| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Во время короткой кампании на Кюсю в феврале-мае 1587 г. Хидэёси дал аудиенцию вице-провинциалу иезуитов в своей полевой ставке в Яцусиро в Хиго, и по этому случаю его доброта и обходительность превзошли его любезный прием иезуита в Осаке в мае предыдущего года. После победного завершения кампании регент устроил на обратном пути нечто вроде триумфального шествия, во время которого он остановился в Хакате (современная Фукуока) в провинции Хидзен. Здесь он снова дал еще один дружеский прием Коэльо, посетив вице-провинциала на борту португальской фусты, которую последний привел на помощь в кампании, и принял участие в пирушке, отведав португальского вина со всеми видимыми признаками удовольствия. Точно так же он подарил ценный участок земли в Хакате иезуитам, и в целом держал себя крайне дружелюбно по отношению к иностранцам. Услышав, что каррака Домингуша Монтейру по-прежнему стоит на рейде Хирадо, Хидэёси сказал Коэльо, что хотел бы, чтобы капитан-майор перевел свой корабль в гавань Хаката, так как он очень хотел увидеть этого левиафана. Монтейро заявил, что не в состоянии выполнить этот приказ, но когда он прибыл на фусте, чтобы лично принести извинения, Хидэёси принял их в хорошем настроении и 24 июля, во время всенощной по случаю дня Святого Иакова, отпустил его с дорогим подарком.
Ничто не могло быть более великолепным, чем перспективы, открывшиеся перед христианством на Кюсю накануне праздника небесного покровителя Испании и Португалии, объединившихся тогда в двойную монархию под властью короля Филиппа II, дьявола юга . Мало того, что личное отношение Хидэёси не оставляло желать ничего лучшего, но и при перераспределении феодальных владений, которое произошло после покорения Сацумы, христианские даймё и их сочувствующие много выиграли. Правда, старый Отомо Сорин, верный столп Японской Церкви, отклонил предложение регента принять княжество Хюга для себя, и умер (в некотором приближении к ореолу святости, если принимать его иезуитских панегиристов за чистую монету) в июне 1587 г. Омура Сумитада, еще один стойкий поборник веры, умер в мае предыдущего года, но эти потери были более чем возмещены за счет значительно возросшей мощи Кониси Юкинага, Курода Ёсуи и Аримы Харунобу, все из которых получили дополнительные земли; двое первых поименованных находились к тому же в большом фаворе у Хидэёси. Тем более неожиданным и сокрушительным был удар, который обрушился как гром среди ясного неба 24 июля (5).
В ту ночь, после того, как он любезно распрощался с капитан-майором Домингушем Монтейру, Хидэеси кутил (или, во всяком случае, выпивал) с некоторыми из своих приближенных, среди которых был его врач, Се Ивакуин Хоин (Токуун), который, при всей своей учтивости к Коэльо во время визита вице-провинциала в Осаку, был ярым противником христианства и его приверженцев. Пока Хидэёси смаковал португальское вино, которое Коэльо прислал ему по собственной просьбе регента, Хоин перевел беседу на подчинение иезуитам христианских даймё в целом и Такаяма Юкона в частности. Затем он также критике разрушение синтоистских и буддийских храмов ревностными новообращенными христианами и насильственное обращение их вассалов в римско-католическую веру. По мере дальнейшего обсуждения этой темы Хидэёси становился (или делал вид, что становится) все более и более разъяренным, пока он, наконец, не отправил посланника к Такаяма Юкону, приказав ему либо немедленно отречься от своей веры, либо подвергнуться конфискации своего феодального владения и суровому изгнанию. Такаяма, не колеблясь, отверг просьбы своих друзей о том, чтобы он, по крайней мере, притворно подчинился, оставаясь христианином в душе, и ответил, что никогда не сможет отказаться от своей религии, а что до всего остального, то он с радостью отправится в изгнание. Получив этот непреклонный ответ, Хидэёси впал в неподдельный или симулированный гнев (невозможно сказать, какой именно) и лишил Такаяму его фьефа. Затем он отправил одного за другим двух курьеров, чтобы пробудить ничего не подозревающего Коэльо от его безмятежного сна, и задать ему четыре вопроса:
1. Почему падре так стремятся обратить людей в свою веру, и почему они даже иногда применяют силу?
2. Почему они разрушают синтоистские и буддийские храмы и преследуют бонз, вместо того, чтобы достичь с ними компромисса?
3. Почему они едят полезных и ценных животных, таких как лошади и коровы?
4. Почему португальцы покупают много японцев и увозят их из родной страны в качестве рабов?
Коэльо был настолько ошеломлен этим совершенно неожиданным словесным натиском, что прошло некоторое время, прежде чем он смог ответить. Когда он собрался с мыслями, то ответил следующим образом:
1. Единственная причина, по которой падре приезжают из таких далеких стран в Японию, — это их желание спасти души, но они используют только мирные средства, чтобы убедить новообращенных.
2. Поскольку падре находятся на японской земле, где они не имеют никакой политической власти, они не могут использовать насильственные методы против воли местных жителей, даже если захотят это сделать. Поэтому разрушение буддийских и синтоистских храмов — дело их новообращенных, которых вдохновляет на это спонтанное религиозное рвение.
3. Ни падре, ни португальцы никогда не едят конину, и хотя они иногда едят телятину, как это принято в Европе, они, безусловно, будут воздерживаться от этого в будущем, если регент этого пожелает.
4. Хотя падре осуждают португальскую работорговлю в японских портах, на практике они не могут запретить ее, поскольку она происходит на японской земле, и продавцы — японцы. Хидэёси может сам прекратить эту практику, прямо запретив ее во всех портах империи.
Хидэёси не дал немедленного ответа на этот меморандум, но послал другого курьера, чтобы уведомить вице-провинциала о том, что Такаяма Юкон приговорен к изгнанию, что стало последним из событий этой судьбоносной ночи (6).
На следующее утро (25 июля, день Святого Иакова) Хидэёси проявил себя еще более ожесточенным против иезуитов, заявив своему окружению, что падре были лживыми пропагандистами дьявольского и подрывного вероучения, и их ловкие и умело подобранные аргументы обманули многих даймё и самураев. Они могли бы обмануть даже его, если бы он не был достаточно умен, чтобы увидеть насквозь их двуличную натуру, которую они пытались скрыть за обманчиво правдоподобными речами. Затем он сравнил их с амбициозными и мирскими монахами монто или икко в Осаке, но добавил, что иезуиты были гораздо более опасными; поскольку приверженцы секты Икко были в основном просто невежественными подонками, тогда как падре позаботились о том, чтобы сосредоточить свои усилия на сливках японской феодальной аристократии. Они не только добились значительных успехов в достижении этой цели, но их новообращенные были настолько покорны и послушны своим духовным пастырям, что находились в полном распоряжении иезуитов и образовали потенциальную пятую колонну (как ее называют в настоящее время) самого опасного вида.
Излишне говорить, что все его слушатели громко объявили о своем полном согласии с этими чувствами; и те, кто, следуя примеру Хидэёси, ранее заискивали перед иезуитами, теперь превзошли самих себя в осуждении их как шпионов и предателей. Эта тирада завершилась тем, что Хидэёси послал еще двух курьеров одного за другим, чтобы уведомить вице-провинциала о своем указе об изгнании иезуитов, копия которого была также отправлена капитан-майору Домингушу Монтейру. Дословный перевод дан Луишем Фроишем следующим образом.
1. Япония — это страна ками [богов], и для падре приезжать сюда и проповедовать дьявольский закон, — самое предосудительное и злое дело.
2. Прибытие падре в Японию и обращение людей в свое вероисповедание, разрушение синтоистских и буддийских храмов с этой целью, — до сих пор невиданное и неслыханное деяние. Когда Повелитель Тэнки дает кому-либо феодальные владения, города, селения или доходы, то это пожалование всегда носит временный характер, и получатели обязаны неукоснительно соблюдать законы и обычаи Японии; но подстрекательство черни к совершению злодеяний такого рода заслуживает сурового наказания.
3. Если бы Повелитель Тэнки позволил падре распространять свою веру, как желают и намерены делать христиане, это противоречило бы законам Японии, как говорилось ранее. Поскольку подобное недопустимо, я решил, что падре не должны оставаться на японской земле. Поэтому я приказываю, чтобы в течение двадцати дней они уладили все свои дела и вернулись в свою страну. Если кто-либо причинит им вред в течение этого периода, виновный будет наказан.
4. Когда Большой корабль приходит торговать, а это совсем другое, португальцы могут беспрепятственно вести свою торговлю.
5. Отныне не только торговцы, но и все остальные, кто прибывает из Индии, и не нарушает законов синтоистских и буддийских божеств, могут свободно приезжать в Японию, о чем следует поставить их в известность. Дано в девятнадцатый день шестого месяца пятнадцатого года Тенсё [25 июля 1587 г.] .
Когда Коэльо был уведомлен об этом указе об изгнании, он ответил, что его невозможно выполнить, поскольку Большой корабль отплывет обратно в Макао не раньше чем через шесть месяцев, а никаких других средств морского транспорта не имелось в наличии. Хидэёси принял это оправдание, но приказал всем иезуитам собраться в Хирадо в ожидании посадки на корабль; и чтобы доказать серьезность своих намерений, он обнародовал еще один ряд антихристианских постановлений. Они включали в себя положение о том, что не только европейские, но и все японские иезуиты должны были покинуть Японию под страхом смерти, а португальцам было прямо запрещено привозить еще каких-либо миссионеров на своих ежегодных карраках. В Хакате и в других местах были вывешены публичные объявления, уведомляющие население о том, что падре были изгнаны за распространение порочного вероучения и за уничтожение синтоистских и буддийских храмов. Другой указ предписал убрать все кресты, четки и другие внешние признаки христианства с одежды или снаряжения самураев в его армии. Собственность иезуитов в Хакате, Осаке, Сакаи и других местах была конфискована, а их церкви захвачены или закрыты. Всем новообращенным христианам было приказано отречься от веры под угрозой изгнания или смерти за неподчинение, хотя не было предпринято никаких попыток привести в исполнение этот конкретный судебный запрет. Наконец, принадлежавшие иезуитам крепости Нагасаки, Моги и Ураками были захвачены эмиссарами Хидэёси, а жители Нагасаки присуждены к уплате большого штрафа.
Взволнованный Коэльо вместо прежней уступчивости по отношению к Хидэёси впал теперь в другую крайность. Он попытался заставить Ариму побудить других христианских даймё объединиться для вооруженного сопротивления указу об изгнании. В этом он потерпел неудачу, поэтому был вынужден вернуться к более выжидательной политике. Но он не усвоил свой урок полностью, так как написал в Манилу, Макао и Гоа, прося прислать 200 или 300 солдат и огнестрельное оружие, чтобы укрепить позиции даймё-христиан. Испанские власти ограничились тем, что передали его просьбу в Мадрид, и иезуитский настоятель в Маниле сделал ему строгий выговор за неосторожность. Португальцы отправили ему немного оружия, но никаких войск. Валиньяно пришел в ярость, когда услышал о вызывающем поведении Коэльо, которое он охарактеризовал как бред больного рассудка, доведенного до отчаяния неожиданным поступком Хидэёси. Отец Валиньяно писал в октябре 1590 г., что только смерть вице-провинциала в мае прошлого года спасла его от сурового наказания. Следует добавить, что воинственные предложения Коэльо были отклонены подавляющим большинством его коллег в Японии (Бельчиор де Моура был одним из немногих исключений), а также самими даймё-христианами. Единственное утешение Валиньяно состояло в том, что он не верил, что все дошло до Хидэёси. В этом он, вероятно, ошибался, так как у последнего было много информаторов на Кюсю, и едва ли можно было сохранить в тайне перевозку огнестрельного оружия из Макао в Нагасаки. Валиньяно отправил это компрометирующее оружие обратно в Макао сразу после своего приезда в Японию в 1590 г. (7)
В какой степени Хидэёси был полон рвения всерьез осуществить эту поразительную смену политики? Были ли его решительные меры частью заранее обдуманного плана (как он сам в то время утверждал), или они были вызваны действием винных паров? Сами иезуиты были очень озадачены и колебались между двумя мнениями, в пользу обоих из которых, действительно, можно привести убедительные доказательства. С одной стороны, как отметил Фроиш, можно утверждать, что эдикт об изгнании был вдохновлен, главным образом, спонтанной вспышкой пьяного гнева, поскольку всемогущему Хидэёси не было никакой необходимости заходить так далеко в поддержании дружеских отношений с иезуитами до дня Св. Иакова 1587 г., или назначать христианских даймё, Кониси и Курода, на высокопоставленные должности. Диктатору, который перевел двадцать три даймё из одного владения в другое за один день, не вызвав ни малейшего сопротивления, конечно же, не нужно было заискивать перед мелкими князьками, таким как Омура или Арима. Единственными территориально значимыми христианскими даймё были те, кого он сам назначил и выбрал за последние несколько лет. Фроиш приводит и другие подобные случаи импульсивного поведения, отмечая также, что Хидэёси, как и все неуравновешенные восточные деспоты, страдал манией величия, вроде той, что вдохновила египетских фараонов и вавилонских царей на подобные эксцессы, описанные в Священном Писании.
Наконец, Хидэёси не предпринял попыток добиться соблюдения буквы своего антихристианского закона, что он с легкостью мог бы сделать, будь у него такое желание. Хотя в Хирадо собралось около ста двадцати иезуитов, только три из них фактически покинули страну, когда Большой корабль наконец отплыл в Макао, а остальные разошлись по владениям соседних христианских даймё, где беспрепятственно, пусть и ненавязчиво продолжали свою работу, — факт, который не мог не стать известным Хидэёси. Кампаку даже не удосужился приказать антихристианскому даймё Хирадо проследить за их отъездом, что он явно сделал бы, если бы действовал со всем рвением. Хотя эмиссары Хидэёси формально захватили принадлежавшие иезуитам округа Нагасаки, Моги и Ураками, они ограничились тем, что наложили штраф на население и временно закрыли церкви вместо того, чтобы навсегда их разрушить. Более того, когда Арима и Омура сообщили Хидэёси, что эти округа изначально входили в состав их владений, и поэтому должны вернуться к ним, регент сразу дал свое согласие, и иезуиты (как они сами признают) вскоре стали такими же действительными хозяевами Нагасаки, как и до 25 июля; хотя портом номинально управлял Арима, Омура, или Рюдзодзи, как сменявшие друг друга местные представители кампаку.
Против той точки зрения, что скоропалительная антихристианская реакция Хидэёси была скорее результатом каприза, чем взвешенного обдумывания, можно привести следующие аргументы. Во-первых, его прежнее чрезмерное дружелюбие могло быть не более чем уловкой, пущенной в ход для отвода глаз; поскольку, как подчеркнул Валиньяно в своем Sumario 1583 г., японцы никогда не были более любезными, чем когда они собирались нанести внезапный и неожиданный удар — как показало начало войн 1904 и 1941 гг. Во-вторых, идея использования новообращенных христиан в качестве пятой колонны не была чем-то новым, и Хидэёси, должно быть, часто слышал, что такая возможность предполагалась, помимо безрассудных замыслов Коэльо в 1587 г. Один из многих примеров такого рода — письмо Фроиша от 16 октября 1578 г., в котором цитируется широко распространившийся в Бунго слух о том, что падре просто ожидают, пока в их распоряжении не будет достаточное количество новообращенных, чтобы использовать их в качестве вспомогательных военных сил, когда из Индии придет португальская армада, чтобы увенчать их духовное завоевание мирским. Старый Отомо и Нобунага презрительно посмеялись бы над этими предположениями, но Хидэёси, возможно, воспринял их более серьезно, особенно когда он заметил подобострастное отношение христианских даймё к своим наставникам. Хотя иезуиты иногда жаловались на то, что их паства не всегда была настолько послушной, как они желали, Такаяма явно был их податливым орудием, и Фроиш с одобрением отмечал, что Арима очень послушен и покорен отцам (9).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
