Чужой берег (от 27.11.20)

— Задача у нас простая. Взять, спеленать, разузнать. Откуда отраву берёт, кто надоумил среди рабочих распространять. Сегодня как раз выходной у человека. Простое дело! Легкое!

— И где он?

— На Поганке.

Плохо. Ганзберг, с его по-гномьему строгой квадратичной структурой, расходился от центра ломаными линиями изолированных друг от друга районов — деловых, производственных, жилых. На сетку экономического разделения сверху накладывались расовые и национальные противоречия. Гномы не пересекались с людьми, люди с полуорками и гоблинами, гоблины и полуорки с кобольдами. Все жили обособленными общинами, маленькими Сицилиями и Ирландиями, тихо ненавидя друг друга. Временами ненависть становилась громкой, выплескивалась наружу выбитыми окнами, полыхающими домами, рядами накрытых трупов в переполненных мертвецких.

Но Ганзберг рос, рос стремительно, в нём жило уже больше миллиона. На отдаленных окраинах появлялись районы нового типа. Настолько бедные, настолько неказистые, что здесь, в нищете и ужасе, среди отбросов малых сообществ, селились представители всех рас. Хватались за любую работу, легальную и нелегальную. Пили паленку, ели объедки, крали, грабили и убивали — друг друга, соседей из цивилизованных районов. Умерших нередко закапывали прямо внутри "плохих" районов. К ужасу санитарных врачей из городского совета — тех редких храбрецов, кто рисковал сунуться в трущобы. Но пока городу были нужны рабочие на самые страшные и низкооплачиваемые работы — и находились бедолаги, согласные на подобное — трущобы разрастались.

Наркоторговец жил в одном из таких районов. С одной стороны — умно. Ни полицейские, ни гномские "эскадроны смерти", из белобрысых и узкоглазых сихиртя, в такой район без нужды не сунутся. А если сунутся, то никак не за одним несчастным наркоторговцем. Да и предупредят того, поди — "эскадроны смерти" предпочитали устраивать карательные рейды. Жестокие, эффектные, совершенно неэффективные. О которых загодя извещали всех и вся, с репортажами в каждой второй газете. Добропорядочные налогоплательщики должны были знать, на что идут их средства. И как городские власти — а также приравненные к ним крупнейшие финансово-промышленные кланы гномов — решают проблемы великого торгового бурга.

Да и с какой стороны не посмотри — умно! Распространяет, поди, на работе или в районах удаленнее. Не возьмись кто искать, всерьез, вот как они — годами мог толкать дурь. А навар хранить в гномских банках. У подземных одно время конфиденциальность клиентов даже главной рекламной речевкой ходила, "мы не спрашиваем". Ничего не стеснялись, владыки континентские!

Наркоторговцу удобно, им — нет. Плохой район Поганка, как ни крути плохой. Дощатые бараки, глухие улочки, утопающие в грязи и нечистотах. Много лихого люда, готового на всё. Начнешь перестрелку — того и гляди, кто присоединится! Для кого-то даже Уэбли ценность. Или ботинки на твоих ногах.

Анджей достал из-под кровати чемодан. Щелкнул замками, вытащил пару гномьих реплик-официалок Кольтов, нагрудную кобуру для них. Зарядил Кольты, натянул поверх рубахи свитер тонкой шерсти и отвратно пахнущей вискозы, закрепил кобуру. Кольты на грудь, Уэбли в набедренные кобуры. Ноги в ботинки с высоким берцем, гномское изобретение. Незаточенный складной нож — тот самый, трофейный, ставший почти родным! — полусгибом, на гренадерский манер, в задний карман. Широкую шинель йормландских пехотинцев поверх свитера. Черный платок-трубу на шею. Можно выдвигаться.

Абель вооружился на манер Анджея, парные Кольты подменила полудюжина метательных топориков.

Выдвинулись пешком — идти до Поганки выходило около трех верст. Часа за полтора-два, если знать дорогу, можно дойти, срезая дворами и перелезая через заборы. Абель, живший в Ганзберге уже третий год, дорогу знал.

Взяли кобольдских лепешек (3) с сыром и с потрохами, кофе в картонных стаканчиках. Хоть какая-то польза от эльфов — их программа по восстановлению поголовья коровок на континенте, наконец сработала, после нескольких голодных лет. Теперь повсюду на прилавках, от вольных городов Ирридики до русинского Крома Сиюящего, можно было взять дешевого молодого сыра. Из которого кобольды — главные специалисты континента по приготовлению съедобной (!) пищи из чего угодно — наладили в Ганзберге производство доступной и дешевой уличной еды.

По пути Абель с воодушевлением рассказывал Анджею о своих занятиях наукой гимнастикой. Новомодное поветрие, занесенное из Арании русинскими борцами и силачами, изрядно распространилось по герцогству. Гномы, без которых в Йормланде не принимали ничего существенного, увидели в гимнастике пользу своим интересам. Силовая гимнастика превращала людей в совершенные автоматы. Силовая гимнастика направляла агрессию с улиц в тягание железа. Силовая гимнастика поставляла крепких молодых рабов для фабрик и шахт. По внутренним дворикам рабочих слобод Ганзберга, как грибы после дождя, проросли площадки с турниками и брусьями, пудовыми гирями и многопудовыми цепями.

В рабочей среде, у тех, у кого оставались хоть какие-то силы после изматывающих смен — или среди тех, кто сумел, трудом и удачей, выбиться в мастера, аристократию рабочих слобод — гимнастика завоевала изрядную популярность. Детишкам, стараниями Черного Знамени не допущенных к тяжелым работам до двенадцати лет, новое развлечение тоже понравилось.

Анджей поддакивал, через слово. Силовая гимнастика и в Республике шла за наипервейший писк моды — Бужака вспомнить, невезучего рядового. Каждый первый гвардеец, а за ними и молодежь из линейных полков, стремился набрать как можно больше дурного мяса. Ворочал гири, тягал снаряды, упражнялся в попытках поднять лошадь. Хотя в бою, против пули, та сила помогала ровно никак. Людей убивать дело нехитрое, пани Юлию вспомнить, суку кровавую!

К исходу второго часа добрались до границы Поганки. На крыше ближней заброшенной голубятни показался гоблинёнок, замахал Абелю, заулыбался щербатым ртом. Из-за угла показались еще трое сорванцов. Кожа да кости, шкура серого цвета вместо положенного ярко-зеленого. Дети подземелий.

Анджей посмотрел на недоеденную порцию лепешек в руках. Отдал детишкам. Хоть какая-то справедливость.

Как бы ни было тяжело людскому рабочему классу — гоблинскому приходилось стократ хуже. На чистую работу, на фабрики, кабаки, в извозку, гоблинов не брали. Оставалась только самая дурная и тяжкая — в шахтах, трубочистами, ассенизаторами, грузчиками на угольных станциях. Зеленоухие брались за любую черную и грязную работу. Денег получали меньше, травм и смертей больше. А когда людской рабочий класс подпирало, накатывало черное отчаяние — его, первым делом, вымещали на соседях. И если гномов, после пары первых бунтов, подавленных с чисто подземной педантичностью — участников под расстрел, жен и детей в кандалы и в колонии — трогать опасались, то на гоблинские районы изливали все накопившееся. С каждым таким излиянием, с сожженными домами, выбитыми витринами, трупами на улицах, еще больше гоблинят пополняли ряды сирот.

Детишки заулыбались Анджею, впились зубами в лепешки. Один, самый нахальный с виду, затараторил на гоблинском, объясняя Абелю, куда идти. Анджей понимал слово из десяти, все больше, ругательства.

Абель пожал руку малышу. Тот кивнул со взрослой, а оттого кажущейся слегка карикатурной серьезностью.

— Бегите, товарищи! Спасибо!

Гоблин повернулся к напарнику.

— Все в лучшем виде, бледношкурый! Срисовали гниду по полной! Где сидит, как сидит, все высмотрели! В номерах, на пересечении Пятой и Грязеводской. Трехэтажный барак.

— Разведка — великое дело! Идти далеко?

— Следующий переулок, два угла направо, и будем на месте.

— Полверсты, если как ворона летит. — Прикинул расстояние Подолянский.

— А если срет при этом, то и того дольше! — Абель, засмеявшись, показал ладонью волнообразное движение: — От облегчения подбрасывает! На траекторию расстояние тратится!

— Пошли, подбрасыватель!

Свернули в переулок, остановились. Вокруг протянулись высокие заборы, без просветов. Полное отсутствие свидетелей. Хорошо.

Анджей подтянул легкий шарф-трубу с шеи до носа. Зря брился сегодня — на щетине материя держится лучше. Расстегнул нижние пуговицы пальто, вытянул левый револьвер из кобуры. Взвел курок, аккуратно сунул обратно. Лучше рискнуть и получить пулю в ногу, чем бороться с тугим самовзводом в бою, с первым выстрелом в молоко. Абель, по примеру напарника, расстегнулся, проверил, легко ли ходят топорики в ременных петлях.

— Готов?

— Пошли!

Наркоторговец жил совсем недалеко от границы ближайшего "цивилизованного" района. Видать, атмосфера Поганки пронимала и его, не стал углубляться в самые недра. Анджей, которому миазмы Поганки били копытом в нос, наркоторговца понимал. Ботинки при каждом шаге погружались в жидкую смесь из дерьма, грязи и объедков. Если ассенизаторы появлялись на Поганке, то ради паленой водки и доступных женщин. А нечистоты выгребал один только дождь.

До нужного дома дошли быстро.

Остановились на углу, возле здоровенного куста когда-то сирени. Листья побиты болезнью, ветки обломаны, украшены тряпками, мусором и дохлыми крысами. Не сирень, а рождественское дерево из кошмаров!

Гоблин вытащил револьвер, зачем-то навел на дом. Взвесил, убрал с боевого взвода. Вытянул топорик из петли. Пригнулся, порысил к дому с оружием наперевес — Анджей аж крякнул. Потянул Кольт на свет, положил на сгиб локтя, занял позицию поустойчивее. Если гоблин нашумит — придется прикрывать огнем. Анджей в который раз пожалел, что нет под рукой привычной винтовки.

Абель вернулся через пять минут, с перекинутыми за спину дробовиком и патронташем. С кровью на топорике. Покачал головой.

— Беда. Головастики напутали.

— Номеров нет?

— Этажом выше в доме бордель.

— Так ты поэтому как жеребец на случке помчался? А если бы кто из окна глянул? Совсем мозгов нет?

— Да кто увидит, чужак! — отмахнулся Абель. — Окна твои, вон, зашторенные-заблеванные все. Да и спят, поди... Охранник за домом теперь точно спит. У уборной терся, с черного входа. В уборной и прилёг, не булькнул.

— Значит, берём в ножи, раз спят. Не будем будить. А патроны и на отход пригодятся. Если кто пробулькается, — Анджей кивнул на дробовик.

Перед парадным входом опустили маски, попытались вдохнуть "свежего

воздуха"... Тут же вытащили папиросы из портсигара. Задымили. Анджей вдохнул дым с облегчением. Запах дерьма донимал и выводил из себя. И папиросы шли за еще один способ маскировки. Человек с дымом в зубах — не боец, от него зла не ждешь. На это и ловили.

Поднялись, с носка на пятку, на второй этаж. Лестница, застеленная засаленным грязно-желтым ковром, почти не скрипела. С третьего этажа слышался смех, патефонная музыка, чьи-то шаги в ботинках с набойками. Хорошо, барак не типичный, пролеты длинные. Хоть какая-то надежда, что тихо пройдет. Подошли к нужной двери. Абель поскрёбся в косяк, заголосил тоненько.

— Друг, погибаю, друг! Спасай, друг! Счастье нужно, друг!

Абель прислушался к шуму за дверью, повторил тираду. И еще раз.

Спустя минуту дверь приоткрылась, в щель зыркнула пара злых глаз. Анджей пнул дверь. Торговец отскочил в сторону, навел ружье, раскрыл пасть для вопля. Абель щелчком швырнул окурок ему в лицо. Огонек мазнул по глазу. Вопль захлебнулся.

Анджей прыгнул вперед, врубился локтем в лицо торговца. Хрустнул нос. Грохнулись на пол, гремя костями. Анджей шибанул кулаком в лицо еще раз. Сорвал с шеи платок, запихал торговцу в рот. Широко открытый от боли — Абель подскочил, вместе с напарником. Опустил с размаху ногу на ладонь, сжимающую ружье. Размозжил пальцы.

Готово! Тычок в солнечное сплетение, чтобы не рыпался. Вздернуть на ноги, связать руки за спиной заготовленным шнуром. Еще пара ударов: по почкам, в печень, снова в солнечное сплетение. Лишить воли к сопротивлению!..

Торговец опять упал. Подняли.

Удар между ног — торговец ломается в три погибели. Поднимает вверх спелёнутые руки. Абель кинул трофейный дробовик Анджею, просунул ладонь между руками торговца, сгрёб волосы на затылке. Классический шпиковский прием. Теперь можно тащить, куда захотят, не рыпнется. Пошли обратно. Абель первым, левая ладонь на затылке, правая с взведенным револьвером нацелена вперед. Анджей сзади, дробовик ходит по кругу.

Спустились. Короткими перебежками, по проулкам, двинулись обратно. Торговец вырывался, мычал, тряс головой, пытаясь выплюнуть кляп. Остановились в заваленном мусором дворике. Подолянский врезал коленом в живот пленнику. Тот упал. Анджей, прицелился, добавил ногой в пах. Полюбовался на расплывающееся мокрое пятно. Вместе с Абелем поднял одуревшего торговца на ноги. Гоблин платком вытер лицо торговца от крови. Выщелкнул нож, упёр в кость под левой глазницей, провёл вниз, до подбородка, оставил кровоточащую черту.

— Еще раз рыпнешься — на куски порежем! Кивни, если понял.

Торговец кивнул. Анджей хихикнул про себя. Что удар коленом, что позерство с ножом — совсем для жизни не опасные. Но нужное впечатление произвели, до границы Поганки добежали без проблем... Пусть место поганое, но тихое. Режь, да кромсай, никто и не увидит! А увидит, так мимо пройдет — разборки уголовников тут привычны. Желания бежать к далекой полиции ни у кого не возникнет.

На границе с цивилзиованным районом подождали чуть. Прошедший дождь и неизбывная ганзбергская слякоть играли на руку — на улице ни души. Рывком добежали до заброшенной голубятни, запихнули торговца внутрь. Пусть воняет пометом и темно, зато пусто!

Усадили торговца на полусгнивший ящик. Скинули шинели.

Торговец пришел в себя быстро. Выпрямился, расправил плечи. Зыркнул злобно из под щелок наливающихся синяков. Хлюпнул сломанным носом. Гордый. Непростой — модная рубашка в полоску, дорогая жилетка, черно-белые штиблеты на ногах. Небось, перед зеркалом красовался, когда брать пришли. А то и наяривал на себя глядючи, какой чёткий и дерзкий рыцарь! Идейный, бля, бандит, благородный разбойник! Видели мы таких в петушином углу на каторге. И расцветка под стать.

Абель выщелкнул нож, приставил к правой глазнице торговца. Кольнул. Кивнул полузадушенному воплю.

— Смотри, родной. Места здесь глухие, дикие! Захочешь орать — никто не услышит! Кивни, если понял.

Торгаш закивал. Сняли платок. Дали воды. Выслушали хриплый поток ругани.

Анджей подшагнул сбоку, всадил кулак в печень. Наркоторговец заперхал. Абель воткнул нож в бедро, повыше. Ковырнул, потянул на себя. Запихнул платок в распяленный в крике рот.

Гоблин уселся на корточки. Наклонил голову, дернул острым ухом.

— Следующее правило! Места хоть и глухие, но ругаться не нужно. Нужно культурно разговаривать! И рассказывать. Нам, о товаре. Где берешь, у кого берешь. И без единого матерного слова. Кивни, если понял.

Наркоторговец кивнул. Абель вытащил платок. Повторили по кругу. Опять мат, Анджей воткнул кулак куда-то в подбрюшье. На этот раз не рассчитал силы — торговец рухнул на пол, заизвивался, хватая ртом воздух, зашелся в немом крике.