Третий шаг. Эпилог

— И что дальше?

— Чтобы понять, что с деревом, тебе придется лезть вверх, напрягаясь изо всех сил и периодически падая. А надо ли это тебе? Много проще не обращать внимания на сей казус. Когда-нибудь потом, если будет желание, то поднатужишься и разберешься. Пока же можно сделать вид, что тебя не интересует, что там. Так и с обсуждением итогов экспедиции Благова. Уважающий себя, оберегающий свой авторитет ученый не будет ворошить неопределенности. Традиция такая. Посему научное сообщество Содружества делает вид, что ничего не произошло. Не трубит на каждом углу о возникшем идеологическом кризисе в науке.

— Но ведь так неправильно!

— Правильно, неправильно — не самое это важное в жизни. Любое научное утверждение должно иметь убедительное обоснование. Иначе оно попадает в разряд фантазий. Занятий для несерьезных людей. Так что не будет официального открытия никаких научных проектов. Но, конечно, добытые Благовым факты не забудутся. Появятся одиночки, публикующие на свой страх и риск научные работы для узкого круга единомышленников, маскируясь попытками решения каких-либо частных, чисто умозрительных задачек.

— Но почему нельзя собрать всех этих одиночек под одной крышей, в каком-нибудь институте? Совместными усилиями дела их пойдут веселей.

— Да потому, что нельзя. Природа человека не позволяет. Очень быстро работы этого института будут объявлены лженаучными, а среди сотрудников начнут преобладать чудаки с неадекватной психикой.

На лице Месенна возникла недоверчивая гримаса. Однако возражать он не стал.

— Ты говорил о плохом зрении. Но ведь экспедиция Благова все прекрасно видела, все предельно точно измеряла. Теоретически ничего не пропущено.

— Я употребил характеристику "плохое" в том смысле, что мы не в состоянии осмыслить полученную информацию. Увидеть, как в моем примере с деревом, внутреннюю природу вскрытых явлений. Кстати, вот тебе еще одно доказательство того, что отличие мага от обычного человека — только в умении силой мысли оперировать материальными предметами, в структуре мышления отличий нет. По большому счету, как мы, маги, родились людьми, так людьми и остаемся.

— Ну, не знаю, не знаю... У тебя еще есть, что сказать?

— Могу добавить, что усвоить новую информацию нам не позволяет уровень мышления. Это является подтверждением старой истины, что наши абстрактные понятия не более чем продукт адаптации мышления к сложившимся условиям существования.

— Или наоборот, как говорил Ник Улин: условия нашего существования подстроены под нашу структуру мышления.

— Не буду спорить. Как ни поверни — все едино.

— По-твоему, мы столкнулись с принципиально непознаваемыми явлениями?

— Скорее всего, именно так. В очередной раз. Давно пора заняться самим собой. Научиться более широко и глубоко смотреть на мир. Перетряхнуть исторически сложившуюся систему абстрактных понятий. Не шарахаться от логических противоречий, а научиться спокойно работать с ними. Иными словами, изменить самих себя. Сделать следующий шажок на пути эволюции.

Глаза Месенна не мигая смотрели в неопределенность. Помолчав с минуту, он сказал:

— Не забыл я твои давешние слова о предзаданности свойств чисел. Искал другие непреодолимые ограничения нашего мышления. Нашел. Одно из них — мы умеем рассуждать только одномерно-линейно и никак иначе. Но уже давно открыты объекты, представляемые как бы не одномерной величиной, а вектором. И мы совсем не умеем обращаться с этими векторами как с целостностями. Не умеем одновременно оперировать всеми компонентами этих векторов. Тем более не умеем отслеживать, как одна их компонента усиливает или уменьшает проявления другой.

— Что за подозрительные вектора?

— Навязший в зубах пример — свет. Для нас он представим либо корпускулами, либо волнами. Помыслить о нем одновременно как о волнах и частицах и вписать их в одно уравнение мы не в состоянии. То же — для всех прочих объектов микромира. Более близкий тебе пример — человек. Для нас каждый наш собрат либо самостоятельная личность, либо маленький элементик общества, полностью от него зависимый. В первом случае мы восхищаемся уникальностью отдельной личности — каждый, мол, своя Вселенная. Во втором случае говорим об уровне заболеваемости различными болезнями, о потребительской корзине, продолжительности жизни и так далее. Но одновременно представить человека как индивидуума и как общественную частицу мы не можем.

Неторопливо допив свой напиток, Месенн продолжил:

— Возникает несколько каверзных вопросов. Во-первых, вдруг у некоторых высоких абстракций обнаружатся не две, не три, а бесконечно много различных ипостасей? Как тогда браться за них? Во-вторых, не предопределена ли структура нашего мышления генетически? Наши молекулы ДНК при всей их вычурной закрученности все же линейны — и наша логика линейна. А если б ДНК имели другую топологию, как бы мы думали? Короче: то, что нельзя мыслить по-иному, что современная структура человеческого мышления единственно правильная, скорее всего заблуждение.

— Я подумаю, — сказал Олмир.

— Подумай еще вот над чем. Почему все новые мысли, все догадки, все озарения приходят к нам спонтанно, вне зависимости от воли и желания? Почему человек не в состоянии управлять своим творческим потенциалом? По моим представлениям, только потому, что наше самосознание неразрывно связано с мышлением. Только через мышление мы осознаем себя. А что, если существует способ отделить одно от другого? Марат, кстати, говорит, что здесь принципиальных преград он не видит. Появится возможность сознательно управлять своим интеллектом. Мышление превратится в рабочую силу, как ныне руки.

— Представляю, каким окажется новое, интеллектическое общество. Соединение разума целых планет в одно целое, как когда-то давно на Земле объединяли физический труд на фабриках и заводах. Возникновение мыслегонных конвейеров, у которых люди, производя по указанию сверху и своему желанию невообразимо глубокие новые мысли, клепают сказочно сложные абстрактные конструкции...

— Вначале некоторый откат в варварство, несомненно, будет. Как иначе-то? Встав на ноги, за мелочь — прямохождение — человек долго расплачивался сердечно-сосудистыми болезнями и проблемами с позвоночником. Теплокровные вынуждены потреблять больше пищи и, соответственно, тратить больше сил и времени на обеспечение своего существования, чем холоднокровные. Тем более — живущие на суше по сравнению со своими дальними предками, пребывающими в воде, в термодинамическом равновесии с окружающей средой. Если ж вспомнить, что эукариоты на пути к совершенствованию лишились личного бессмертия, приписываемого прокариотам, то не хочется строить даже робкие предположения, что потеряли живые, отделившись рефлексивными метаболическими связями от остального мира. Однако прогресс рано или поздно с лихвой возвращает все временные потери.

— Возвращает, — послушно согласился Олмир.

— Я не понял. Ты будешь или нет разбираться с дарами Перворожденных?

— Конечно буду, Месенн. Разве я оставлю тебя в одиночестве? Помощи от научного сообщества, как я предполагаю, не будет. Поэтому придется самим браться за это дело — движение по пути прогресса не остановить. Когда-то гоминиды приобрели разум. Это был первый шаг. Второй совершили вы, маги, сбросив материальные путы. Нам с тобой придется сделать третий шаг — освободить свое мышление.