Потеряшка

— Извини, — сказал я порозовевшей Алёне. — Больше такое не повторится.

— Это всё внешность, — отозвалась она. — Красота мешает жить, а что-то поменять можно только через несколько лет, когда прекратится активный рост.

— Что менять? — не понял я.

— Я говорила о пластике. Можно немного подпортить...

Разговор о красоте прервала математичка. Когда закончилась алгебра, Алёна вышла в коридор общаться с девчонками, а я остался сидеть за столом.

— Ну ты попал! — сказал подошедший Дроздов. — Меня при одном взгляде на неё бросает в дрожь, и это с последней парты, а сидеть рядом...

— Обойдусь без твоего сочувствия, — ответил я Олегу. — Это только первый день, привыкнем.

В этот день привыкнуть не получилось. Мы больше не разговаривали, поэтому меня удивило, когда Алёна после окончания уроков пригласила меня её проводить.

— За мной должна приехать машина, но мы от неё отделаемся, — сказала она. — Надоело уже сидеть в четырёх стенках. Книги доставляют удовольствие, и из интернета вытянула много интересного, но хочется прогуляться и пообщаться с кем-нибудь, кроме тех, кто определяет мне правила жизни.

— А родители? — спросил я.

— Для меня они не родители, а якорь в здешней жизни. Любви у нас нет, так... уважение. Попросили влиятельного чиновника пристроить сиротку, он и выполнил, тем более что денег куры не клюют, в квартире можно играть в футбол, а своих детей у них уже, наверное, не будет. Так мы идём или нет?

— Идём, — ответил я. — Давай сумку. Кто твой новый отец?

— Один из помощников мэра. А зачем тебе моя сумка?

— Понесу. У первоклашек есть такой способ ухаживания. Мы раньше с тобой не учились...

— Возьми, — засмеялась Алёна. — Хорошо, что ты уже не так зажат. Привык?

— Смотрю в сторону.

— Сейчас мы это поправим, — пообещала она и надела большие очки с очень тёмными стёклами. — Теперь и ты будешь чувствовать себя свободней, и не привлеку внимания.

Разговаривая, мы спустились в вестибюль, где её уже ждал крепкий, коротко стриженный парень с невыразительным лицом.

— Машина у ворот, Алёна Васильевна, — сказал он. — Давайте я понесу сумку.

— У меня уже есть ухажёр, Валентин, — отказала она. — Мы пойдём пешком. Если хотите, можете проводить, только не наступайте нам на пятки.

— Это нарушение инструкции, — возразил телохранитель.

— Вашей инструкции, я не подписывалась её соблюдать. Мне обещали свободу, а вы ведёте себя не как охранник, а как конвоир. В этих очках меня никто не узнает. В Москве часто среди бела дня похищают девушек?

Он сдался и молча пошёл следом.

— Куда идём? — спросил я.

Она назвала адрес.

— Если не пользоваться метро, дойдём минут за сорок, — прикинул я. — Не устанешь?

— Шутишь? — отозвалась Алёна. — Мне, наоборот, не хватает движения. Кстати, кто твои родители и где ты живёшь?

— Отец работает начальником отдела в префектуре, а мать развлекается, — ответил я и тоже назвал адрес. — Ты говорила о книгах. Неужели нравится их читать?

Мы вышли на улицу и двинулись в нужную сторону. Валентин объяснился с водителем стоявшего у ворот "мерседеса" и теперь следовал за нами в десяти шагах.

— Да, мне нравится читать, — ответила Алёна, — конечно, не всё подряд, а только интересные книги. Неужели ты не читаешь?

— Пробовал книги по школьной программе, но там такая муть, что проще скачать краткое содержание из интернета, чем их читать.

— Как всё запущено! — покачала она головой и повернулась к телохранителю. — Валентин, идите так, чтобы не слышать наш разговор!

Мы ускорили шаг и оторвались от послушно притормозившего парня.

— Книг ты не читаешь, — продолжила Алёна. — А чем любишь заниматься?

— В основном играми, — ответил я. — У меня очень хороший комп и классная виртуальность.

— И всё? — удивилась она. — Через два года нужно выбирать специальность, а у тебя нет никаких интересов?

— Отец что-нибудь выберет. От армии отмажут...

— Кажется, я ошиблась с ухажёром, — холодно сказала Алёна. — Проведём ещё один тест. Возьми это.

Она вынула из воротника пиджака что-то вроде булавки и отдала мне.

— Положи на тротуар и раздави каблуком, а то у моих кроссовок мягкая подошва. Это радиомикрофон. Второй был в сумке, но я его уже выбросила. Мне регулярно их подкладывают, а я порчу. Не из вредности, просто так борюсь за свободу.

— А разве ты не свободна? — с опаской спросил я. После слов об ухажёре показалось, что она сейчас позовёт Валентина и уйдёт, и навалился страх. Я так и не понял, чем мог обидеть, и боялся сделать это вторично.

— Мне повезло в том, что все узнали о прилёте, — ответила Алёна. — Если бы знали только ваши, я сидела бы в застенках ФСБ. Они и сейчас не оставляют надежды узнать у меня что-нибудь полезное. Моя свобода только до тех пор, пока меня контролируют. С тобой обо мне говорили?

— Был такой разговор. Пришлось обещать сообщать их полковнику всё, что ты вспомнишь. Я не собираюсь этого делать, но если бы отказался, то убрали бы из гимназии, а очень хотелось с тобой познакомиться. А как ты находишь эти булавки?

— Есть у меня такая способность. Скажи, как ты относишься к вашему прошлому? Я имею в виду СССР.

— Тоталитарный период развития, — ответил я. — А что в нём интересного? Нищета, репрессии и отсутствие прав. В учебниках всё описано. В то время у населения не было даже компьютеров!

— Тест провален, — грустно сказала Алёна. — Жаль, поначалу ты мне понравился.

— А что не так? — с отчаянием спросил я. — Не читаю книг? Так я попробую! Ты что читала?

— Вчера прочитала Симонова "Солдатами не рождаются". Это вторая книга его трилогии, но можно начать с неё. Можешь ещё почитать книги Задорного. Для начала хватит и этого.

— А разве он писал книги? — не понял я. — Я знаю его как юмориста.

— Сам ты юморист, — вздохнула она. — Погугли Николая Задорнова. Советую прочитать цикл его романов о покорении Дальнего Востока. Хороших книг много, только их нужно выбирать по своему интересу, а когда его нет...

— Хорошо, я займусь книгами. Что ещё?

— Ваши учебники истории — это убожество. Пока в интернете можно найти много достоверного об СССР. Воспоминания современников, архивы, просто интересные статьи знающих людей. Я думаю, что со временем всё это уберут, чтобы у таких, как ты, не возникало сомнений в правильности официальной пропаганды. Ты не дурак, поэтому при желании сможешь разобраться.

— А почему это для тебя так важно? — не понял я. — Пусть в СССР было что-то хорошее, о чём не пишут в учебниках, но всё это давно прошло! Ты что-нибудь вспомнила?

— Это важно для тебя, — сказала Алёна. — Ты не поймёшь меня без знания истории, а такой, как сейчас, просто не интересен. С тобой даже не о чем говорить. У тебя есть деньги?

— Сколько тебе нужно? — спросил я, удивлённый поворотом разговора.

— Дай сотню, завтра верну.

Я отдал ей купюру, которая перекочевала в сморщенную ладонь сидевшей у перехода старухи. Та воровато оглянулась и быстро спрятала деньги в одежду.

— Чего она так боится? — не поняла Алёна.

— Попрошаек обирает местная шпана, — объяснил я. — Вот она и спрятала, чтобы не отобрали.

— Как мерзко! — гадливо сказала она. — И это Россия! Ладно, мне что-то расхотелось гулять. Дойдёшь до своего дома или подбросить? Сейчас скажу Валентину, и он созвонится с шофёром.

Я отказался от их услуг и подождал, пока за Алёной не приедет машина. Ждали молча, потому что у неё пропало желание со мной общаться. Когда они уехали, я направился к ближайшему входу в метро и через полчаса был дома. К моему удивлению, отец тоже уже вернулся с работы.

— С тобой можно поговорить? — оторвал я его от телевизора.

— Сейчас досмотрю и приду, а ты пока отдыхай от учёбы.

Его пришлось ждать минут двадцать, после чего у нас состоялся необычный разговор.

— Скажи, где все наши книги? — спросил я. — Я помню, что их было много. Я тогда не умел читать, только смотрел картинки.

— Отдал всё брату. А почему они тебя заинтересовали?

— Ты же много читал, — вспомнил я. — Почему же...

— У меня очень хорошая память, — перебил он. — Помню всё прочитанное, и нет желания перечитывать, а в последние двадцать лет издают одну муру. Ты мне не ответил.

— Ты читал "Солдатами не рождаются" Симонова? — спросил я.

— Я читал у него всю трилогию. Ты объяснишь, к чему этот разговор?

— Сначала ты объясни, почему её не читал я. Сегодня мне сказали, что я пустой человек. Нет ни желаний, ни целей в жизни — одни игры. Со мной даже не о чем говорить!

— Вот оно что... И кто это сказал? Алёна?

— Неважно. Заодно скажи, было что-нибудь хорошее в вашем СССР или правда в наших учебниках?

— А почему это тебя заинтересовало? Неужели тоже из-за неё?

— Ты мне ответишь?

— Я хотел, чтобы ты жил проще. Ты задал сложный вопрос, на который нет однозначного ответа. СССР был разным в разные периоды своего развития. Нам так и не удалось построить общество социальной справедливости, хотя даже построенное было во многом лучше теперешнего. Но и недостатков было хоть отбавляй, они в конечном итоге и привели его к краху.

— Тогда почему...

— Историю пишут победители! И в их писанине, как в ваших учебниках, обычно мало правды. Только плетью обуха не перешибёшь, а время не вернуть назад. Уже не получится собрать разбежавшиеся народы, но главное — никто не даст второго шанса. Не позволит наша власть, а нынешний народ не станет умирать за идею. Тех людей, которые подняли СССР, сделали его мировой державой и отбились во всех войнах, больше нет и не будет. Мы развалились не только из-за предательства верхушки партии и усилий наших врагов, загнила большая часть населения. Когда шмотки становятся важнее свободы и будущего твоих детей, может, ты их и получишь, но лишишься и свободы, и будущего. Всё это заберут себе немногие, оставив остальных у разбитого корыта. В таких катастрофах, как распад СССР, одиночки бессильны. Умным остаётся примкнуть к тем, кто захватил власть, и доказать свою полезность.

— И ты примкнул.

— Скажи спасибо за то, что я смог это сделать и ты ни в чём не нуждаешься! Я честно зарабатываю свои деньги и не зарюсь на чужие. Сейчас такое чистоплюйство редкость.

— Спасибо, папа, — сказал я, — ты мне сильно помог.

— Не хочешь сказать, что стало причиной этого разговора? — спросил отец, не дождался ответа и вышел из комнаты.

С чтением у меня не заладилось. Я скачал текст книги, но очень скоро вынужден был обратиться за объяснениями к отцу. Когда это случилось в третий раз, он рассердился.

— Ты совсем не знаешь жизнь людей, о которых взялся читать. Нужно было смотреть больше советских фильмов, а тебе они были не интересны! Отстой и ни одного спецэффекта! Смотрел только "Карнавальную ночь" и "С лёгким паром", а это совсем не то. Были и другие, но ты видел их в таком возрасте, что ничего не запомнил. И книгу выбрал неподходящую, для тебя она слишком сложна. Советую посмотреть "Добровольцев", "Офицеров" или "Освобождение". Если хочешь, я подберу список книг, которые будут тебе интересны и не вызовут больших затруднений. Только не нужно, чтобы об этом увлечении узнала мать. Она больше меня виновата в твоём невежестве.

Фильмы я смотрел до часу ночи. Поначалу было не очень интересно, но потом увлёкся. Домашку на завтра ещё не задали, поэтому не было и подготовки к гимназии. На учёбу я ушёл со страхом, который родили вчера равнодушный тон Алёны и её слова о моей никчемности. На этот раз её привезли до звонка, и мы даже успели пообщаться.

— Привет! — окликнул я вошедшую в класс девочку.

Наш стол был ближним к дверям, поэтому она помахала всем рукой и села на своё место.

— Привет. Обиделся на меня за вчерашнее?

— Скорее испугался, — признался я. — Набросился на чтение, но многое было непонятно. Отец посоветовал смотреть старые фильмы.

Дальнейший разговор прервал звонок, следом за которым в класс вошёл учитель физики.

Урок следовал за уроком, а в перерывах Алёна общалась со всем классом и разговоров наедине больше не было. Когда прозвенел последний звонок, она со всеми простилась и ушла. Я не стал терять времени и, выйдя из гимназии, поймал такси. Очутившись дома, быстро сделал домашку и включил комп. Сгинувший в прошлом мир родителей с каждым новым фильмом всё больше переставал быть для меня чужим и непонятным. Мне не нравились в нём бедность и отсутствие привычной техники, но притягивали сами люди. Сейчас все думали только о себе, не мороча себе голову чужими бедами, если судить по фильмам, раньше было не так. Конечно, все боролись за своё счастье, но большинство делало это не за счёт других. Я не стал читать книгу Симонова, скачал и просмотрел поставленный по ней фильм. В субботу к просмотру фильмов присоединилось чтение книг из отцовского списка. Всё это время Алёна общалась со мной так же, как и с другими одноклассниками. В воскресенье было много времени, и я полез в интернет разбираться с историей. Это оказалось намного сложнее чтения романов, пока не нашёл несколько интересных статей, где всё уже было разжёвано для таких грамотеев, как я. После них было уже проще разбираться с прочитанным. Когда попадались противоречия, приходилось долго искать другие факты, а потом включать мозги. Всё, что я читал, было страшно далеко от моей жизни, и я никогда не стал бы заниматься этим по собственной воле.

Надежды изучить историю СССР за один день разлетелись вдребезги, и я занимался ею всю следующую неделю. Из тогдашних деятелей больше других заинтересовал Сталин. Природа людей не меняются, и у них всегда на первом месте собственные проблемы. Сталин был таким же, только он считал СССР своим проектом и делом всей жизни и хотел вывести его в мировые лидеры. Идеология и люди были для него только инструментами достижения этой цели. Сталин был чужд стяжательства и оставил после себя только одежду и обувь. Зря его облили грязью, по-моему, это был идеальный правитель. Главное, что ему вменяли в вину, — это репрессии, но я разобрался и с ними. Первые устроил Троцкий со своим Военным комиссариатом, в котором были тридцать четыре еврея, восемь латышей и один немец. Троцкому удалось добиться у Ленина создания собственного ревтрибунала, который он использовал в целях личного террора. Большим подспорьем ему стали члены Еврейской коммунистической партии. Троцкий неоднократно пытался включить ЕКП в ВКПб, но этому долго препятствовал Ленин. Воспользовавшись болезнью вождя, он сумел это провернуть. Боевики ЕКП стали ударной силой первой волны репрессий, в том числе и раскулачивания. У Сталина тогда не было реальной власти. Люди знали Ленина и Троцкого, а Сталин появился для них значительно позже. Посильную помощь в репрессиях оказывал возглавлявший НКВД троцкист и польский еврей Ягода. Как я уже говорил, Сталин не имел тогда власти, и Троцкий презрительно называл его руководителем партийной канцелярии. Но Сталин понемногу укреплял своё положение в партии и дал бой троцкистам после убийства Кирова в 1934 году. Вот после этого и началась вторая волна репрессий уже против самих троцкистов. У меня не было антипатии к евреям, и прочитанное не изменило этого отношения. Ну рвался к власти Лейб Давидович Бронштейн и угробил со своей сионистской бандой уйму народа, так это было сто лет назад и они сами же пострадали. Фашисты принесли нам намного больше горя, но это не мешает нормально общаться с немцами. Жаль только, что Хрущёв свалил всю вину за репрессии на Сталина, а про главного зачинщика все почему-то дружно забыли. Кровь лили и после этого, но и в то время у Сталина не было всей полноты власти, и ему приходилось считаться с мнением партийной верхушки. К тому же многих осудили за реальные преступления. Я разыскал, что в девяносто первом году военная прокуратура проверила дела двухсот семидесяти тысяч репрессированных и сто восемьдесят тысяч из них призвали виновными. Я попытался поставить себя на место Сталина. Огромное государство с множеством внутренних и внешних врагов и население, которому в большинстве плевать на всё, кроме собственного благополучия. И опираться можно только на репрессивные органы и партию, в которых хватало сволочей. Выжить можно было только по-сталински: уничтожать врагов, запугать безразличных и обрести любовь и поддержку сторонников. Нам бы сейчас такого вождя! Одна сталинская пятилетка — и можно было бы перекрыть все идущие на Запад трубопроводы, вторая — и у нас все жили бы не хуже, чем в Германии. То, что я ни в чём не нуждался, не делало меня безразличной к чужим бедам сволочью, просто я старался о них не думать. Для чего расстраиваться, если нельзя ничего изменить?