Целый осколок

Даты, номера, числа, имена, индексы, неприятный шорох скрепляющих нитей и дергающий звук неосторожно задеваемых сургучных печатей с мелкими литерами. Простые люди, благородные люди, люди, что хуже зверей и совсем уже не люди. Жизни, смерти, судьбы, зло, ненависть, зависть, ложь и всегда непреходящий страх и ужас. Явственно ощущаемый, почти материальный. Грубая желтоватая бумага иногда словно сочилась слезами, холодным потом и кровью испытуемых. Или мертвенно осыпалась сухим песком холодных и бездушных слов приговора.

Так, а вот это интересно! Что тут расследовал отец-инквизитор?

"...Допрошенная же сказала, что ни она, ни ее сестра Пейронна, не поклонялись означенным Совершенным. Что же касается того, когда она видела спутника Совершенных, то это было приблизительно полгода назад.

......Item, она же сказала, что в то время, когда она жила целый год в Виллемур, в город пришли три воина Аде́птус Аста́ртес, и означенный Раймонд Аймерик, диакон Совершенных из страха дикого пред ними оставил свой castrum со всеми служителями означенного castrum, всеми мужчинами и женщинами и детьми малыми... А вот тот служитель Совершенных так в городе и остался, не было в нем испуга".

Служитель Совершенных? Что это за бесстрашный служитель Совершенных, что не боится оставаться там, где находятся сами Ангелы Смерти? Пусть их всего и трое? Или это совсем не служитель, а ловко притворяющийся обычным человеком сам Совершенный? И почему наш всегда дотошный и уперто ответственный при жизни отец-инквизитор, не отметил данный протокол допроса двойными звездами как крайне важный? Забыл дополнение в Кодекс от Сияющего года? Не придал особого значения? Или что-то ему помешало? Очень и очень странно... И абсолютно неприемлемо! Это ведь Совершенные и не придавать внимания любым проявлениям этих тварей есть преступления против людей, Империума человечества и Божьего закона!

Лист допроса переместился на стоящую слева подставку в невысокую стопку на ней. Леонардо на мгновение замер и аккуратно вписал своим дорогим стилусом с серебряной гравировкой в правый верхний угол листа двойную звезду и "жирный" восклицательный знак — "крайне повышенное внимание".

Нужно перечитать это потом еще раз, тщательно и вдумчиво. А пока смотрим следующий документ.

Гм-м... Какой необычный лист. Нет на нем ни входящего номера, нет ни индекса, нет и даты. Да и лист не соответствует стандартам — узкий, белый, короткий, неровно обрезанный внизу. И имя ведшего допрос тщательно выскоблено. Вплоть до двух неопрятных протертостей. Старались, очень старались уничтожить имя. Зачем? Для чего? Кто за выскобленными пятнами прячется?

Леонард откинулся на спинку кресла, перевернул лист текстом вниз, тщательно осмотрел изнаночную сторону. Нет, это чистовик, чернила никто не сводил. Не похоже на выписку или справку, кои писались на уже использованных, а затем очищенных листах. И цвет бумаги.... Почему белый? Ведь согласно правилам, допросные листы должны быть желтоватого цвета; "...дабы пусть и выцветая, чернила были все так же различимы для читающего сей документ...".

Случайная ошибка при сортировке документов? Нет, он сам делал выборку и не заметить это белое пятно среди желтизны основной массы он не мог. Кто-то подложил? Кто? Зачем? И если это обдуманный подлог, то где тут дата, регистрационный номер документа, имена, значимые литера и скрепляющая сургучная пломба? Без этих реквизитов данный текст не является официальным документом и теряется смысл подлога. Без всего указанного это так, бумажка-бумажонка. Ладно, почитаем, что тут написано. И кстати, почерк ужасный, неровный и нервный, словно писали на ходу. Но текст вполне читаем.

"Допрос же сего человека был вечером поздним, уже когда звезды видны стали. А его милость отец-инквизитор палача да писца звать не стали, сам все, говорит, сам все запишу да вызнаю, а ты иди голубчик, вина возьми да выпей. И целых полфлорина мне дает... Ну я взял и с камеры допросной то вышел и пошел. А так как службу я-то уже до седьмых факелов исполнял, то переслужил аж два факела и в полном праве своем. Только, ваша светлая милость, сержанту знать про полфлорина не надо, а? А что два факела переслужил — пусть знает!

Вопрос (вычищено):

И как же выглядел сей допрашиваемый человек?

Ответ стражника второго класса приорства Нуэлл (вычищено) по прозвищу (вычищено), уроженца Льежа:

А вот то ваша (вычищено) мне никак неведомо. На башке то у него мешок был, сам же всем телом в плащ, как гусениц в кокон. Ну весь закутанный аж до ног. И высокий он такой, под свод камеры почти. А, еще руки его до локтей видны были. Сильные такие руки, пальцы как клещи, что на левой стене висят. И с метками. С черными точками как от пороховых ожогов. Но связанные они были крепко! Я еще тогда его милости колодки из освященного железа или оковы цельные предложил заместо веревок, а его милость мне отвечает — хватит тут, мол, и крепкого вервия. А так и все, более я и не видел ничего — темно в допросной было. А я у самой двери стоял, почти на выходе".

Хм-м и еще раз хм-мм....

Леонардо встал, прошелся несколько раз от двери до камина, раскрыл одно закрытое им окно, затем второе. Дружелюбный весенний ветер ворвался в помещение, разорвал легкой прохладой натопленную духоту кабинета на тяжелые полотна. Принес на своих невидимых крыльях гомон птиц, отрывистые звуки голосов. Звучный и чистый звон расковываемого металла от кузнечных мастерских. И просто разный шум.

Шум проснувшегося, живущего, торгующего, работающего города. И тепло. Нежное, как касание ладони матери, весеннее тепло. Добрая Дева Весна изгоняла злой холод Сестры Зимы напористо, неутомимо, сердито и непримиримо, как ведут себя все близкие родственники между собой.

Леонардо вернулся к столу, встал к пюпитру, резким движением раскрыл регистрационный журнал, быстро пролистал его страницы. Затем пробежался пальцами по входным листам книги допросного яруса. Чуть помедлив, вновь перебрал уже просмотренные и не осмотренные допросные документы. Не вчитывался, так, проглядывал по диагонали, выхватывая цепким взглядом лишь номера, даты и краткие кусочки текстов.

А вот это уже очень и очень интересно! Нет абсолютно никаких записей допроса человека в плаще, что вел его милость отец-инквизитор, нет и записей в регистрационном журнале исследуемых и отметок на входном листе в допросный блок. И не подтверждено нахождение никакого исследуемого с крепкими связанными руками и мешком на голове в допросной. Ни в какой. Ни в двадцать третьей, ни в семнадцатой, ни в девятой. Пятая и третья допросные закрыты, там перекладывают своды, расширяют и укрепляют стены, меняют подгнившие полы.

Ничего нет, словно призрак с веревкой на руках был призван отцом-инквизитором, а потом им же развеян руной изгнания Кано. Есть только показания безымянного стражника второго класса.

А безымянного ли? Где же это было? Где эта выписка? Вот она!

"Известно же нам, что на третий день недели стражник второго класса Жан Кломье, по прозвищу "Два пальца", уроженец Льежа, что состоит на службе в страже приората семь полных лет, пять месяцев и три дня, снова пошел пить вино и более уже на службу не явился".

Вино, вино, губит людей оно...

Ну тут и так все ясно — лежит где-нибудь под снегом, бедолага Жан, "подснежника" изображает. И явиться более на службу не может, так как мертв. Полностью и окончательно. И душа его уже давно успокоилась в Светлых рощах на Той Стороне, а не мечется неприкаянным призраком на месте убийства.

Почему он был в этом полностью убежден, Леонардо анализу подвергать не стал. Вот есть абсолютная уверенность в этом и все. А вот насчет души отца-инквизитора Гнесса фон Руст такой уверенности у него не было.

Хотя его милость отец-инквизитор Святой Конгрегации так же не явился на службу в приорат после дневной прогулки на берегу реки. Не смог он это проделать, потому что тоже уже лежал, остывая на заснеженном берегу проткнутый насквозь от макушки до паха "острым длинным предметом, предположительно, железным заточенным прутом".

И ни единого следа, ни единой отметины на расстоянии десятков метров, кроме короткой цепочки его следов. Словно стальной прут упал с неба, пронзил отца-инквизитора от головы до пят и растворился в нем как кусок льда. Расплылся в ничто в горячей крови неукротимого и несгибаемого борца с ересью, нечистой магией, проклятыми Господом нашим нелюдями Совершенными и чуждыми миру людскому эльдарами.

Кстати, первым его тело нашел семилетний мальчишка, сын пекаря и почти успел обобрать покойника, когда его спугнули подмастерья из квартала ткачей. Что за времена, что за нравы! Сопливый мальчишка обирает труп отца-инквизитора!

И вот тогда сонное болото городка Нуэлл всколыхнулось. Ордос Маллус и Ордос Еретикус заполнили город своими представителями. Дочери Битвы сменили городскую стражу, без всякого уважения изгнанную со всех постов и унизительно, по сути действий, запертую в казармах. А по брусчатке улиц города неумолимыми молохами загремели стальные сапоги Ангелов Смерти, высекая снопы искр из мерзлого камня. В центре же площадей, на окраинах города и берегу реки завозились технобраться со своими непонятными механизмами. Стальными, с бронзовыми вставками, сочащимися смазкой, вспыхивающими желтыми огнями и словно бы почти живыми. Чуждыми и пугающими. А весь берег реки был вытоптан до мерзлой земли представителями Святой Конгрегации и лишь место убийства инквизитора оставалось нетронутым, охраняемое неразговорчивыми и суровыми Серыми братьями-рыцарями.

Город замер, город затих. И лишь только ранним утром, и поздним вечером, по улицам стремительно скользили бессловесные безликие тени — это добрые горожане спешили на службы, в мастерские, в свои лавки и обратно. Или не скользили, а мертвенно-тихо сидели по домам под запорами, засовами, замками и трепетно дрожали, доедая последний ломоть черствого хлеба и мелкие моченные яблоки, отчаянно страшась выйти за порог дома. Неизбывный страх грубо и властно возлег на город и взял его, как мордатый здоровяк-наемник испуганную служанку трактира.

Сколько было тогда произведено арестов подозрительных и подозреваемых? Десятки? Сотня? Скольких "ночных людей" взяли на их хавирах, лежках, в тайных убежищах? Тоже сотня? Или две сотни? А сколько было раскрыто злоупотреблений городских властей и даже обнаружено двое павших, поклоняющихся Совершенным и их покровителя эльдарам.

Как тогда возбудились отцы-инквизиторы! Как забегали, метя подолами своих ряс все углы, улицы, ступени! Вот же они, подозреваемые в убийстве! На дыбу их! Каленным железом жечь! Все-все, расскажут, во всем покаются! Уу, демоны!

Но впавших в ересь через день в железной клетке увезли в Астурийскую обитель, а дело так и продолжило буксовать на месте. А потом и вдруг все, мертвая тишина. Более никаких результатов, более никаких вариантов у следствия. Ни арестов, ни задержаний ничего. Убийца отца-инквизитора не найден, орудие преступления тоже. Даже никаких разных, достойных рассмотрения и откровенно глупых, версий не выдвинуто. Затем в течении недели все как-то заглохло, затихло, успокоилось. Рассосалось, размылось и исчезло, как исчезают круги на воде от брошенного камня. Инквизиция, представители орденов, Сестры Битвы, Ангелы Смерти и технобратья неожиданно и враз за один день покинули город, и чуть осмелевшие горожане осторожно выглядывали на внезапно опустевшие улицы, блестя льдинками затаенного страха в глазах.

Но почему так? И почему столь любопытные показания стражника второго класса были оставлены без всякого внимания? Ведь этот документ уже тогда был в архивах приората. Или не был? Но кто-то же допросил стражника, кто-то же занес его слова на эту необычно белую бумагу?

И почему никто не начал розыск стражника и неизвестного, таинственно исчезнувшего из камеры? Знали же об этом, знали! И тот, кто допрашивал, и тот, кто вел протокол допроса и тот, кто, кто фиксировал отсутствие стражника на службе. И кто выписывал разрешительный ордер на допросную. И выдавал ключи. Слишком много человек, слишком много глаз — нереально надежно скрыть и стереть все следы и признаки.

Кстати, кто это, как его имя? Кто опрашивал? О, гнусный Покровитель и проклятые Господом приспешники его!

В бешенстве отброшенный лист плавно спланировал на пол, бесстыже светя протертыми скребком участками на месте имени и имен.

Значит, это точно подлог. Продуманный и умело осуществленный. Кто-то, неизвестный ему, но имеющий доступ в этот кабинет, вложил эти листы в общую стопку, чтобы подтолкнуть его, подсказать ему. Подтолкнуть куда и что подсказать? Что нужно искать неизвестного со связанными руками и мешком на голове? И где же его искать? В мастерских, в кузницах? А может это револьвист, винтовальник или солдат какого-то барона или виконта, ведь они тоже имеют дело с порохом и могут легко заполучить подобные отметины на руках. А уж высоких ростом и сильных мужчин там не счесть. Сколько уйдет времени и сил без всякой надежды на хоть какой-то результат? Дни, десятки дней или уж сразу не мелочась, месяцы? Нет, это глупо и бессмысленно. Только удача или чудо помогут ему. Но чудес не бывает.

Тогда может быть, ему необходимо расследовать убийство стражника? И как расследовать? Обыскать весь пригород и весь Нуэлльский лес? Заглянуть под пока еще недвижимый лед на самое дно реки? Спуститься в скромные размером городские катакомбы? Да-да, только об этом он и будет думать всеми днями. Ему опять же ему потребуется чудо, чтобы наткнуться на труп стражника на столь огромной территории. Ну а с чудесами и их существованием, уже определились.

Кстати, а почему он не задается другим вопросом и вопросами? Отчего так? Что этому помешало, что его отвлекло? Почему он не думает о том, кто подложил эти бумаги? Ведь если этот неизвестный станет ему известен, то...

То может он и узнает чье слово и чья воля — это расследование поручила ему. Поручила вдруг, по прошествии целых двух месяцев. И поручено оно ему, юному легату-следователю, а не более достойному и опытному любому другому отцу-инквизитору.

Вот только.... А стоит ли узнавать, и какова будет стоимость этого знания? Леонардо глубоко задумался размеренно, вышагивая от стены до стены и не услышал ни шум шагов приближающихся к его кабинету, ни скрип открывающейся двери.

-Милорд! Ваш обед!

Леонардо вздрогнул, резко развернулся на голос и скрип открывшейся двери. Ладонь упала на оголовье "парадного" кинжала, судорожно сжалась, и тут же расслабилась, стекла киселем пальцев с рукояти оружия. Он испугался! Какой позор! Пусть и на мгновение, но поддаться страху! И от чего? От голоса его доброго слуги?!

-А, Бруно! Это ты... Что, уже полдень?

-Да, милорд, полдень. Время обеда. И вот он, ваш обед, ваше сиятельство. Отварное мясо курицы с травами, тушенные овощи и подогретое виннское. И еще ягодный пирог — голос Бруно наполнился неприкрытым сомнением — Кухарка утверждает, что он с малиной, и что ягоды с ледника. А вода с родника.

Нет, не видел Бруно его испуга. Или "не видел".