Рабыня

А на лице "светлости" играло отнюдь не ласковое выражение. Он сердился.

Увёл меня в свои покои и не проронил больше ни слова. Я хотела спросить, что он думает? Но слова по-прежнему не срывались с языка.

Он разделся и юркнул в постель, затушив свет.

Я последовала его примеру. Куда ложиться? На свою сторону или в его объятия? Легла к себе. Впервые я спала отдельно от него. И мне было не уютно, и даже холодно, хотя я целиком укуталась в сорочку. Но я просто не могла себя перебороть и кинуться мириться. Я ведь не сделала ничего дурного. Хотя да, я нарушила его приказ. И чуть было не поплатилась.

Среди ночи он притянул меня к себе, снял мою ночную сорочку. И положил меня на себя. А потом поцеловал. Безумно. От былой нежности не осталось и следа. Я сама прервалась, заглянула в его глаза, сверкающие в лунном свете. Ты же обещал, что не возьмёшь, пока я сама не захочу. Но так ли я не хотела сейчас?

Он ждал. Чего? Обними же меня!

И я сама его поцеловала.

Он перевернул меня на спину, нависая сверху.

— Ты уверена?

Нет, я не была уверена. Но не хотелось, чтобы он на меня сердился. Он ведь столько ждал, терпеливо приручая, и он заслужил поощрения. Лучше я сама соглашусь, ведь сейчас он едва держит себя в руках. Я это видела. И понимала, что сегодня это произойдёт по моей воле или нет. Пусть лучше по моей.

И ещё я поняла, что лучше пусть он будет со мною, чем кто-то другой. И, вопреки всем доводам, я хотела, чтобы он меня поцеловал.

Сама потянулась к его губам. Но он вновь перевернул нас, и я оказалась сверху.

— Ты ведь чувствуешь себя. Делай, что хочешь.

И я поцеловала его. Он ответил взаимностью. И мы неистово целовались.

— Прости, что я обрезал твои красивые волосы.

Значит, это был он. Я уже к этому времени предполагала это, судя по тому, как он ко мне относился. Но до последнего не верила, ведь с того дня он ни разу не повёл себя так, как тогда, и я уже порою начинала сомневаться, что то был он.

— Зачем? — спросила я и поняла, что заговорила.

— Они скрывали тебя. Я хотел тебя видеть. Всю, без остатка.

Я приподнялась над ним, не зная, как воспринимать его слова. Радоваться тому, что это был он, или грустить, что это был ОН, и именно он подстриг меня, именно он изнасиловал. Хотя, возможно с его стороны это и не выглядело так. Он был в своём праве, заплатил за меня, я ведь не человек. Я — рабыня. А с нею можно делать всё, что вздумается. Я ведь даже не сопротивлялась, не просила об обратном. Теперь я уже жалела, что просто покорилась своей доли. Возможно, всё было бы иначе, во всяком случае с НИМ. Но теперь это было не важно. Я принадлежу ему. И он мне даёт возможность управлять близостью. Пусть так, хоть в чём-то ощутить свою ограниченную свободу.

И вместо того, чтобы ненавидеть его, я развела ноги и села на него верхом, словно на лошадь.

— Ниже... — сказал он внезапно охрипшим голосом.

И я, уперевшись ладонями в его грудь, переместилась ниже, опускаясь на выпирающую часть его тела.

Он замер, боясь пошевелиться. А я, через небольшую боль понемногу опускалась, пока было куда.

— Поцелуй меня, — попросил он.

И я последовала его просьбе. Он едва заметно направлял меня, иногда беря за стан, а порою ласкал мою грудь, спину. И когда я притомилась, мне тогда уже было приятно, он перевернул нас, и сам продолжил.

Впервые в жизни я ни о чём не жалела, и думала только о близости с ним и своих новых ощущениях, которые мне даже нравились.

— Ты очень красива, Рыжик.

— Как тебя зовут? — решила я всё же спросить, так и не зная его имени. — Кто ты?

— Светозар. Я княжич.

О, значит, тот старик был его отцом. Он выбирал сыну рабыню?

— Зачем же твой отец выбрал меня? Неужели ты сам не мог?

— У нас был с ним спор. Я ему говорил, что он никогда не сможет отдать мне лучшую рабыню из нетронутых. Я видел вас всех, и положил на тебя глаз ещё тогда, когда ты шла мимо меня. Наши с отцом вкусы совпали. И он, на удивление, отдал мне тебя.

— Значит, ты проиграл спор.

— Я ничуточки не жалею.

И Светозар, вновь оказавшись сверху, вошёл в меня. А я ведь хотела ещё что-то спросить.

— Ты неутомим.

— Я слишком долго ждал.

— Хочешь сказать, что у тебя нет других наложниц? — спросила я, пока он ласкал мою грудь.

— Нет. Ты — единственная.

Он двигался всё быстрее, напрочь развеяв все мои мысли.

А когда мы-таки разъединились, он, заграбастав меня в охапку, тут же уснул. А я наслаждалась его близостью и слушала стук его сердца, ставшего таким родным.

Утром, даже не позавтракав, он заставил меня тепло одеться в принесенную соболиную шубу и такую же шапку и повёл через дворец в покрытый снегом сад.

Я вздрагивала, стоило только завидеть кого-то. Но он тогда крепче сжимал свою руку. А ещё я стеснялась своих коротких волос, выглядывающих из-под шапки. Какие были у других, я не видела. Женщины, судя по всему, замужние, были с покрытой головой и ни одна прядка не выбивалась из платка. А молодых девушек я не видела. Были лишь совсем дети и взрослые. Поэтому мой вид выбивался из привычного, я ощущала на себя неприятные любопытные взгляды и клеймо наложницы.

Завтракали мы в беседке. Впервые вместе. Точнее завтрак накрывали нам слуги. Я всё это время не решалась войти в беседку, любуясь зимой, сняла варежки, и трогала холодный снег, и даже сделала снежок, вспоминая, как с братьями играли в крепости. Как они там? Где они? Живы ли? И если живы, как сложилась их жизнь?

Челядь удалилась.

— Заходи, — внезапно сказал Светозар охрипшим голосом. Я послушалась.

А он наклонил меня, уперев мои руки на стол и задрал подол шубы и сорочки.

— Что ты...

Но договорить я не успела. Жар растёкся по низу живота. О да, я хотела его, не смотря на холод, тут же проникающий под одежду. Что со мной такое творится?

И он вошёл в меня, и вздох облегчения вырвался у него, словно он так долго этого ждал.

— Ты ненасытен.

— О да, весь в отца.

— Тебе ведь скоро меня одной будет мало.

— Боюсь, что ты долго не выдержишь в этом ритме.

— Каком?

— Вот в этом, — и он стал двигаться, показывая ритм.

Когда же он закончил, укутал меня, и мы приступили к завтраку.

— Так всё же? — я спрашивала о том, что будет дальше, он возьмёт себе ещё рабыню? Или несколько рабынь? Знаю, я не должна ревновать, но отчего-то это осознание неприятно давило внутри.

— Если ты сама скажешь, что больше не можешь выдерживать мои домогательства.

— А если я забеременею?

Он внимательно посмотрел на меня, так и не донеся еду до рта.

— Всё зависит от того, как ты будешь себя чувствовать. Отец обычно не трогает беременных, но у него сотни наложниц. Не уверен, что смогу устоять перед единственной своей.

Он потрогал мои чуть отросшие волосы.

— Ты не против, если я вновь их подрежу? Хочу видеть твою шею.

Светозар откинул прядь вбок, оголяя шею.

— Тебе не нравятся мои волосы?

Я видела как он смотрел, словно безумец сейчас. Он достал меч. Сердце ёкнуло. Не от страха, а от предвкушения. Да я больная на голову. Как и он.

— Извини, но я не могу себя сдержать.

И он стал обрезать пряди волос, которые выступали из-под шапки. Снизу вверх, от шеи. Чтобы она полностью была оголена. Стало холодно, но я молчала. Почему-то сейчас мне казалось, что он меня не услышит. После убрал меч и припал к шее губами. У него дрожали руки, так он хотел меня. Боги, да он просто извращенец, как и его отец.

Он свернул всё со стола, не обращая внимания на бьющуюся посуду, усадил на стол, задрал подол, теперь уже спереди, мгновенно войдя в меня и покрывая поцелуями губы, ушки, и оголённую шею. И самое невероятное было, что мне это нравилось.

После он проводил меня в наши покои, а потом явился только вечером, взбешённый.

— Что случилось? — спросила я, поднимаясь с кресла и отрываясь от вышивания.

— Мне отец свинью подложил. Говорит, что я не могу ни о чём думать. Сказал, что пора взять ещё пятерых наложниц.

Такая новость меня не обрадовала.

— А ещё отец хочет опробовать тебя. Так ли ты хороша, как он себе представляет, судя по моему поведению.

— Нет! — я впервые возразила кому-то. — Я убью себя, если меня возьмёт кто-то помимо тебя.

— Глупенькая! Я тебя сам никому не отдам. Пришлось пойти на сделку.

Я не успела спросить, какую.

Он был решителен. Подошёл ко мне вплотную. Развязал завязки на сорочке. Оголил одну грудь и взял её в рот. А после встал на колени и залез с головой под подол, покрывая меня поцелуями и оглаживая.

А потом отстранился. В его глазах вновь появилось безумие. Он едва себя сдерживал.

— Я хочу, чтобы ты представила, что пришёл я, только это не я, а незнакомец. Я хочу, чтобы ты боялась, как в первый раз.

Он вышел. А вошёл он, только теперь шатающийся и от него разило вином. Неужели он так играет? Или выпил?

— О, какая милая рабыня! — сказал он не своим заплетающимся голосом. Да он пьян! — Пожалуй, стоит развлечься, пока хозяина покоев здесь нет. Говорят, ты можешь удовлетворить ненасытность княжеского сынка. А скольких ещё сможешь?

Он расшнуровывал завязки на своих портках.

А меня обуял страх. Что если и правда, это не Светозар. Да, похож на него, вот только поведение не свойственное. Он, сколько его помню, всегда был трезв. И в моём питании была лишь чистая вода, чай, взвары. Неужели так хорошо играет?

Он пугал, до дрожи.

Я попыталась вырваться и убежать, но меня силком бросили на лежанку. Задрали подол, тут же перехватывая запястья, потому как я схватила мраморное изваяние, стоящее рядом с лежанкой.

На мгновение отпустили меня, раздвигая мои ноги. И вновь приковывая к постели мёртвой хваткой. И он в меня вошёл. Резко, безумно. По телу разливался страх.

— О, да, милая. Ты — горячая штучка!

Быстрее и быстрее двигается, а потом ослабляет, и просто повисает на мне, словно неживой, придавливая всем своим весом.

— Он был прав, без волос ты ещё привлекательнее! — шепчет он вновь.

Мой насильник вновь встал на ноги и перевернул меня на живот. Вновь вошёл и стал двигаться.

— Светозар! Что с тобой?

По моим щекам текли слёзы. Мне было больно. Я его просто не узнавала. Да, ненасытен, но ведь раньше было по обоюдному согласию, кроме первого раза.

Да и поведение ему не свойственно. А речи говорит вообще ненормальные, словно это не он вовсе.

В тот вечер Светозар меня имел в разных позах, именно что насилуя. И под конец, когда я уже просто не могла стоять на ногах, он успокоился и уснул, не привлекая в свои объятия. Если честно, сейчас я была этому рада, как никогда.

После содеянного, я два дня не могла вставать. Светозар же пропал, словно это было в порядке вещей. Мне, как и раньше, приносили еду, и прислуживали. Грели воду в огромную ванну, помогали помыться. Но большей частью я лежала. И больше не оттого, что тело болело, болела душа. Никакие книги не позволяли мне отвлечься и не думать.

А потом он явился, словно ни в чём не бывало.

— Рыжик, — ласково сказал, садясь рядом, — прости меня.

А я, против воли, всхлипнула. Было отчего-то так обидно.

Светозар вытер мои слёзы и привлёк к себе, заключая в объятия.

— Прости, милая, — он нежно гладил по моим волосам, а я лишь пуще рыдала, пока слёзы не кончились. — Поговори со мной, прошу.

— За что?

— Прости. Я не хотел.

— Чего ты не хотел? — я хотела это услышать. За что он извиняется?

— Не хотел тебя брать силком.

— Но ведь брал.

— Да, брал. У меня иногда случаются помутнения рассудка, просыпается жестокость. И я ничего не могу с собой поделать, словно во мне сидит кто-то ещё, кто управляет моим телом. А я могу лишь наблюдать. Как в тот первый раз.

Он нежно гладил по спине. Я всхлипнула, не зная, как вести себя с ним. Я всё ещё была обижена.

— А ещё, я хочу, чтобы ты узнала от меня: пока это случилось, я был с другими женщинами, Рыжик. И нет мне прощенья.

Постепенно я успокаивалась. И не знала, радоваться мне или нет, что он других так же насиловал, что оставлял меня в покое и срывал свою ненормальную злость на других?

Он поцеловал мою шею.

А я отстранилась.

— Нет. Если тебе важны мои желания, то я не хочу. Не сейчас. Не знаю, как скоро смогу тебя простить. Или же ты можешь меня вновь изнасиловать, как на днях.

— Позволь хотя бы быть рядом по ночам, — он просил, не приказывал.

Я кивнула. Отвращение я испытывала лишь к телесной близости.

И потекли прежние дни, когда я вновь к нему привыкала. Мы много общались, и спали в обнимку. Зима сменилась весной, и мне не верилось, что он всё это время никому другому, кроме меня, не принадлежал.

— Скажи, ты сейчас ходишь к другим? — это было странно. Неужели у него совсем нет желания? Ведь ещё недавно он был ненасытен в обоих обликах.

— Нет.

— И ты себя как чувствуешь?

— Хорошо. С тобой мне хорошо.

— Значит, можешь обходиться без близости.

Он кивнул.

— Что говорят лекари? Они знают?

— Советовали завести постоянную рабыню. И это действительно на какое-то время умерило мой пыл.

— Но ты мне изменил.

Он кивнул.

— Да, я не мог видеть, как тебе плохо. Не смог продолжать над тобой измываться.

Эти слова что-то всколыхнули в душе моей. Неужели у него есть ко мне чувства, помимо желания? Я вспомнила его нежность. Но давать себе надежду я не могла.

— Давай уедем отсюда. Только ты и я. Туда, где мы будем одни. Где не будет других женщин.

— Я не могу.

— Почему?

— Моя жена не понесла. Мне нужен наследник.

Эти слова больно ударили по самолюбию. На что я надеялась? Что я когда-то перейду из статуса наложницы? Не бывать этому! Его слова тому подтверждение!

— Почему ты изменился? Что послужило причиной?

— Моя женитьба. Мне пришлось изменить тебе.

Я сглотнула подступивший ком.

— И долго это будет продолжаться? Ты ведь вновь пойдёшь к жене... и к другим...

— Рыжик... — его дыхание сбилось. Я помнила, что это значит. К нему возвращалось желание, он перестаёт себя контролировать.

— Уходи! Иди к своей жене! И не возвращайся, пока не достигнешь цели. Я так не могу.

Я приказывала, впервые. От отчаяния, захлестнувшего меня. Ведь я помнила, что ждёт меня после первых страстных дней и меня вновь захлёстывало отвращение.

И он молча ушёл, хлопнув дверью.

Дни текли за днями, времена лета сменяли друг друга. И я уже жалела, что так поступила со Светозаром. Меня никто не трогал, со мной никто не общался. Одиночество преследовало меня. Да, были слуги, но они лишь спрашивали, не нужно ли мне что-то, даже не сплетничая со мною. Я мотала головой, принимая подачки с княжеского стола. Обо мне продолжали заботиться. Я потеряла счёт времени, но судя по длине волос, отросших ниже пояса, прошло не одно лето. Я чувствовала себя как запертая в башне царевна из сказки, которая божий свет видела лишь в окошко, как и чувствовала дыхание ветра. Чтобы совсем не расплыться от неподвижной жизни, я каждый день делала уборку в помещении, постоянные наклоны, приседания, повороты.