Под знаком Святой Софии - 2

На этом, собственно, и все. Больше Дану ничего рассмотреть не удалось. Были еще какие-то постройки непонятного назначения, и среди них, наверное, затесалась знаменитая пивная "Крош", которую любили посещать многие новгородцы и которую ему очень хвалил Семен...и не только Семен, но Дан, вместе с Клевцом и Рудым и воеводой с его охранниками, топавший вслед за немецким старостой Якобом Барендорпом и его подручными, уже подошли к приземистому одноэтажному зданию. Дальнейшее "тесное общение" с ганзейцами происходило в просторном помещении этого дома, куда телохранителей Дана и тысяцкого не пустили.

В помещении — Дан, про себя, окрестил его "актовым залом" — кроме направляющей, руководящей и контролирующей верхушки Немецкого и Готского... — в данном случае, скорее Ревельского, так как, по словам Марфы Борецкой, все немчины, обитающие на Готском дворе были либо жителями Таллина-Ревеля, либо из Ливонии... — дворов, то бишь, зашедших вместе с ганзейским старостой, Даном и воеводой, управляющего Густава Брокке, и нового для Дана приказчика Ганзейского двора, рыжего немца с лошадиным лицом, чуть позже его представили, как Вернера Хубе... Плюс двоих, также знакомых Дану — они вместе с Якобом Барендорпом и Густавом Брокке были на вчерашнем суде — ничем не примечательных помощников-"ратманов" ганзейского старосты... — "ратманами" их назвал тысяцкий. Вообще-то, тысяцкий утверждал, что "ратманов" на Ганзейском дворе четверо, однако на суде их было только двое... — а также пастора немецкой церкви — за будущие 600 лет облик католических священников почти не изменился — Святого Петра... — Странно, а он тут при чем? — подумал Дан... — находились-уже сидели в креслах, наиболее влиятельные, как понял Дан, ганзейские купцы из имевшихся, на данный момент, в Новгороде. После того, как Дан и тысяцкий устроились, лицом к собравшимся немцам, на подготовленных для них местах...креслах, больше похожих на некий компромисс между садо-мазо и эксгибиционизмом, между стулом и табуретом с подлокотниками, и однотипных, во всяком случае, на первый взгляд, с теми креслами, на которых сидели купцы, и староста перечислил по именам собравшихся купцов и отдельно назвал секретаря-управляющего Ганзейского двора — уже известного Дану Густава Брокке и приказчика, нового для Дана — Вернера Хубе, а потом, ни словом не обмолвившись о помощниках-ратманах... — Видно, "рылом" не вышли, — улыбнулся, про себя, Дан... — представил пастора... Причем пастора, ганзейский староста назвал не "отец такой-то", как требовалось, по сложившейся традиции, одинаковой, что у православных, что у католиков, а полным именем — Люциус Калль, словно подчеркивая светский характер пребывания пастора на данной встрече. Кстати, пастор, в отличие от ганзейского старосты, его подручных — приказчика и управляющего, севших просто справа от Дана и тысяцкого, умудрился устроиться немного в сторонке и от Дана с Василием Казимером и "руководящей и направляющей" верхушки Ганзы в лице ганзейского старосты, приказчика Вернера Хубе и управляющего — Густава Брокке, и от собравшихся купцов, и даже от ганзейских ратманов, расположившихся сзади за Якобом Барендорпом... Самого Дана и Василия Казимера представиться не попросили, и староста их тоже не представил, вероятно потому что купцы обоих и так знали. Василия Казимера, как тысяцкого Господина Великого Новгорода, а Дана... А Дана... Будучи купцами и прекрасно осознавая, что успех в торговле во многом зависит от наличия информации, информации о том, что происходит в месте, где собираешься торговать, ганзейцы не могли не интересоваться внутренней жизнью Новгорода. А, значит, и не могли не слышать, не услышать о Дане. Ведь, несколько раз...ну, один раз — это когда на Дана и Домаша напали на окольном рву, а после этого нападения городские преступные элементы подверглись настоящему "геноциду" со стороны боевых монахов владыки Ионы — он точно был на слуху у всего Господина Великого Новгорода. Да, и сплетни о том, что он причастен к ряду других городских дел, тоже бродили по Новгороду...

После того, как староста представил всех значительных людей в зале...разговор начался с того, что Дан в очередной раз огорошил присутствующих сведениями о наличии товаров на складах новгородской Ганзы, его ассортименте и общей стоимости — плюс-минус — в новгородских серебряных гривнах и рублях, и немецких марках. Только сейчас Дан сообщил и стоимость отдельных товаров, не всех, но самых важных, и назвал не только их стоимость здесь, в Новгороде, но и там, откуда их привозили в Новгород, а заодно и сказал сколько купцы зарабатывают на этой перепродаже. Переждав, поднявшийся, за этими словами, шум и, как бы, в ответ на фразу ганзейского старосты — "Что он этим хочет сказать?", Дан ответил собравшимся на его "бенефис", кстати, по их же, немцев, приглашению, купчинам... — как подметил Дан, в большинстве своем богато одетым...в отличие от наряженных довольно скромно старосты, приказчика и ганзейского секретаря... Не говоря уже о весьма незамысловатой одежде пастора и совсем простых, пусть и немецких, платьях ратманов... — и, одновременно, и руководящим "органам" Ганзейского двора, что, он, Дан, совсем не против того, чтобы купцы получали свою прибыль с торговли, поскольку на то они и купцы, да, и, вообще, они с тысяцким Господина Великого Новгорода — при этих словах, взоры всех собравшихся на минуту переползли с Дана на Василия Казимера — сюда прибыли не за тем, чтобы считать деньги в чужих карманах, а для того, чтобы... И Дан разъяснил собравшимся ганзейцам, естественно, немного сгустив краски, но только немного, ибо вешать откровенную "лапшу" на уши тем, кто сам привык ее вешать, опасно — что будет со всеми их товарами, со всей их прибылью и, в целом, со всем Ганзейским двором, когда начнется война Новгорода с Москвой — а то, что она будет, это ясен пень — и Новгород, не дай бог, потерпит в ней поражение. То бишь, что потеряют ганзейцы в случае поражения Новгорода.

Кроме того, понимая, что разить собеседника нужно наповал и не давать очухаться, Дан кратенько, объясняя свои сведения тем, что до того, как осесть в Новгороде, долго путешествовал по Европе и Ближнему Востоку — впрочем, Дан видел по глазам ганзейцев, что они уже навели справки о нем — напомнил ганзейцам об уже, разумеется, известных им событиях в Европе — объединении, буквально "на днях", в 1469 году, в большую единую Испанию разрозненных мелких королевств Пиренейского п-ова — Леона, Кастилии и остальных; все возрастающую роль в европейской торговле англо-голландского купечества, в последнее время активно пытающегося торговать и на Балтике; замещение в восточном Средиземноморье слабой Византийской империи набирающим силу государством турок-осман; увеличение, повсеместно, в Европе спроса на восточные товары, товары, поступающие в Европу либо по Средиземному морю на юге, либо, наряду с традиционными ганзейскими мехами и воском из Руси, тоненьким ручейком по Балтийскому на севере; все более усиливающийся контроль со стороны турок-осман за средиземноморским потоком этих товаров... И подробно разложил "по полочкам", даже не вероятные, а неизбежные последствия этих событий для европейских королевств и Ганзейского союза городов — попытки турок использовать контроль над средиземноморскими торговыми путями для того, чтобы взять Европу "за горло"; в свою очередь, стремление европейских государств, особенно тех, кто непосредственно расположен на берегах Средиземного моря — итальянских республик и новой Испании, военным путем добиться от турок отмены этого контроля; уменьшение, вследствие военных столкновений в Средиземном море — а то и вовсе периодическое прекращение — притока восточных товаров по южному торговому пути...и это на фоне все более усиливающегося европейского спроса на эти товары; стремление монархов новой Испании "кинуть" своих итальянских союзников и, минуя всяких посредников, как турецких, так и итальянских, получать напрямую восточные товары; подготовка, в конце концов, монархами новой мощной Испании — способной теперь, в отличие от прежних мелких пиренейских королевств, на организацию далеких морских экспедиций — этих самых морских экспедиций...разумеется, в поисках, обходящего и турок, и итальянцев, пути на Восток; присоединение к испано-португальскому... — чтобы выжить, Португалия, последний оставшийся осколок пиренейских государств, вынуждена теперь всегда "быть в тонусе" и из последних сил состязаться с Испанией... — присоединение к испано-португальскому "перезапуску" "сезона Великих географических открытий" — реально начатому еще столетие назад, в первой половине 14 века открытием итальянских генуэзских моряков на службе Португалии, Канарских островов и продолжившегося открытием португальцами острова Мадейра в 1419 и Азорских островов в 1427 годах от рождества Христова — флотилий английских и голландских купцов, тоже желающих урвать свой кусок "восточного пирога"; "совместное" открытие итальяно-пиренейскими и англо-голландскими мореплавателями морского пути на Восток — а его обязательно откроют, ибо, похоже, генуэзские моряки, плавающие под белым крестом Лузитании явно что-то знают; властвование на этих новых морских дорогах эскадр английских, испано-португальских и голландских кораблей; гораздо большая и дешевая доставка восточных товаров этими путями; неконкурентоспособность с новыми морскими маршрутами, с массовой и дешевой доставкой чужедальних товаров по этим новым дорогам, и так небольшого балтийского, вытекающего из Руси, ручейка заморских редкостей; и отступление на второе место — под натиском плывущих на англо-голландских и испано-португальских кораблях южных специй и всякого остального прочего — традиционных балтийских товаров, в том числе и таких важных для Ганзы мехов и воска из Руси. И в итоге — упадок значения, контролируемых Ганзой балтийских морских путей и превращение немецкого союза городов из очень важного европейского торгового союза в нечто второстепенное... Со всеми вытекающими отсюда явлениями.

— Но, — посмотрел, выдерживая паузу, на немцев Дан... Ему постоянно хотелось встать с кресла, которое ему выделила ганзейская старшина, и продолжить свой монолог стоя, желательно, при этом, еще и размахивая руками, или, хотя бы, просто опираясь ими о стол, но, увы... Стандартный конференц-зала будущего, включающий в себя стулья и традиционный большой стол в центре или в президиуме, ганзейский "актовый зал" ничем не напоминал. И, говорить стоя — на данной встрече — Дан, откровенно, опасался. Сие очень даже могли посчитать умалением его боярской чести и, более того, позором для города, представителем которого здесь был вовсе не Дан, а сидящий рядом с Даном, тысяцкий.

— Но! — повторил и обвел взглядом немцев, Дан. И, спустя секунду, уронил: — У Ганзы еще есть возможность сохранить значение балтийского торгового пути, а также влиятельность и силу самой Ганзы и, более того, еще и увеличить свои доходы!

Дан снова взглянул на, дернувшихся было... Разумеется, коль ганзейцы интересовались его персоной, они не могли не знать о том, что он не просто боярин, но еще и, некоторым образом, предсказатель. И что предсказания его имеют обыкновение сбываться...по крайней мере те, мутные слухи о которых ходили по городу. Конечно, ганзейцы не были бы ганзейцами, коль не попытались бы выяснить немножко больше об этих его предсказаниях, однако явственно просматривающаяся за подобным любопытством дама в черном, имеющая привычку всюду таскать с собой такой специфический инструмент, как коса — и ганзейцы не могли не ощутить ее трупного смрада — должна была отпугнуть их. И заставить отказаться от данных попыток...поскольку во все времена, лезть в государственные тайны, неважно — маленькой городской республики или огромной империи, было чревато. И, слава богу, что Дан сумел, в одно из посещений дома на Разважьей улице, донести до боярыни Борецкой — и остальных присутствовавших "важных персон" — эту мысль, то бишь, мысль о стратегической ценности его "видений". И о нежелательности распространения информации о них. А, также, о разных последствиях в случае, все-таки, ее распространения... Тем паче, что некоторая часть этих его "видений", точнее — некоторую часть этих его "видений", непосредственно касающуюся судеб "важных персон" — Марфы и Дмитрия Борецких, новгородского тысяцкого Василия Казимера и владыки Иона, и сами эти "персоны" не стремились "обнародовать". Однако...однако, конкретно сейчас, некоторые, успевшие вырваться "на волю" и гулявшие по Новгороду сплетни о Дане, как о местной "Кассандре", были даже полезны Дану. Они, некой зловещей тенью что-то знающего о будущем человека, маячили над всем его разговором с Ганзой. И морально "давили" на немцев, нагружая речь Дана некой тяжестью предвидения...

Дан взглянул, на дернувшихся было — после слов об упадке Ганзы и возможности, все же, ей "удержаться на плаву" — и вновь замерших немцев. Пока что они слушали его... Пока... Дан говорил с купцами короткими "рубленными" фразами...или, по крайней мере старался говорить с купцами короткими и "рубленными" фразами и подоходчивей, ибо хорошо помнил — чтобы тебя слушали, выражаться нужно понятно и покороче.

— Дело в том, — продолжил Дан, — что, как я уже говорил, из-за проблем на Средиземном море, в ближайшее время увеличится поток восточных товаров, плывущих по великому волжскому речному пути и направляющихся через Русь в Европу. Естественно, все они будут собираться в Новгороде. Ведь, Новгород — это "ворота на Запад" для Руси. И, если суметь этим правильно воспользоваться... Однако, здесь я уже не специалист, — неожиданно произнес Дан и, улыбнувшись, широко развел руками, что не очень-то удобно было сделать сидя...

Глава 3

Несмотря на молчание слушавших Дана именитых немецких купцов и старшины новгородской Ганзы, тишины, как таковой, в зале собраний не наблюдалось. Кресла скрипели под задами сидящих на них людей, кто-то из присутствующих изрядно пыхтел, кажется, это был блондинистый толстый купец с больших размеров суковатой палкой-клюкой и с длинным таким именем и фамилией — Карстен Купферслегер; чьи-то каблуки сапог или туфель скребли пол; сидевший отдельно от всех, и в отличие от тощего старосты довольно упитанный пастор, периодически и никого не стесняясь — что было, по сию пору непривычно для Дана, шумно чесался... Еще кто-то ерзал на кресле, стараясь поудобнее усесться; перешептывались о чем-то, наклонив головы поближе друг к другу — рядом с ганзейским старостой — приказчик Вернер Хубе и секретарь-управляющий старосты Густав Брокке...

— Вы сами торговцы, — помолчав, обронил Дан, — и лучше меня способны просчитать, как все сделать по-умному и заработать на грядущем увеличении потока восточных товаров... — Все же, не выдержав, Дан огласил один из, прямо-таки "болтающихся" у него на языке, вариантов использования этого будущего потока "ништяков": — Можно, например, снизить цены — за счет увеличения продажи товара... — Однако, тут же, он поспешил вернуться к основной теме.

— Короче, — произнес он, положив руки опять на подлокотники кресла, — если правильно воспользоваться тем, что в ближайшее время увеличиться поток, идущих по Волге на Балтику товаров из Китая, Индии, Ширванской и Хвалынской, по-вашему — персидской, земли, и, если при этом сделать упор на торговлю специями... Имеющими повышенный спрос у жителей Германии, Голландии, Англии и других стран... То, есть вероятность, сохранить значение балтийского торгового пути, а, вместе с ним вашу торговлю, ваши доходы и ваше влияние на европейские государства.