Кайа. История про одолженную жизнь (том Первый)

Фирма, телефон которой дал мне мой врач, оказалась довольна известной в узких кругах. Они оперативно решили все вопросы, которых оказалось не мало для процедуры, ради которой я обратился и организовали поездку.

— На кого вы хотите оформить право наследования вашего имущества? — спросил нотариус, работающий с фирмой.

— На свою дальнюю родственницу, — ответил я, назвав ФИО и другие известные мне данные этой самой родственницы, которую я никогда в жизни не видел.

"Дамы и господа, наш самолет готов к посадке. Просим Вас убедиться, что все электронные устройства переведены в авиарежим или выключены. Ремень безопасности застегнут. Стойка кресла в вертикальном положении. Столик убран".

— Цель Вашего визита в Швейцарскую Конфедерацию? — задала мне вопрос офицер пограничного контроля.

— Медицинский туризм, — ответил я.

— Могу я увидеть Ваш паспорт? — спросила она

— Пожалуйста, — ответил я, протягивая паспорт.

— Добро пожаловать в Швейцарию, — сказала она, вернув мне документы.

В зале прилета меня уже ожидали представители фирмы, оказывавшей определенного рода услуги.

— Здравствуйте, господин Мазовецкий, — поприветствовал меня довольно молодой человек по-русски, но с сильным акцентом. И протянул мне руку.

— Здравствуйте, — ответил я, пожимая ее.

— Как ваше самочувствие? — спросил молодой человек

— Если хотите, мы можем организовать для Вас обзорную экскурсию по достопримечательностям нашего города.

— Сегодня я чувствую себя неплохо, — ответил я, — но поездка выдалась довольно утомительной, поэтому с сожалением откажусь от осмотра вашего замечательного города.

— Как пожелаете. Пойдемте, пожалуйста.

Мы дошли до автомобиля, который отвез меня в арендованный загородный домик, на берегу швейцарского озера.

Половину следующего дня заняла бумажная волокита. Мне пришла в голову довольно забавная мысль, что даже покинуть бренный мир, не заполнив тонну бумаг — проблематично.

Медицинский юрист фирмы ознакомилась с переведенными на английский язык и заверенными у нотариуса материалами, подтверждавшими, что исцеление моей болезни не представляется возможным, сказав, что все бумаги оформлены как надо. После чего, я произнес на камеру под запись, что все то, что произойдет сегодня вечером, будет исключительно по моей просьбе и с моего согласия, в силу неизлечимости моей болезни.

Эти формальности нужны были для полиции.

Также я отправил два электронных письма, двум разным адресатам, с просьбой уволить меня по собственному желанию, в связи с тяжелой болезнью.

После чего, отправился на последнюю свою прогулку в этой жизни, на берег, поглазеть на живописное озеро.

Вечером. Компанию за ужином мне составили три барышни. Психолог, с которой мы приятно поболтали, юрист, и медик, готовившая "лекарство" и констатировавшая очевидное.

Мне объяснили, что "лекарство" — это мощное снотворное, передозировка которого вызывает остановку дыхания во сне.

Врач предупредила в последний раз о том, что "лекарство" меня убьет. И сказала, что, если я хочу отказаться, то это как раз тот самый последний шанс. Услышав мой ответ, она поставила передо мной бокал с вином.

— Очень хорошее вино, — произнесла она.

— Не сомневаюсь, — ответил я спокойно.

— Если хотите, мы можем оставить вас одного, — предложила психолог.

— Будьте так добры, — ответил я.

И они удалились. Остались только я, бокал вина и камера, которая снимала все происходившее.

Собрав все мужество, что я имел, дрожащими руками потянулся к бокалу.

И тут в голове возникла сцена монолога Роя, из отличного старого фильма: "Бегущий по лезвию":

"Я видел такое, во что вы, люди, просто не поверите. Штурмовые корабли в огне на подступах к Ориону. Я смотрел, как Си-лучи мерцают во тьме близ врат Тангейзера. Все эти мгновения исчезнут во времени, как слёзы под дождём. Пора умирать".

Очень в тему.

Ни о чем более не размышляя, быстро, пока меня не покинуло мужество, отнюдь мне не свойственное, и я не вылил на пол "лекарство" — выпил содержимое бокала практически залпом и откинулся в кресле. Незаметно для себя, я погрузился в глубокий сон, как в бездонный колодец.

А после, я сделал то, чего сделать никак не ожидал.

Я открыл глаза...

Глава 2

А как их было не открыть, когда поочередно, то в один глаз, то в другой, что-то ярко светит?

Сначала я не понял, что происходит. Ибо я не проснулся, а очнулся. Со мной такое уже случалось в моей юности, когда я с ребятами на даче, напился до потери сознания. То пробуждение было очень похоже на мое теперешнее.

Однако, затем я вспомнил домик, на берегу швейцарского озера. И бокал вина.

От чего весьма разозлился. Да и кто, на моем месте, не разозлился бы? Отдал такие бабки, а помереть спокойно не дают!

Несколько дней спустя. Лежу на животе, на массажном столе, и, что называется, получаю удовольствие. Крепкая женщина делает мне интенсивный массаж спины и конечностей, разминая мышцы, которые, по всей видимости, давненько уже не получали работы. Размышляю.

Недавно со мной случилось то, чего не могло быть, потому что, не могло быть никогда, но, тем не менее, случилось.

Я обрел новую жизнь. Реинкарнировал. Или как еще это называется. Потому, что моя душа, вырвавшись из своей старой тюрьмы из плоти, попала в новую.

И, к моему ужасу, тюрьма эта оказалась женского пола.

Когда я очнулся, у меня сразу возникло ощущение какой-то неправильности. А я такой человек, который всегда прислушивается к своей интуиции. Повращав глазами, ибо ничто другое меня почти не слушалось, я сразу заметил на своей подушке длинные локоны рыжих волос. А мои волосы были темного цвета, и во время лечения они стали настолько плохи, что я очень коротко постригся.

А оглядев свое тело, что было несложно сделать, так как верхнее отделение кровати было под небольшим углом приподнято, я увидел довольно тощее девчачье тело, одетое во что-то очень похожее на ночнушку, с бугорками грудей и с небольшими стопами.

Я закрыл глаза, призывая свои чувства и эмоции к порядку. От того, чтобы не заорать благим матом, или не завизжать, так как теперь-то я, похоже, играю за женскую команду, меня остановил только годами тренированный самоконтроль, позволивший мне оставаться внешне спокойным даже перед смертью.

В своей прошлой жизни, я неоднократно читал и даже пару раз видел в живую тех, кто пытался поменять свой пол. Мне всегда было искренне жаль тех людей, чье мироощущение никак не сочеталось с их полом.

Но я-то никогда не желал изменить свой пол! Хотя, признаться, проскакивали пару раз мыслишки на тему того, что родись я женщиной, моя жизнь была бы гораздо проще и спокойнее.

До болезни у меня было нормальное крепкое тело. Я никогда не был склонен к полноте, а в Штатах, чтобы хоть как-то бороться со страхом, манией преследования и тревожным синдромом, я записался в корпоративный спортзал, где с тренером тягал штангу и гантели, занимался на тренажерах и лупил руками и ногами по мешку. Что в общем и целом помогло мне не стать, в конце-концов, клиентом спецучреждения, где лечат душу.

Успокоив чувства, стал размышлять. Я жив? Жив! Тело здоровое? Ну в общем, руки-ноги есть, ничего не болит, только сильная слабость. Я остался человеком? Человеком! Пусть и не того пола, что в прошлой жизни. А ведь мог осознать себя в каким-нибудь земляном червяке! Чего мне еще надо?

По неизвестной мне причине, я получил шанс прожить еще одну жизнь, так что не печалиться я должен, а прыгать и плясать от радости, ибо мне не было известно ни одного подобного случая.

Вообще-то, по началу, я подумал, что все происходящее — это лишь последняя фантазия гибнущего мозга, так как всегда считал, что разум и личность — есть результат работы конкретного мозга и перенести себя из одного тела в другое — технически невозможно, но прикусив пару раз губу и ощутив сильную боль, пришел к выводу, что вряд ли это фантазия.

Может атеистов не берут ни в рай, ни в ад?

— Перевернись на спину, пожалуйста, — услышал я массажистку.

Перевернувшись, я увидел свои голые, ничем не прикрытые сиськи и мне стало очень неловко. Покраснев, я прикрыл грудь рукой.

Массажистка, увидев мое движение и мою покрасневшую физиономию, ущипнула меня за щеку, сказав:

— Тут все девочки, не стесняйся.

— Ага, — ответил я, — все девочки. Да.

Массаж продолжился, и я вернулся к размышлениям о своей прошлой жизни.

Если подвести ее итог, то что можно рассказать обо мне?

Проживая в США, я, как и советовали, старался не выделяться. На работу приходил за 10 минут до начала рабочего дня, частенько, как и многие другие, задерживался сверхурочно. Вредных привычек не имел. Со всеми был неизменно вежлив и корректен. Женат не был. Детей не имел. Ни в чем криминальном замечен не был.

Дома своего построить не сумел. С деревом тоже не вышло. Сына не то что не вырастил, а даже не породил.

— Кажется, был такой, — вот, пожалуй, и все, что люди, знакомые со мной, могли бы обо мне рассказать.

Отогнав от себя грустные воспоминания, я принялся размышлять о более насущном.

Во-первых, моя палата рассчитана на одного человека. А такие тут далеко не все. Когда меня возили на разные процедуры, на кресле-каталке, я видел палаты, в которых находилось по 4 и даже по 6 детей. Ясно, как божий день, что обходится она "в копеечку". А стало быть семья Кайи не из нуждающихся.

Во-вторых, кого ребенок увидит первыми или одними из первых, придя в себя в больнице? Ну само собой родителей или иных близких родственников. Меня же не навестил за те несколько дней, что я в сознании, никто из родных Кайи. Что очень странно.

В-третьих, почему Кайа вообще оказалась в столь бедственном положении? Ответ на этот вопрос давали забинтованные запястья. Сняв бинты, едва мои руки стали более-менее меня слушаться, я увидел свежие шрамы. Похоже, Кайа резала вены и стало быть, пыталась свести с жизнью счеты.

У Вселенной, похоже, весьма специфическое чувство юмора, раз одного самоубийцу она заменила на другого.

С чего бы тринадцатилетней девочке пытаться совершить суицид?

Плохие оценки в школе? — маловероятно, она же училась не в выпускном классе.

Неразделенная любовь? Тоже вряд ли. Слишком юна. Будь ей 15-17 лет, я бы легко поверил в подобный сценарий.

Сексуальное насилие? А вот это очень может быть. Тогда становится более-менее понятно, почему никто из родных ее не навещает. Я нередко встречал в новостных лентах истории о том, как отчим насилует свою малолетнюю падчерицу, а мать, узнав, винит в случившемся дочь. Впрочем, мне неведомо есть ли у Кайи вообще отчим.

Не подтвердить и не опровергнуть версию насилия, без посещения соответствующего врача, для меня не представляется возможным. Я пока морально не готов самолично проводить подобные "расследования".

Странно во всей этой ситуации и то, почему органы следствия и чиновники "опеки" меня еще не посетили. В любом случае, попытку суицида малолетней как-то же объяснить нужно?

Вдобавок, передо мной встал очень важный вопрос. Где я собственно вообще оказался? Вокруг меня все говорят по-русски. Но русский, на котором говорят местные, все-таки не совсем тот, к которому я привык.

Это касается не синтаксиса, а словаря. И письменного стиля, который, из того, что мне удалось увидеть, напомнил мне дореволюционный стиль, до того, как его упростили Большевики.

В услышанных мной разговорах, я не заметил ни одного слова заимствованного из английского языка. Ни одного американизма. Короче говоря, многие привычные вещи теперь называются иначе. Как говорится — не было печали.

— Так, — сказала мне массажистка, — мы закончили. Как ты себя чувствуешь?

— Так хорошо, как никогда раньше, — честно оценил ее мастерство я.

Улыбнувшись, она подозвала медперсонал, который помог мне одеться и сесть в кресло. После чего меня вернули обратно в мою палату.

В процессе тестирования врачи выяснили, что я страдаю некой редкой формой амнезии. Объяснить которую они не могли. Что, по-моему, привело некоторых из них в восторг. Кажется, что кое-кто из них решил сделать карьеру на моем случае. Флаг им в руки, как говорится. Пусть развлекаются, мешать им я не собираюсь. По крайней мере до тех пор, пока они не захотят устроить мне сеанс гипноза или вскрыть мой череп. Для меня самое главное сейчас прояснить ситуацию с семьей и поскорее выбраться из этого славного местечка.

Я собрался было попросить, чтобы мне помогли принять ванну, но в этот момент в палату вошла доктор, мне незнакомая.

— Привет, Кайа — поприветствовала меня вошедшая.

— Здравствуйте, — ответил я

— Как твое самочувствие? Поболтаем немного? — спросила она, с располагающей улыбкой.

— Почему бы и нет? — я вернул ей улыбку, — помогите мне, пожалуйста, принять ванну.

Во время банных процедур, меня всегда сопровождал медперсонал. Во-первых, потому что, самому мне еще трудно было дойти и залезть в ванну. А во-вторых, за мной пристально следили.

"Склонна к суициду" — наверное так, большими красными буквами, через всю первую страницу моей медицинской карты, гласило предупреждение. Такое же клеймо, как "склонен к побегу" — у заключенных.

Так что, меня контролировали днем и ночью. Камеры наблюдения я заметил даже в туалете. Для моей безопасности, само собой. Как в анекдоте.

Доктор уселась на край ванны, когда я, с ее помощью в нее забрался. После чего пустила воду.

Я смотрел на нее, ожидая, когда она начнет беседу, с обычным для меня выражением полного спокойствия.

Она также разглядывала меня, уделяя особое внимание моему лицу.

Я почувствовал сильное смущение от того, что посторонний человек разглядывает мое обнаженное тело. Чего раньше со мной не происходило, я бы и не подумал смущаться в подобной ситуации, в своей прошлой жизни.

Я добавил в струю воды пену для ванны и когда вода заполнила ванну, было видно лишь мою голову, торчавшую над белым полем пены.

— Меня зовут Ольгой Александровной, — представилась она, — но это слишком формально. Лучше зови меня Ольгой.

С ее лица не сходила располагающая улыбка.

— Меня зовут Кайей, — ответил я, — впрочем, вам это, естественно, известно.

— Само-собой, — подтвердила она, — С сегодняшнего дня ты моя пациентка. Надеюсь ты не против, если я буду задавать тебе вопросы?

— Ольга, мы же договорились поболтать. Будет не честно, если задавать вопросы будете только вы. У меня тоже есть, о чем Вас спросить, — ответил ей я, расслабляясь в горячей воде.

— Ты интересная, болтаешь со мной, как моя подруга. Обычно дети твоего возраста не так раскованы в общении со взрослыми, а учитывая некоторые трудности с твоей памятью, ты вообще умница.

— А я вовсе не против стать вашей подругой, Ольга, — ответил ей с улыбкой я.

Чем вызвал у нее веселый смех.

— О чем же ты меня хотела спросить? — поинтересовалась мой доктор.

— Думаю, что вы уже знаете, Ольга, что даже свое имя я узнала с помощью вот этого браслета, — подняв из воды руку, я показал эластичный браслет, на котором было написано: