После шумной, многолюдной Джумы, раскинувшейся перед путешественниками яркой восточной шалью и почти сразу растаявшей за их спинами как мираж, Кирам показался блеклым, до странности тихим и каким-то заброшенным. Маленький город-крепость, обнесенный высокой стеной почерневшего и спекшегося в монолит песчаника, стоял на страже Золотой дороги, ведущей из Кирама еще через три провинции прямо в столицу, и жизнь здесь была иной. Суровой, по большей части скрытой от посторонних глаз, но оттого не менее интригующей — впрочем, удовлетворить свое любопытство на этот счет Бервику возможности не представилось. Посольство прибыло в Кирам незадолго до полуночи, и кроме почетного караула у ворот да двух шеренг неподвижных стражей на стенах графу ничего увидеть не удалось. Приняли их как должно, разместили в гостевых покоях без проволочек и со всем удобством, покои же окружили бойцами внутренней стражи, так что даже не будь его сиятельство так вымотан долгой дорогой и рискни он высунуть нос из предоставленных апартаментов, далеко бы он все равно не ушел. Посему, едва притронувшись к ужину, он просто упал в постель, а на рассвете, давясь зевотой, вновь забрался в крошечный шелковый паланкин на спине верблюда и отправился далее. Далее, по прошествии суток, была еще одна ночевка — в очередной крепости, по виду ничем не отличавшейся от предыдущей, еще день пути под раскаленным солнцем, и следующая провинция, Бэйет, где изнывающий от жары напополам со скукой граф наконец увидел настоящую Алмару. Пеструю, многоликую, полнокровную, в чем-то даже избыточную, насквозь пропитанную истинным духом востока — такую, какой не увидишь ни на побережье, ни на каменистых подступах к пустыне. Ослепительно голубое небо, ослепительно белые стены домов, такая же ослепляющая роскошь во всем... А еще — бессчетное множество людей, приезжих и местных, несмолкаемый гул голосов, никогда не пустеющие улицы, звонкие голоса торговцев, пение цитр уличных музыкантов, воловий рев, конское ржание, скрип колес и пыль — вездесущая, желтоватыми клубами стелящаяся над дорогой и норовящая забиться всюду, где только найдет лазейку. К сводящей с ума жаре посольство за несколько дней кое-как притерпелось, но пыль проклинали с утра до вечера все как один, даже привычный к разъездам Бервик: она скрипела на зубах, оседала на коже, просачиваясь сквозь плотные стенки паланкина, и порой доставляла столько неудобств, что в сравнении с ними меркли все прелести Бэйета. А оных было немало. Бэйет, богатейшая и самая крупная провинция Алмары, красотой и роскошью своей затмевала прочие; с ее рабовладельческими рынками поспорить мог только Эйсер, богатству ее торговой гильдии завидовал Лессин, а простиравшиеся на многие мили фруктовые сады не знали себе равных на двух континентах: когда на вторые сутки Золотая дорога выбралась за крепостные стены и запетляла меж зеленых холмов, все будто захмелели от аромата цветущих фруктовых деревьев. Чего только здесь не было! Персики и абрикосы, апельсины и слива, гранаты и айва, медовые груши, финики, фиги... Сады Бэйета плодоносили дважды в год, принося в казну немалую долю годового дохода целой страны — так же, как и сменившие их виноградники и простирающиеся до самого горизонта пыльно-зеленые поля олив, так же, как золотящиеся поля пшеницы — Бэйет был не только торговой колыбелью Алмары, но и ее житницей. Жаркое солнце согревало этот благословенный край, мутные желтые реки, ветвящиеся искусственными каналами, вдоволь поили землю, и плодам этой щедрости могло позавидовать даже Разнотравье, кормившее не только Геон, но и многих его соседей. Алмара и тут была первой. И редко какой иноземный гость, идущий с караваном по Золотой дороге, мог заглушить в себе предательский голос зависти, хоть и замешанной на восхищении — было, чему завидовать!
Глава нынешнего посольства, подобно многим, тоже не избежал этого недостойного чувства, и потому испытал даже некоторое облегчение, когда земли Бэйета кончились, и после ночевки в пограничной крепости караван вступил в Хаттафу, провинцию настолько пустынную и скудную, что даже не верилось в такое соседство. Только что вокруг зеленели холмы — и вот уже нет ничего и в помине, ни садов, ни полей, ни рек, одна только каменистая, присыпанная серовато-желтым песком пустыня да бескрайнее небо над головой, такое яркое, словно это оно вытянуло из земли все краски. Ни зверя, ни человека. Лишь редкие буро-коричневые пятна ядовитого кустарника зулл да одинокая юркая ящерка, скользнувшая в расщелину между камней — непонятно, была или пригрезилась?..
— В Северных горах больше жизни,— вынес вердикт Франко Д'Ориан, подавленный окружающим запустением. Чахлый оазис, у которого караван встал на привале, являл собой такое же печальное зрелище, поэтому Бервик молча кивнул в ответ. А Угге Ярвис только улыбнулся, отведя в сторону взгляд плутоватых глаз. Этот маленький человечек с потной лысиной никогда не смотрел в глаза собеседнику, взгляд его всегда был в движении, перебегая от одного предмета к другому — и графа это порядком раздражало. Он и от самого Угге был не в восторге, пусть признавал его очевидную пользу.
— Вы не согласны с главой охраны, господин Ярвис?— чуть приподняв бровь, поинтересовался его сиятельство, когда Франко отошел к лошадям. 'Полезный человек' неопределенно качнул головой.
— Отчасти. Хаттафа не радует красивым видом, увы, но что касается жизни... Даже самый зоркий глаз склонен обманываться.
Бервик окинул взглядом занесенные песком каменные торосы и с сомнением хмыкнул. Может, глаза его и уступали орлиным, но не до такой же степени?
— Полагаю,— насмешливо обронил он,— беспощадное солнце ослепило всех, кроме вас, господин Ярвис. В таком случае пожалейте увечного — и где же обман?..
Угге, тихо хихикнув себе под нос, утер лысину.
— Утверждать не берусь, ваше сиятельство, однако факты — вещь упрямая. Иной раз они безжалостнее цифр! Вам, конечно, известно, что золотоносный Бэйет не всегда был столь прекрасен?
Граф кивнул. Еще пару-тройку столетий назад нынешняя житница Алмары производила столь же гнетущее впечатление, что и соседняя Хаттафа. И на то, чтобы это исправить, ушел не один год тяжелой работы, не один сундук золота и бессчетное множество человеческих жизней. Жирный чернозем, в котором прорастало любое брошенное зерно, сюда везли караванами из других провинций — иной раз даже из-за моря. И реки, коих на каменистых пустошах не было и в помине, тоже поворачивали вспять отнюдь не боги.
— Да,— сказал Бервик,— я помню, что от щедрот природы Бэйету перепали сущие крохи, и вся эта благодать — рукотворная. Что ж, предприятие обошлось недешево, но так или иначе оно того стоило.
— Согласен, ваше сиятельство. И все же, склоняясь пред мудростью предков лучезарного аль-маратхи, осмелюсь спросить: что мешало им вслед за Бэйетом дать новую жизнь Хаттафе?.. Несколько крепостей — и больше ничего, кроме камней да песка, на многие мили! У Алмары хватило сил и средств поднять Бэйет, хотя он втрое больше Хаттафы, и не хватило ни того ни другого чтобы использовать целую провинцию себе во благо? Забегая вперед — для Дагхаби, границ которой мы достигнем к ночи, ничего не пожалели. А эту территорию, при более чем доступных возможностях, оставили как есть. Не видится ли вам, ваше сиятельство, в этом некая странность?..
— Пожалуй.— Граф с любопытством прищурился:— Разумного объяснения я не нахожу, однако вам, похоже, повезло больше?
— Помилуйте, ваше сиятельство!— с наивной и вместе с тем хитрой улыбкой всплеснул руками Ярвис.— Где мне, мелкой песчинке, судить о промысле богов и их помазанников на земле? Да, факты есть, но прочее лишь домыслы. Я только хотел сказать, что пустыня не равна пустоте. По крайней мере, ветер может с этим поспорить!
Вернулся Франко Д'Ориан, и 'полезный человек' под каким-то невнятным предлогом ускользнул в сторону колодца, хотя там в нем явно не нуждались. Бервик не стал его останавливать. И оборванную на середине беседу после тоже продолжать не стал — но остаток пути через Хаттафу провел в раздумьях. Угге Ярвис, по собственному заявлению эль Гроува, был одним из его старейших агентов, а значит, человеком куда более информированным, чем большинство служащих тайной канцелярии — да другого, в свете последних событий, Птицелов с посольством бы не отправил. И по всему выходило, что к болтовне Угге прислушаться стоило. 'Если б только эта лысая обезьяна выражалась яснее!— с досадой думал граф.— Уж мне эти тайники, без шифра дороги не спросят! А я разбирай его говорильню, будто заняться мне больше нечем... Конечно, чужих ушей в караване довольно, полсотни столичной стражи, еще полсотни — бойцы наместника, да и в сотне Франко, уж то наверняка, хоть пара человек да сидит на двойном довольствии. Да только никого из них тогда, на привале, и близко не было. К чему говорить загадками?' Ответа на этот вопрос у его сиятельства не нашлось, с Ярвиса тоже спрос был невелик, так что пришлось разбираться с намеками Угге самостоятельно.
Такое пренебрежение целой провинцией, пусть и не бог весть какой огромной, действительно было странно. Восток всегда и всё обращал на пользу собственным интересам — взять хоть тот же Бэйет — и 'забыть' о Хаттафе не мог по определению. А раз так, значит и ее он использовал. Другой вопрос — как? Не на это ли намекал Ярвис, разглагольствуя об обмане зрения и о том, что пустыня-де не равна пустоте?.. Собственно, с последним утверждением трудно не согласиться, и пример тому — ближайший сосед Алмары, Шарар, точнее, как раз Шарарская пустыня. Песчаные барханы, сотня оазисов, несколько десятков караванных троп — да, побогаче, чем в Хаттафе, и территории не сравнить, но то на то и выходит! А ведь Шарар безжизненным не назовешь. И людьми он богат, и всем прочим не обижен: кланы Ветров Пустыни не дадут соврать... Здесь мысли графа споткнулись. Ветер? Обманчивая пустота? Да быть не может!.. Неужели Ярвис имел в виду подземные города, по образу и подобию Потаенного мира Шарарской пустыни? 'Если судить по намекам, очень на то похоже. Но где Шарар и где Хаттафа? Да и пустынники своё без боя не отдали бы, так что хоть где-то, хоть как-то это бы обязательно всплыло. Разве что новодел... Но ведь это же сколько работы! Да еще и по факту двойной, раз никто о ней до сих пор не узнал — такое масштабное строительство в обстановке строжайшей секретности вести куда тяжелее. Даже один город и тот все жилы вытянет! Если правда — как они это провернули? Ведь через Хаттафу идет Золотая дорога, а это и караваны с утра до ночи, и любопытных глаз да ушей в плепорции... Нет, слишком уж фантастично — тайный город, растущий под покровом ночи в недрах земли! Это даже звучит как какая-то шутка' Его сиятельство задумался еще крепче. Время для шуток определенно было не самое подходящее. И как бы ему не претил Угге Ярвис, одно не оставляло сомнений — дело свое 'полезный человек' точно знает. Может быть, он и имел в виду нечто другое, говоря о ветрах и пустыне, но это все равно что-то значило! Вот только что? И насколько важно оно для Геона?..
На ночлег в Хаттафе посольство не встало. Караван шел весь день, с одним коротким привалом в том самом оазисе, и вскоре после полуночи пересек границу провинции — проигнорировав ее пограничную крепость, что только усилило смутные подозрения Бервика. Похоже, с ночью в Хаттафе что-то все же было нечисто... Парой часов позже караван вошел в предместье Дагхаби, откуда уже на рассвете должен был отправиться прямиком в столицу, и тратить драгоценные минуты отдыха на скорее всего безуспешные попытки что-то выведать Бервик счел нецелесообразным. Без того хватало забот, причем куда более насущных. 'Уже завтра к вечеру мы будем в Тигрише,— думал он, лежа без сна в гостевой спальне дома наместника Дагхаби и уставившись в потолок.— А послезавтра сиятельному аль-маратхи исполнится пятьдесят... И у меня будет всего десять дней на то, чтобы вернуться в Геон не с пустыми руками. Как же добраться до главы почтового двора? Чем его прельстить? Как заставить себе поверить? Так мало времени и почти не на кого опереться! Будь на моем месте эль Гроув...' Его сиятельство философски вздохнул. Верховного мага Геона тут не было.
Зато кое-кто другой, пусть и не столь искусный в интригах, по счастью, был. Про себя вознеся краткую молитву Танору — о том, чтобы хоть эта карта оказалась счастливой, глава посольства перевернулся на бок и закрыл глаза.
Загадку Хаттафы он отложил до лучших времен.
Дагхаби миновали быстро, одним днем — и саму провинцию, и величественный храмовый город в самом ее сердце, по традиции носящий то же имя. Центр религиозной жизни Алмары был местом закрытым для иноверцев, чужеземные караваны здесь не останавливались — собственно, даже наместник провинции жил на отшибе, у самой границы с Хаттафой, и должность свою занимал лишь номинально. Настоящая власть в Дагхаби принадлежала жрецам. Всё, что успел увидеть глава посольства сквозь отогнутый краешек полога — вымощенные серым булыжником ровные мостовые, пустынные улицы и несвойственное для засушливой Алмары обилие зелени, в которой утопали белоснежные громады храмов. Последних тут была без малого сотня. 'К чему так много?'— про себя подивился Бервик, однако мысль эту озвучивать не стал. В чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят, особенно если этот 'монастырь' — алмарский... Боги востока жестоки и своенравны. Да и жрецы их ненамного мягче, прогневить боевитых храмовников не рискнет, пожалуй, сам аль-маратхи! И трудно вменить ему это в вину: на востоке жречество испокон веков контролировало почти все сферы жизни, не гнушаясь вмешиваться даже в политику, а уж о том, чтобы занять трон — не важно, по праву крови или по праву сильного — без согласия храмовников Первого круга нечего было и думать. Неугодные властителям Дагхаби терялись в вечности, а не согласные с их волей долго не жили. 'Надеюсь, меня эта участь минует,— подумал Бервик, взглянув на тяжелый узорчатый ларец, покоящийся под левой рукой.— И еще больше надеюсь, что стараниями эль Гроува Геону его щедрость зачтется' Граф огладил внушительную свинцовую печать и улыбнулся. Дары всей алмарской верхушке, включая членов правящей семьи, ехали в обозе, но самый главный и ценный, предназначавшийся Селиму Тринадцатому, вез лично глава посольства. О том же, что драгоценный груз из себя представляет, знало лишь четверо: королева Геона, ее верховных маг, ее внук и его правая рука в лице графа Бервика — то, что пряталось в недрах ларца, не имело цены. И лишиться такого козыря в борьбе за благосклонность Алмары посольство не должно было ни при каких обстоятельствах...
Караван шел ходко. Золотая дорога, ровная и широкая, стелилась в глубокой низине между холмами, храня людей и животных от палящего солнца, и уже на закате глазам путешественников открылась равнина Тигриша. Окруженная со всех сторон кольцом невысоких гор, опоясанная широкой лентой реки, она пламенела в последних лучах солнца всеми оттенками алого и пурпурного — огромная, круглая, сверкающая, точно начищенное медное блюдо. И венчал ее заключенный в кольцо крепостных стен город, носящий ее имя. Звезда востока, шкатулка чудес, великолепный Тигриш — столица Алмары была ее самой ценной жемчужиной. Бервик, откинув полог, оглядел долину с высоты перевала и восхищенно прищелкнул языком.
