Солнце и Крест

— Поляки были католиками, — тихо заметил фон Регер.

— Хо-хо-хо! — осклабился Бруно. — Они НАЗЫВАЛИ себя католиками, но были ли они ими?! Это гнуснопрославленное предательское племя, вставшее на пути нашего великого крестового похода! Они выбрали себе в короли лживого язычника, лишь для виду принявшего Святое Крещение! И этот негодяй не желал пропустить наших рыцарей в лежавшие на Востоке языческие земли! Был ли он католиком?! Кому он самом деле служил — и кого защищал? Уж точно не великое христианское дело, а своих единомышленников, слуг Сатаны! Нет, мы не могли не вступить с ними в борьбу, и если Сибирское царство за это время усилилось, то пусть грех падет на головы предателей-поляков! И вот что я скажу тебе, брат — разве время не доказало нашу правоту? Разве победа над Польшей не позволила Ордену усилиться многократно? Разве не наши братья сумели прекратить смуты в Италии и Франции и тем самым остановить раздоры, терзавшие христианский мир? Разве не тевтонские рыцари спасли Константинополь от безбожного турецкого султана?! Разве не наши воины первыми ступили на берега Нового Света и сокрушили многочисленные царства заокеанских язычников, запятнавшие себя столь мерзкими и отвратительными преступлениями, что кровь стынет в жилах и язык застревает в горле при одной лишь мысли о них?! Сумели бы мы все это совершить, если бы не победа над Польшей? Нет, я так не думаю.

— У тебя на все готов ответ, Бруно, — усмехнулся сицилийский рыцарь Аматор.

— Как и у всякого, кто искренне верит в правоту нашего дела и не сомневается в нем, — немедленно отозвался фон Кислинг. — А как же я могу не верить, если правда на нашей стороне? И если Господь сражается рядом с нами — то кто же тогда сражается против нас?!

На это нечего было возразить, поэтому братья-рыцари провозгласили здравицу за здоровье Бруно и с удвоенными силами накинулись на еду. Завтра будет новый день бесконечной войны во славу Христа, и им понадобятся все силы.

В этот самый момент к костру подошел еще один гость и заслуженный участник крестового похода. Бруно заметил его первым.

— Вечер добрый, падре! Присоединяйтесь к нам!

— Прошу прощения, но я здесь не за этим, — смиренно отвечал отец Леодегар, перебирая четки. — Я прослышал, что вы захватили в плен знатную татарскую графиню…

— Слухи разносятся быстро, — усмехнулся Альберт фон Хаузер.

— И будто бы она родом из германских земель, — продолжал священник. — Мне хотелось бы поговорить с ней.

— Я провожу вас, падре, — кивнул Бруно фон Кислинг. — Заодно подменю Августа, бедняга до сих пор не поужинал.

Х Х Х

Некоторое время спустя отец Леодегар оказался лицом к лицу с татарской пленницей, которая встретила его крайне презрительным взглядом — точно таким же, каким она смотрела на своих тевтонских пленителей.

— А! понимаю, — сказала она. — Ты один из тех христианских попов, о которых рассказывала мне мать…

— Именно поэтому я здесь, — кивнул священник. — Мы не враги тебе, потому что ты одна из нашего народа. Не по своей воле ты оказалась в царстве тьмы, вдали от родных земель. Полагаю, что в плену языческого гарема у тебя не было возможности открыть свое сердце Господу нашему Иисусу Христу. Но теперь, когда ты очутилась среди нас, я вижу в этом знак небес и перст Божий! Теперь ты сможешь вернуться в лоно матери нашей католической церкви…

— И что потом? — насмешливо поинтересовалась сибирская принцесса. — Мне придется влачить жалкое существование в одном из ваших монастырей и замаливать свои грехи, которые я вовсе не считаю грехами? Или стать женой скучного старика вроде тебя? Ты напрасно тратишь время. Пусть я говорю на вашем языке, но я не одна из вас! Я уже говорила твоим железным болванам, кто я такая. Валия-Бакира аль Кабир, защитница Богдыхана и командир его армий! Ступай прочь, глупый старик. Меня не интересуют ни твои проповеди, ни твои боги.

— Ты напрасно гонишь меня, дитя мое, — укоризненно покачал головой отец Леодегар. — Знаешь ли ты, какая судьба ждет тебя, если ты продолжишь упорствовать в своих заблуждениях? Будь ты обычной язычницей, тебе бы просто отрубили голову. Но поскольку ты говоришь на нашем языке, к тебе отнесутся как к католичке, которая совершила немыслимое — отвернулась от Господа нашего и предала свою веру! Поэтому тебя сожгут на костре, как злостную еретичку. Как ведьму, которая носила мужскую одежду. Как изменницу…

При этих словах татарка заметно побледнела, но голос ее оставался тверд:

— Ты не только глуп, но и туговат на ухо?! Разве ты не услышал меня с первого раза? Убирайся вон, иди служить своему господину в другое место — а я останусь верна господину своему!

— Боюсь, что она безнадежна, — вздохнул священник некоторое время спустя, на выходе из палатки встретившись с вопросительным взглядом Бруно фон Кислинга. — Я доложу папскому легату. Он соберет священный трибунал, который окончательно решит ее судьбу. Но кажется мне, уже сейчас мы оба знаем, какое решение примут судьи, — и отец Леодегар несколько раз истово перекрестился.

Бруно фон Кислинг тут же упал перед ним на колени и поклонился, одновременно вонзая в землю свой меч.

— Благословите меня, преподобный отец.

— In nomine Patris, et fillii, et Spiritus Sancti, — прошептал старый священник, осеняя коленопреклоненного рыцаря крестом. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, благословляю тебя, сын мой. Пусть будет будет тверда твоя рука, сжимающая оружие, коим станешь ты и дальше разить врагов Господа. Ad maiorem Dei gloriam, к вящей славе Его, именем Его! И ныне, и присно, и во веки веков. Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen.

— Аминь, — послушно повторил Бруно и несколько раз ударил себя кулаком в грудь. После чего добавил уже другим, деловитым тоном:

— Будьте добры, преподобный отец — станете проходить мимо нашего костра, пришлите сюда брата Каттерфельда. Пора ему возвращаться на пост…

Х Х Х

Два часа спустя юный рыцарь Август фон Каттерфельд все еще стоял на посту, время от времени проверяя, все ли в порядке. Когда пленница отослала турецкую рабыню, тевтонец в очередной раз заглянув в палатку и остолбенел. Судя по всему, татарская принцесса собиралась отходить ко сну. Она стояла посреди палатки и расчесывала свои коротко остриженные, но все еще пышные волосы. Из одежды на ней не было ровным счетом ничего. Ощутив на себе чужой взгляд, она обернулась, и на ее тонких бледных губах заиграла презрительная улыбка:

— Что такое, отважный рыцарь? Никогда раньше не видел обнаженную женщину? Скажи, а это правда, что воинам вашего Ордена запрещено прикасаться к женщинам, поэтому вы поручаете своим рабам и слугам насиловать захваченных пленниц?

Эти слова как будто вывели фон Каттерфельда из оцепенения, и выражение его лица внезапно сменилось с потрясенного на иронично-презрительное — и татарская принцесса вздрогнула, как будто заглянула в зеркало; и оглянулась по сторонам в поисках одежды, чтобы укрыться от этого взгляда.

— Я вырос на хуторе в Ливонии, — доверительно поведал молодой тевтонец, — и прежде чем стал братом Ордена, знал столько женщин и наплодил столько бастардов, что ты даже вообразить себе не сможешь. У нас с этим было просто, особенно если ты господский сын… Ты даже не представляешь, сколько у нас общего. Вот увидишь. Я докажу тебе.

И прежде чем она успела возразить, крестоносец решительно бросился вперед — как несколько часов тому назад бросился в гущу сражения, в адский грохот и кровавый туман.

2.

В полдень следующего дня армия крестоносцев стояла на берегу реки, одной из многочисленных сибирских рек, чьи странные языческие имена воины христианской Европы даже не успевали запоминать. А напротив, на ее восточном берегу, замерла новая армия татарского богдыхана — свежая, многочисленная и грозная. Как будто и не было вчерашнего поражения. И пусть река промерзла до самого дна, никто не торопился сделать первый шаг и ступить на лед.

— Мы стоим здесь, как Александр Великий при Гидаспе, — пошутил начитанный сицилиец Аматор, снова навестивший своих тевтонский друзей. — Позади покоренные царства Западной Азии, а на другой стороне бесчисленное воинство индийского императора. Вот только слонов не хватает!

— Тут и без слонов есть на что посмотреть, — заметил Альберт фон Хаузер, пристально рассматривая длинные ряды татарских воинов, застывших в сверкающей броне под разноцветными знаменами. — Сдается мне, это отборная гвардия самого Богдыхана.

— То есть опять валькирии и амазонки?! — расхохотался Бруно фон Кислинг. — Жаль, слонов нет. На слонов я бы посмотрел… и убил бы заодно парочку-другую. Слонов мне до сих пор убивать не приходилось.

— Может быть появятся еще, — задумчиво пробормотал Виллиброрд фон Регер. Благородный фон Регер знал толк в слонах, потому что прежде чем вступить в ряды Тевтонского Ордена, много лет провел на Среднем Востоке, где служил в армиях королей Великой Армении и Малой Сирии, ведущих бесконечную войну против персидского шаха. — Говорят, у сибирских татар есть боевые слоны, с ног до головы покрытые шерстью. Я в это не верю, конечно, — поспешно добавил он. — Глупые детские сказки. Где это видано — шерстяные слоны?!

— Проводники говорят, — сказал Альберт фон Хаузер, — что отсюда до сибирской столицы рукой подать. Два дневных перехода, не больше. Если бы не эти вековые деревья, мы бы уже увидели ее башни! Говорят, будто город целиком построен из ледяных кирпичей, или даже высечен из цельного ледяного блока… Я не верю, конечно. Глупые детские сказки.

— Между прочим, — оживился Рамнульф Аматор, — глядя на эту реку, я вспомнил и про другого Александра, русского принца, с которым ваш Орден сразился в незапамятные времена. Кажется, это случилось в тот самый год, когда татары впервые пришли в Европу — или около того. Скажите, а это правда, что ваши братья не только потерпели поражение, но и провалились под лед?

— Нет! — хором отозвались тевтонские рыцари, а Бруно фон Кислинг ворчливо добавил: — Глупые детские сказки.

— Смотрите! — воскликнул Август фон Каттерфельд. — Татары спускаются на лед! Неужели началось?..

Но молодой рыцарь поторопился и выдал желаемое за действительное. На лед спустились всего три сибирских всадника. Подняв высоко над головами ханское знамя, они направились к западному берегу. Им навстречу выступили три рыцаря в красных плащах гвардейцев кардинала Ришелье, папского легата и формального руководителя похода. Всадники встретились на середине реки и некоторое время о чем-то беседовали. Затем все шестеро направились к «европейскому» берегу.

— Мирные переговоры, — недовольно пробурчал Бруно фон Кислинг. — Это надолго. А смысл? Разве что татарские язычники признали свое поражение и решили сложить оружие. Эх, а мне так хотелось подраться!

— Успеешь еще, — усмехнулся Аматор. — Отсюда до Катая путь неблизкий. Но я не думаю, что сибирцы сдаются. Не с такой армией. Тут что-то другое. Сдается мне, брат Бруно, у тебя еще будет возможность подраться с ними — если не сегодня, то уж наверняка завтра.

Тевтонские рыцари узнали, зачем посланцы татарского хана и гвардейцы кардинала встречались на льду замерзшей реки, когда через несколько часов к ним в лагерь примчался гонец от самого кардинала.

— Татары хотя обменять пленных, — поведал французский рыцарь. — Его высокопреосвященству стало известно, что вы держите у себя знатную татарскую пленницу. Она дочь важного сибирского военачальника. Татары готовы поменять ее на наших рыцарей, попавших в плен в начале похода.

— Лживая ведьма! — взорвался фон Кислинг, в ярости хватаясь за меч. — А нам она говорила, что дочь простого телохранителя!

— Не кипятись, Бруно, — вмешался фон Хаузер. — Телохранители богдыхана не бывают простыми воинами, их набирают из очень знатных родов. Некоторые равны нашим графам или даже герцогам.

— Не может такого быть, чтобы татарский язычник был равен нашему герцогу, — убежденно заявил Бруно. — И передай его высокопреосвященству, пусть этих жалких трусов, которые угодили в татарский плен, поставят под мое начало. Я прослежу за тем, чтобы они искупили свою вину перед Господом и Орденом — кровью, если потребуется!

— Обязательно передам, — улыбнулся в усы кардинальский посланец, но фон Кислинг не обратил на это никакого внимания.

Чуть позже прискакал еще один гонец, с новым приказом, на этот раз от великого магистра Ордена. К северу от того места, где встала крестоносная армия, ниже по течению реки, разведчики наткнулись на брошенную сибирскую крепость. Бруно и его товарищам поручилось занять ее, прежде чем татары передумают и вернутся. Судя по всему, перед уходом сибирские воины подожгли покидаемый форпост, но крайне неудачно. Небольшая, но добротная каменная крепость, господствовавшая над переправой, совсем не пострадала. Возможно, какой-то молодой и неопытный татарский командир еще поплатится за это головой.

— А может и нет, — ухмыльнулся Бруно, когда тевтонцы наткнулись в подвале на несколько бочек с вином. Несмотря на соблазнительный запах, к трофеям никто даже не притронулся. Привели обозного раба — в обозе всегда найдется ленивый бездельник, которого не жалко — и велели выпить ему полную кружку. Бруно все правильно угадал — раб едва успел сделать два глотка, как лишился сознания и рухнул на пол. Хоть и не умер, но так крепко уснул, что напрасно братья-рыцари пытались привести в его чувство. Даже несколько ведер с ледяной водой не помогли. Обозный бездельник что-то бессмысленно бормотал и тут же снова закрывал глаза.

— Так вот что они задумали! — воскликнул Альберт фон Хаузер. — Хитро. Надо отдать им должное.

— Наши разведчики могли еще что-то пропустить, — заметил Бруно. — Я бы порыскал в окрестностях, вдруг это не единственная татарская хитрость…

— Я сделаю это, — вызвался фон Регер. — Самое время поразмять мои старые кости. -Он осмотрелся по сторонам. — Август, Генрих, Конрад, ступайте за мной.

3.

Словно таинственные призраки в зимней ночи скользили тевтонские рыцари в своих белых плащах меж вековых стволов великой сибирской тайги. Пусть они были пришельцами в этой стране, но воевали в ней не первый год и тоже кое-чему научились. Поэтому они были готовы достойно встретить любую опасность и выдержать столкновение с любым противником. Практически никто и ничто не могло их испугать или остановить.