Любовь, смерть и котики

— А сигнатура? — осмелился напомнить акустик.

— А сигнатура всего лишь похожа на 'Террор', — совсем уже неуверенно добавил командир. 'Нет, так нельзя, — подумал он. — Надо что-то делать с этой неуверенностью и срочно принимать хоть какое-то решение. Иначе недолго и всякий авторитет в глазах команды потерять'.

— Разрешите мне, капитан? — поднял руку один из младших офицеров, помощник штурмана.

— Да, мистер Герцог? — в настоящий момент коммандер Гриффин был готов выслушать почти кого угодно, даже корабельного повара. Или корабельного кота. Особенно корабельного кота. Но рыжий мерзавец на мостике отсутствовал.

— А что если и японскую подводную лодку кто-то по суше перебросил? — робко продолжал юный моряк. — Не шутники, конечно, а шпионы или подкупленные предатели. Погрузили на платформу, перевезли по железной дороге и тайно спустили в Озеро под покровом ночи...

— Это что сейчас было, мистер Герцог?! — почти простонал Гриффин. — Краткое содержание нового фильма о приключениях агента Хеллборна и поручика Пеклова?!

— Осмелюсь заметить, капитан, — с решимостью человека, которому совершенно нечего терять, торопливо заговорил мичман Герцог, — как сказал однажды Шерлок Холмс, 'когда расследуешь преступление, надо отбросить прочь все заведомо невозможные варианты, а то, что останется, и будет правильным ответом, каким бы невероятным он не казался'!

— Только Холмса мне здесь и не хватало, — откровенно признался командир 'Дракайны'. — Замолчите, мичман, пока я не приказал выбросить вас за борт. Кто-нибудь еще?

— 'Террор' — это всего лишь модернизированный белголландский 'Кракен', — старпом поспешил на помощь своему капитану. — Мы захватили несколько штук во время мировой войны. Один из них может быть в Озере, с альбионским экипажем. Адмиралтейство решило устроить нам сюрприз на первом патруле — проверить, как мы отреагируем. Контр-адмирал Розенбург обожает такие штучки, и не только он...

— Нет, — отрезал Каплан. — Это не 'Кракен'. Я не мог настолько ошибиться. У 'Кракена' совсем другой звук.

— Еще раз, где вы его услышали? — уточнил Гриффин.

— Здесь, а потом здесь и здесь, — напомнил старшина.

— Такте впечатление, что она идет к острову Гибсона, — заметил капитан.

— А чем у нас известен и знаменит остров Гибсона? — задумался старший помощник.

— Вот именно, лейтенант! — в приступе воодушевления воскликнул Гриффин. — Нет, мы не станем игнорировать такое замечательное совпадение. Продолжайте слушать, старшина. И на этот раз докладывайте немедленно.

— Так точно, сэр! — старшина Каплан тут же прогнал с поста одного из младших акустиков, нахлобучил наушники и превратился в полную неподвижность.

— Я вот о чем подумал, капитан... — снова заговорил старпом Митчелл. — Если это действительно вражеский корабль... Как мы будем против него сражаться, сэр? Мы ведь в пробном патруле! У нас же на борту ничего нет! Ни торпед, ни ракет...

— Во-первых, у нас все-таки есть носовое орудие, — напомнил коммандер Гриффин. — Пусть даже из него нельзя стрелять под водой. А еще у нас есть пулеметы, револьверы, сигнальные пистолеты и ручные гранаты. Но даже если бы у нас вообще ничего не было — когда это флот отступал?!

Это был риторический вопрос, поэтому старший помощник даже не потрудился на него ответить, только вытянулся по стойке 'смирно' и принялся уважительно пожирать капитана глазами.

— Так или иначе... — продолжил командир. — Радист! Будьте готовы в любой момент нарушить радиомолчание!

— Вас понял, сэр! — отозвался дежурный офицер связи.

'Берегитесь своих желаний — иногда они сбываются, — думал коммандер Гриффин. — Я мечтал о подводных битвах с японцами — и вот, пожалуйста, они нашли меня даже в центре Австралийского Озера! И если это правда — какова наглость! Подводная лодка Ост-Азиатской Сферы в самом сердце Нового Восточного Альбиона! Что японцы тут делают? Шпионят? Или... Неужели готовят вторжение?! Собираются прямо сейчас нанести первый удар и развязать войну?.. — похолодел капитан. — Будь я проклят... Нет, мы не можем, не имеем права ошибиться'.

Потому что цена ошибки будет слишком высока — невероятно высока, и не факт, что моряки и офицеры 'Дракайны' смогут ее заплатить.

Глава 3

Первый этап операции прошел как по маслу. 'Фукушу' поднялась наверх вскоре после заката; майор Куба Тоширо пересел в моторную лодку и отчалил, а субмарина тут же вернулась на перископную глубину. За эти несколько минут на горизонте не появился ни один альбионский корабль, будь то морской или воздушный. Майор Куба перевел дыхание и прибавил скорость. Его путь лежал к острову Гибсона.

Остров Гибсона был знаменит и известен тем, что на нем обитала самая большая японская община Восточного Альбиона. Первые японцы появились в Австралии еще во второй половине XIX века, вскоре после белголландского завоевания Ниппона — в первую очередь это были профессиональные ловцы жемчуга; за ними последовали политические и экономические беженцы из новой белголландской колонии, искавшие в Австралию лучшую долю. Найти ее удалось далеко не всем, но так или иначе, к середине следующего, ХХ века, в Восточном Альбионе проживало около двух тысяч японцев.

Но когда Альбионская Федерация и Белголландская Империя обменялись первыми залпами, всех австралийских японцев скопом записали в подданные вражеского государства и загнали в концлагеря 'в интересах национальной безопасности'. При этом альбионские чиновники совершенно не принимали во внимание время и обстоятельства прибытия того или иного японца на австралийский материк. Больше того, австралийцы собирались сразу после победы депортировать всех японцев обратно на Материнские Острова. Однако новая международная обстановка сыграла с этими планами злую шутку. Белголландский доминион Япан превратился в Японскую Демократическую Республику, врага куда более серьезного и опасного. Постоянные перестрелки на морских границах, минимальные дипломатические сношения, и уж точно никакого движения гражданских лиц из одной страны в другую. 'Пришлось австралийским японцам и далее влачить жалкое существование в Восточном Альбионе под властью жестокого фашистского режима', — вспоминал майор Куба Тоширо. После разгрома Белголландии нравы немного смягчились, из лагерей почти всех выпустили, но японцы по-прежнему оставались гражданами второго сорта и почти не выходили за границы отведенных им гетто и резерваций. Одной из таких резерваций и был остров Гибсона в северной части Австралийского Моря.

Пока майор Куба добирался до берега, ночь окончательно вступила в свои права. Только очень одинокие фонари украшали берег; Тоширо пришлось воспользоваться прибором ночного видения, чтобы найти подходящий причал. На пристани не было ни одной живой души, как и на примыкавших к ней узких улочках. 'Комендантский час', — подумал майор, надвинул капюшон плаща и растворился среди теней. Только одинокая собака встретилась ему на улицах поселка, пока он добирался до цели — презрительно фыркнула и даже не попыталась облаять. Ее несколько сотен шагов — и Тоширо с замирающим сердцем осторожно постучал в дощатую дверь.

— Кто здесь? — некоторое время спустя спросили с другой стороны двери.

Майор Куба сразу узнал голос и от неожиданности потерял дар речи. Хотя именно этот голос и надеялся услышать. Много лет он готовился к этому моменту, но все равно оказался не готов...

— Кто здесь? — повторил хозяин дома — то есть хозяйка.

— Это я, — прошептал японский разведчик, наконец-то справившийся с охватившими его чувствами.

— Кто? Говорите погромче, — потребовал голос.

— Каминари, это я, Тоширо. Я вернулся за тобой.

— Что?..

Дверь распахнулась. На пороге показалась женщина средних лет, маленькая худощавая японка, в некоем подобии традиционного японского костюма.

— Тоширо?.. Тоширо? Тоширо!!! Это действительно ты!!!

— Тссс! — прошипел майор Куба, задыхаясь в ее объятиях. — Никто не должен знать, что я здесь!

— Конечно, конечно, — торопливо согласилась женщина, — скорее, заходи в дом. Не бойся, здесь никого нет. Сегодня я осталась совсем одна. Тоширо! Это действительно ты! Господи, как ты вырос! Ты вернулся! Ты сдержал обещание! Я верила, я всегда в это верила! Я знала, что мой старший брат вернется ко мне! Я знала, я верила. Все эти годы я не сомневалась. Я была уверена, что Будда и Христос сохранят тебя и вернут ко мне!

— Брось это средневековое религиозное мракобесие, — машинально поморщился майор Куба, — если я здесь, то уж точно не благодаря твоим воображаемым божкам.

— Что ты такое говоришь? — удивилась младшая сестра и даже отступила на шаг. — Я верила, я молилась...

— Неважно, оставим это, — вздохнул майор. — Собирайся. Не бери с собой ничего лишнего. Уходим через пять минут. Время не ждет. Мы должны оставить поселок задолго до рассвета.

— Но... но... о чем ты говоришь, Тоширо?! — изумилась Каминари. — Что значит 'оставить'?! Я думала, ты вернулся...

— Разумеется, я вернулся, — нетерпеливо кивнул майор Куба. — Вернулся за тобой. Вернулся, чтобы забрать тебя из этой ужасной страны в Японию. Мы снова будем вместе, и...

— Какую еще Японию? — почти застонала сестра. — Да что ты такое говоришь?! Ты вообще помнишь, сколько лет прошло?! Дети этой осенью пойдут в университет, они получили стипендию. У мужа хорошая работа — он задержался этим вечером на другой стороне пролива. И ты вот так запросто заявляешься посреди ночи и предлагаешь мне уехать в Японию? Ты это серьезно? В Японию?! К этим сумасшедшим сугатаристам?! Как ты можешь мне такое предлагать?! Они же наши враги! Они убивают наших парней!!!

— Каких еще ваших парней? — откровенно не понял Куба Тоширо.

— Как это каких?! — удивилась Каминари. — Альбионцев, конечно!

— Что?! — почти завопил майор Куба. — Альбионцев?! С каких это пор альбионцы стали для тебя 'нашими'?! Ты вообще помнишь, кто ты такая? Ты помнишь, что нам пришлось пережить в этой стране?! Ты помнишь, почему я оставил Австралию?..

— Тоширо, это было почти двадцать лет назад, — тихо сказала Каминари. — Ты не представляешь, сколько всего изменилось. Мы получили полное гражданство. Я же сказала, младшие дети поступили в хороший университет. Старший сын служит в морской полиции Австралийского Озера. Он на хорошем счету, командиры его любят. У мужа отличная работа. Мы честные альбионцы, нам нечего делать в Ниппоне — ни в красном, ни в белголландском. Ты вообще обратил внимание, на каком языке мы с тобой говорим последние десять минут? На английском, Тоширо. Я едва помню японский, а дети его и вовсе толком не знают...

— Но вы живете здесь в этой ужасной нищете... — Тоширо посмотрел по сторонам.

— Да мы продали всю обстановку! — воскликнула сестра. — Мы купили новый дом на материке и переезжаем туда со дня на день! Еще два-три дня — и ты бы меня здесь не застал!

— Но... но... — майор Куба положительно не находил слов — ни в английском, ни в каком-либо другом из известных ему языков. — Я же видел ваши улицы... они пусты... комендантский час...

— Какой еще 'комендантский час'?! — младшая сестра была готова заплакать. — Весь поселок сидит по домам, потому что мы получили штормовое предупреждение! Надвигается шторм, понимаешь?!

'Надвигается шторм'.

— Ты тоже не представляешь, — тихо сказал Куба Тоширо. — Ты тоже не представляешь, на что я пошел ради тебя. Я подделал секретные документы, обманул своих командиров и товарищей. Я организовал целую спасательную операцию. Сказал своему начальнику, что должен выручить из Австралии важного агента, который может предоставить целую бездну полезной информации. Почти сто человек много дней подряд подвергались смертельному риску, только чтобы доставить меня на остров Гибсона. И вот я здесь... и все напрасно?..

— Почему напрасно? Почему?! — горячо заговорила сестра. — Мы ведь все равно можем остаться вместе. Только здесь, в Австралии. Ты можешь получить убежище. Точно, как политический беженец. Завтра мы пойдем в полицию, и...

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — почти прошипел майор Куба. — Глупая девчонка. Об этом не может быть и речи. Я член партии и солдат Сферы. Я поклялся хранить верность Великому Председателю — до гроба и за гробом, если потребуется. Я уже нарушил эту клятву однажды — и мне еще предстоит за это заплатить, но не собираюсь совершать нового предательства. Довольно. Я был рад снова увидеть тебя, после всех этих лет... жаль. Жаль, что так получилось. Если мы расстанемся сейчас — боюсь, мы уже никогда не встретимся снова. Что ж, значит так было записано на небесах. На небесах... что за глупости я говорю...

— Тоширо, нет!

— Прощай, сестра, — майор Куба переступил порог. — Сто человек ждут меня — и я не могу их подвести.

Он резко повернулся и побежал по ночным улицам Порт-Гибсона, стараясь не обращать внимания на крик Каминари — крик, который причинял боль не столько его ушам, сколько его сердцу.

Майор Куба Тоширо уже садился в лодку и заводил мотор, когда где-то у него за спиной и одновременно высоко над головой ярко вспыхнул маяк острова Гибсона.

'Надвигается шторм'.

Глава 4

'То утро было очень серым...'

В то утро Фаустина-Кассандра Адиль Барриентос (лейтенант Кассандра Барриентос, Военно-Воздушные силы Альбионской Имперской Федерации, 1-й Воздушный Легион Филиппинского Содружества) проснулась раньше обычного и задолго до рассвета. Потому что день предстоял сложный и опаздывать было никак нельзя. Невероятным усилием воли оторвавшись от койки, она направилась в умывальную комнату.

'То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало...'

В свое время Кассандра получила очень религиозное воспитание, но никогда не была суеверной. Никакого противоречия здесь не было, потому что в католической школе ей объяснили, что суеверие — это тяжкий грех. Поэтому глупый стишок, преследовавший ее с самого пробуждения, Кассандру нисколько не смутил. Только раздражал. Откуда она вообще его помнит?

'То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало,

Застыли быстрые галеры...'

Вспомнила! Вспомнила. В школе учили. Что-то из жизни древних римлян. Или греков. Там еще продолжение было...

'То утро было очень серым, и лишь плохое предвещало;

Застыли быстрые галеры у деревянного причала...'

Еще бы автора вспомнить, и будет совсем хорошо. Впрочем, это может обождать.

На выходе из казармы Кассандра столкнулась с двумя коллегами, альбионскими пилотами из соседней учебной эскадрильи. Некоторое время она размышляла над тем, как ей следует поступить — молча пройти мимо с гордым и независимым видом, или все-таки вежливо поздороваться, как ее учили в католической школе? Но не успела Кассандра принять решение, как альбионцы решили эту дилемму за нее.

— О, а вот и наша филиппинка! — ухмыльнулся первый.

— Филиппинка-Апельсинка! — подхватил второй. После чего добавил нечто гораздо более смешное, но при этом совсем уже неприличное, что заставило его самого и его товарища громко и радостно заржать. 'Козлы', — с тоской подумала Кассандра и мысленно добавила еще несколько нелестных эпитетов, которые приличной девушке из католической школы знать было вроде не положено. Не только эти два придурка. Все альбионцы — козлы. Конечно, они как бы союзники и товарищи по оружию, но при этом у них есть примерно одно достоинство — они все-таки лучше коммунистов. Строго говоря, почти кто угодно лучше коммунистов. С коммунистами у мисс Барриентос были собственные счеты. Японо-китайские захватчики даже не успели войти в Манилу, как их местные сторонники из 'Народной Республики Тондо' расстреляли отца Кассандры, простого школьного учителя, назначенного 'приспешником старого режима' (расстрелом командовал один из бывших учеников); чуть позже — дядю-аптекаря (по той же статье) и старшую сестру (просто подвернулась под руку). Уцелевшим членам семьи пришлось бежать на Палаван, под защиту Имперского-и-Федерального Альбионского Флота. И с тех самых пор Кассандра признавала коммунистов только одного сорта — хороших коммунистов. То есть мертвых. 'А разве бывают другие хорошие коммунисты?' — задумалась она, но так и не нашла ответа.