, хоть нужным делом заняты, а мы тут сидим, как птички в клетке. Я-то ладно, хоть по компьютеру бывшую свою работу анализирую, а другие всю дорогу только в телевизор и пялятся.

Надя ответила:

— Да ладно, Галь, никто здесь от скуки не умирает. Я, например, просто балдею, когда наблюдаю за игрой наших детей с собаками. Уж они-то соскучиться, точно, не дадут.

Я вмешался в явно назревающую бабскую склоку:

— Слушайте, девчонки! Вы же все очень умные, образованные. Вот, пока едете и подумайте, как нам сделать такой перегонный куб, чтобы из нефти получить дизтопливо. Как сейчас помню по бывшей работе — это средний дистиллят. К тому же, среди вас есть, в некотором роде, эксперт. Ведь Рита сама рассказывала, что до катастрофы хотела поступать в "Керосинку" и именно на факультет нефтепереработки, поэтому должна в этом деле что-то понимать. К тому же в их машине мы нашли много учебных дисков по химии, наверняка там рассмотрен и этот вопрос. Да и ты Галя в химии и перегонном оборудовании должна хорошо понимать — всё-таки, кандидат наук и заведующая лабораторией. Так что, флаг тебе в руки, теперь считай себя назначенной на должность руководителя группы по разработке проекта мини нефтеперегонного завода. Помощником у тебя будет Рита. И ещё, дорогие мои — данный вопрос не терпит отлагательства. Нужно разработать проект до того, как мы доедем до Баку. Не факт, что нам сразу удастся обнаружить дизтопливо, а большой маневренности, судя по всему, мы там будем лишены. Поэтому у нас может остаться единственный вариант выжить — научиться самим, прямо из нефти, изготавливать солярку. С нефтью, я думаю, у нас в славном городе Баку, проблем не возникнет.