Пока не знаю, как назвать

— Эй, — сказал я и сделал шаг назад, — может, всё-таки поговорим, а?

— Эт ещё зачем? — почти весело откликнулся одноглазый и шмыгнул носом. — Тут такой фарт подкатил, а мы какие-то гнилые базары базарить станем? Вот когда я твою башку отрежу, тогда может и поговорим.

Бляха-муха, да он же ни хрена не шутил! Эти уроды реально собирались отрезать пою несчастную башку. Отступать было некуда, разве что прыгать вниз, а проходы к мостикам перегородили натужно сипящие здоровяки. До них, кстати, оставалось всё меньше, а оружие определённо готовилось к удару.

И что я смогу сделать, чтобы спасти шкуру? Вспомнить уроки карате, которые посещал ещё в седьмом классе? Те приёмы, которые демонстрировал старшина в армейке, печатая меня рожей в пыль плаца? Больше, наверное, помогли бы заклинания, которые я слышал в сериале про Гарри Поттера. Ну, или по крайней мере результат оказался бы сходным.

— Конопатый, — хрюкнул одноглазый, — ты за копытами-то его следи, не тупи. Базарят он с ноги любого наглухо увалит.

К моему очень великому сожалению, я был не тот, кого они так опасались. И отступать уже оказалось совсем некуда: каблуки туфель успели повиснуть над провалом, так что я едва не балансировал на самом краю. Всё, сейчас ил полечу вниз, или меня истыкают и отрежут голову, как обещали. В глотке пересохло, а сердце сморщилось до размеров сухой вишни и упало я пятки. Я даже кричать не мог, так мне было страшно.

А стало ещё страшнее.

Внезапно за спиной того, кого одноглазый назвал Конопатым, в воздухе появилось чёрное пятно. Поначалу оно напоминало обычную чернильную кляксу, но за считанные мгновения превратилось в плоского тёмного паука. Нет, уже не плоского, а самого что ни на есть настоящего! Лохматые лапы обхватили человека со всех сторон и от вскрикнул от неожиданности. Ещё мгновение и крик испуга сменился воплем боли. Тонкие чёрные лапы словно резали могучее тело здоровяка, превращая его кровавые ошмётки.

— Дерьмо! — выкрикнул кто-то из нападавших, но в его голосе звучал скорее не страх, а ярость. — Ты же базарил, типа тут без подставы?

— Так и было, — краем глаза я видел, что одноглазый вскинул оружие, явно собираясь выстрелить. — Да кто-то облажался, мать его.

Тот, которого атаковал паук уже развалился на куски, превратившись в тошнотворную кучу плоти, смердящую чем-то, невыносимо мерзким. Я ощутил непереносимый приступ тошноты, который вынудил меня согнуться пополам. В тот же самый момент что-то громко щёлкнуло и прожужжало надо мной. Выругался одноглазый и одновременно правая нога соскользнула в пустоту.

Кто-то закричал, взвизгнул и противно заклекотал, забулькал. Я опёрся рукой о камень, в попытке удержаться на краю провала и поднял голову. Как раз чтобы увидеть, как ещё один громила превращается в кучу кровавого мяса. Товарищ несчастного попытался проткнуть тёмную тварь своим клинком, но оружие прошло сквозь паука, точно он был чем-то нематериальным. Одноглазый с руганью зажал пистолет между колен и тянул на себя какой-то рычаг. А вот последний из амбалов повёл себя вовсе не красиво: он громко завопил и ткнул в меня клинком.

К моему великому счастью, стоял нападавший немного дальше, чем было нужно для удачного попадания. К моему великому несчастью, среагировал на угрозу, я так, как реагирует обычный человек на попытку его проткнуть. То есть, отпрянул назад. При том, что одна нога и так болталась над пропастью, закончилось всё вполне логично: через пару секунд я уже полностью висел на краю бездонного провала, ощущая, как пальцы мало-помалу соскальзывают с гладкого камня.

Я напрягся изо всех сил и таки сумел подтянуться, опираясь подбородком о край обрыва. Левая нога нащупала какой-то микроскопический уступ, и я замер, не шевелясь. Что делать дальше, хрен его знает, но пошевелиться — значит нарушить достигнутое равновесие, к худу это будет или к добру.

И в этом вот неудобном и опасном равновесии, я мог видеть уже три груды мяса, минуту назад бывшие живыми людьми и последнего уцелевшего здоровяка, который отбросил оружие и держал в вытянутых руках что-то вроде медальона на цепочке. Человек вертелся из стороны в сторону и его плоское лицо искажали гримасы ужаса и ярости.

Одноглазый успел перезарядить оружие, но вместо того, чтобы использовать его, внезапно сорвался с места и исчез из моего весьма ограниченного поля зрения. Послышался скрип дерева и звук быстро удаляющихся шагов.

— Это — неприемлемо, — раздался скрипучий голос и воздух на площадке пошёл рябью, точно помехи на экране телевизора.

— Согласен, — я увидел, как возле топчущегося здоровяка появились двое в серых плащах-накидках. Стояли неизвестные спиной ко мне, так что я мог видеть лишь два лысых затылка. — Требуется принять дополнительные меры.

— Согласен.

— Медальон в руках амбала вспыхнул и истёк на землю огненными каплями. Здоровяк вскрикнул, поднёс дымящиеся ладони к лицу и вдруг зашипел, забулькал и сложился так, словно в мощном теле разом пропали все кости. Осталась лишь дымящаяся лужа красного цвета.

Честно скажу, от всего этого я охренел до такой степени, что перестал понимать, на каком свете нахожусь вообще. Ногу пронзила внезапная судорога и ступня тут же соскользнула со спасительного уступа. Громко щёлкнули зубы, когда челюсть слетела с выступа и я повис на самых кончиках пальцев, отчётливо понимая: ещё секунда-другая и я упаду.

Да и, откровенно говоря, после всего увиденного в башке включился какой-то фильтр, так что сейчас я не ощущал даже страха. Я и окружающее-то воспринимал, как какой-то фильм, в котором у героя разгибаются пальцы, и он падает...

Нет, не падает. В последнее мгновение узкая смуглая ладонь вцепилась в моё запястье и дёрнула вверх, едва не сломав кость предплечья. Я громко зашипел от боли.

— Терпи, — донёсся сверху хриплый женский голос. — Ну, или я могу отпустить.

Не надо, — попросил я и зашкрёб ногами по краю обрыва, в надежде вновь отыскать спасительную зацепку.

В этот раз не вышло, однако неизвестная, спасшая меня от гибели, великолепно справилась и сама. И вообще, такое ощущение, будто тащила машина, а не человек. Мен подняли и тут же отпустили, отчего я распластался на камне, рядом с ручейком крови.

Честно говоря, так не хотелось ко всему ещё и измазаться в липкой жидкости, что я напрягая остатки сил, попытался отползти в сторону. Получилось сдвинуться на целых полтора миллиметра, так что алый ручеёк, как и прежде, оставался возле самой щеки. Внезапно меня взяли за шкирку и перевернули на спину.

Надо мной склонилась черноволосая смуглая девица с выступающими, почти острыми скулами и ослепительно голубыми глазами. Одета незнакомка оказалась в короткую кожаную куртку и облегающие кожаные же штаны, заправленные в низкие полусапожки. На правой ноге девицы в ножнах, закреплённых на бедре ремнями, висел длинный широкий нож. Кроме того, я заметил, что в левом ухе неизвестной блестел жёлтый камень, а в правом — обычная серебристая висюлька.

Рядом с моей спасительницей появились те самые лысые парни, которых я до этого видел со спины. Ну, как парни; по гладким, ничего не выражающим физиономиям и не скажешь, сколько им лет: может — двадцать, а может и пятьдесят.

И все трое внимательно рассматривали меня. Так, словно поймали какую-то необычайно редкую зверушку.

— Эй, — сказал я и заклекотал пересохшим горлом. — Что такое?

— Как по мне, в этот раз — не очень, — сказала девица и посмотрела сначала на правого соседа, потом — на левого. — Жирный какой-то, опять же.

Вот тут мне почему-то стало очень обидно. Не могу сказать, будто обладаю неким супер-пупер спортивным телом, но вот жирным меня до сегодняшнего дня ещё никто не называл. Бывало, что Оля брала двумя пальцами за складку на животе и трясла, одновременно со смехом интересуясь: можно ли отрезать чуток, чтобы пожарить картошки. Но вот так, чтобы кто-то сказал, типа я жирный...Говорю же, стало очень обидно.

— Да, сходство не назвать идеальным попаданием, — сказал тот лысый, что стоял слева. — Но у вас имеется определённое время, дабы устранить отличия.

-Три дня — очень малый срок, — девица взяла себя пальцами за подбородок и нахмурилась. — А искусство применять нельзя.

— Исключено, — в один голос сказали оба мужчины.

— Что происходит, мать вашу? — я таки сумел откашляться. — Какого хрена вы несёте эту фигню?

— А вот голос почти совпадает, — девица щёлкнула пальцами. — Не так, как в позапрошлый раз.

— Пришлось придумывать стратегию поведения, — согласился тот, который стоял слева, — а это отняло дополнительное время и принесло дополнительные трудности.

— К счастью, длилось всё не очень долго, — добавил правый.

— Поднимайся, — девица протянула мне руку. — И хватит задавать дурацкие вопросы. Всё, что тебе нужно — тебе сообщат, а всё, что тебе не нужно — оно и не нужно.

Я сумел-таки встать на продолжающие дрожать ноги. При этом я старался не обращать внимания, на груды мяса, не так давно бывшие четырьмя вполне себе живыми мужчинами. Всякий раз, как они попадались на глаза, во рту ощущался привкус желчи, а глотка начинала болезненно сжиматься.

— Хочешь обратиться ко мне — зови Мерой, — сообщила незнакомка и кивнула в сторону деревянных мостков. — А теперь — следуй за мной и следуй, как можно быстрее. Если получится, что тебя увидят посторонние, мне придётся самой спихнуть тебя вниз.

— Стоило тогда спасать? — проворчал я, внутренне обмирая от холодной уверенности, которая прозвучала в голосе Меры. — И вообще, какого хрена меня тут все хотят прикончить?

— Не тебя, совсем не тебя, — Мера повернулась пошла вперёд так, словно нисколько не сомневалась, что я пойду следом. Впрочем, а что мне оставалось? — А спасать? Да, стоило. Но спасать я буду лишь до того, пока в тебе имеется нужда. Пока она есть.

Не слыша больше шагов за спиной, я оглянулся: двух лысых и след простыл! Причём, такое ощущение, будто оба просто растворились в воздухе. Говорю же, в этом месте происходила натуральная дьявольщина.

— Что такое? — Мера обернулась. — Что-то забыл?

— А эти двое, — я ткнул большим пальцем за спину. — Они где?

— Нигде. Так же, как и всегда. Ты идёшь или продолжаешь меня бесить?

— Даже не начинал, — пробормотал я. Тяжело вздохнул и осторожно ступил на край деревянных мостков, по которым уже торопливо шагала Мера. — Ох ты ж чёрт...

Вам никогда не доводилось шагать по тонкой доске над многокилометровой бездной? Мне, до этого дня, тоже. Я обливался потом, глотал слюну и ощущал, что моя задница готова перекусывать гвозди. Путь в десять метров показался длиннее, чем километровый забег и отнял приблизительно столько же сил, сколько пробежка на такое расстояние. Честно, за такое нужно давать награду! Или хотя бы налить сто пятьдесят коньячку.

Вместо этого, меня обругали за то, что двигаюсь подобно беременной улитке. А ведь нам, со слов спутницы, ещё предстояло преодолеть ещё около двадцати ярусов...В смысле, двадцати?! Что такое, мать его, ярус? И сколько в каждом ярусе этих долбанных мостков? Десяток на каждом? Всё — мне жопа. Пусть лучше сразу скинут вниз.

Так я и сказал. После чего Мера совершенно серьёзно осведомилась: шучу я или уже реально пора? Похоже, тут кто-то ни фига не понимает простейшего юмора. Вниз я совсем не торопился, поэтому, сцепив зубы до хруста, продолжил ползти по вздрагивающим, от каждого шага мосткам. Одна доска так и вовсе вздумала весело подпрыгивать под ногами и от этого мои внутренности моментально завязались в плотный узел.

Естественно, по сторонам я ни хрена не смотрел, так что не мог вспомнить ровным счётом ничего, кроме шатких досок переходов и благословенно твёрдой земли между ними. Так ко всему, эти хреновы мостики ещё и оказались разной длины. Среди них попадались короткие, в пару шагов и длинные, метров на тридцать. Вот на этих, в самом их центре, когда доска изгибалась дугой, становилось непереносимо жутко.

Когда-то я смотрел видос про горных туристов и хотелось попробовать, как оно, когда ты карабкаешься по скалам, постепенно поднимаясь над уровнем облаков...

Так вот, мне больше не хотелось! Я бы сейчас с радостью пошёл куда угодно: на работу, по магазинам, даже в гости к Олькиной матери, лишь бы оказаться, как можно дальше от чёртовых прогибающихся мостиков.

А Мера, черти бы её взяли, шагала легко и уверенно, точно перемещалась не по трясущимся над бездной деревяшкам, а по твёрдой ровной поверхности. Девица даже принялась насвистывать какую-то мелодию, навевающую воспоминания о шансоне в маршрутках. Я даже не знаю, рисовалась спутница передо мной, чтобы лишний раз унизить, или же ходьба по проклятым доскам действительно была для неё привычным занятием, но легкомысленное посвистывание лишний раз бесило меня, добавляя дрожи внутренностям.

Когда я на трясущихся ногах, проходил особо длинный мостик, ко всему ещё и шатающийся из стороны в сторону, конечности решили окончательно предать хозяина и тело повело в сторону от каменной стены. С ужасом я понял, что сейчас точно улечу вниз. Это осознание пришло, как вспышка, от которой тут же заледенело всё внутри. Потом меня схватили за ворот и резко дёрнули вперёд. Ощущение дикого ужаса тут же сменилось обжигающим жаром, и я едва не вывернул остатки содержимого желудка. Ну, если после предыдущего раза там что-то ещё оставалось.

— Ну что же ты за бесполезное дерьмо такое? — с досадой произнесла Мера, которая уже второй раз спасала меня от падения. — Моя бабка перед смертью и то ловчее ковыляла, чем ты!

— Твоя бабка, небось всю жизнь тут проковыляла, — я смахнул пот, выступивший на лбу, и помолился, чтобы сердце, лупящее в грудину, не проломило её. — А я эквилибристикой, если что, ни хрена не занимался.

— Чем не занимался? — подозрительно спросила Мера. — Это имеет какое-то отношение к искусству?

Мне показалось или она невзначай положила ладонь на рукоять своего свинореза? Мля, этого ещё не хватало! Что я опять не так сделал или сказал не то?

— Ты о чём? — дыхание вроде начало приходить в норму, однако индикаторы тревоги в поясничной зоне продолжали полыхать красным.

— Ты знаешь искусство? — с отчётливо различимой угрозой в голосе спросила спутница. При этом она поворачивала голову из стороны в сторону, точно пыталась что-то во мне разглядеть и теребила левую серёжку. — Умеешь?

— Да о чём ты вообще? Искусство чего? Ты про эквилибристику? Так это только какие-нибудь циркачи или гимнасты могут, а я такого сроду не умел.

— То есть с искусством ты никак не связан? — почему мне всё время, кажется, будто это слово она произносит как бы с большой буквы, да ещё и с каким-то отвращением, что ли? Ладно, не важно, главное, что Мера вроде бы начала успокаиваться.

— Ни хрена не понимаю, про что ты толкуешь, но думаю, что ни фига не связан.

— Думает он! — она хохотнула, но пальцы с рукояти ножа всё же убрала. — Всё, мы почти на месте и скоро я смогу отдохнуть от тебя и твоих идиотских выходок. Утомительно, понимаешь ли, приглядывать за калекой.