Тетрадь 75

Он вышел в прихожую, взял лежавшую на полочке у зеркала газету и прислушался. Шагов Жени не слышно, хотя... рано ещё. Могли бы и пораньше сегодня отпустить. Ну, за вчерашнюю переработку.

На кухне Эркин включил свет: за окном уже смеркалось — и сел к столу с газетой. Ряха уже не ехидничает, что он с газетой ходит. И чего Ряха цепляется? Заладил своё: "Во-ождь", — и вот с первого дня так. А... а плевать ему на Ряху трижды и четырежды. И в общем-то Ряха безобидный, шакалит, конечно, но не подличает. Эркин досадливо тряхнул головой и стал читать.

К приходу Жени он почти осилил заметку, что давно пора пустить автобус до Сосняков, а то... но тут послышалось, как поворачивается в замке ключ, и, забыв сразу обо всём, Эркин кинулся в прихожую.

— Женя!

— Ага, я, — Женя с ходу чмокнула его в щёку, пока он помогал ей снять пальто. — У меня столько новостей! Как вы тут? Обедали?

И ещё куча вопросов. Эркин даже не пытался отвечать. Женя дома, она весёлая, довольная, ну, так всё остальное побоку. А главной новостью было то, что у Жени в пятницу отгул. За вчерашнее.

— Представляешь, как хорошо!

Женя сидела за столом, а он ухаживал за ней, выставляя на стол тарелки.

— Конечно, хорошо. Женя, а в субботу мы в гости идём.

— Да-а?! — радостно изумилась Женя. — И к кому?

— К старшому моему. К Медведеву, — Эркин присел к столу, восхищённо глядя, как Женя ест. — Ты его по нашему новоселью помнишь. У него день рождения, и он всю бригаду зовёт. С чадами и домочадцами, — старательно выговорил он и пояснил: — Это значит, все семьёй. Мне так объяснили.

— Правильно объяснили, — кивнула Женя. — Но день рождения — это подарок надо купить.

— Мы по трёшке скинулись, а Саныч купит. Женя, тебе ещё положить?

— Нет, спасибо. А ещё я наверное скоро в КБ перейду. В конструкторское бюро!

— Это хорошо? — уточнил Эркин.

— Там зарплата выше. Но и работа ответственнее. Ой, кисель, ага, спасибо, Эркин. А у тебя какие новости?

— Да я всё тебе сказал, — улыбнулся Эркин. — У меня всё хорошо. Женя, ещё киселя?

— Нет, — Женя, совсем как Алиса, мотнула головой. — А я вот ещё о чём подумала. Раз в пятницу у меня отгул, мы с Алиской с утра по магазинам пройдёмся, купим чего-нибудь.

— Вкусненького? — улыбнулся Эркин, расставляя вымытые тарелки на сушке.

— Нет, — засмеялась Женя. — полезного. Ну, в квартиру, мы давно в дом ничего не покупали.

— Ладно, — согласился Эркин. — Ты устала, пойди поспи.

— Нет, что ты, у меня стирки полно.

Но Женя медлила, обводя кухню и стоящего напротив Эркина счастливо блестевшими глазами.

— Хорошо как, — наконец вздохнула она и легко вскочила на ноги. — Ну, за дело.

И вылетела из кухни. Эркин задёрнул шторы на окне. Миняй сегодня опять говорил, что если на кухонной лоджии поставить ларь, то будет вроде погреба, но его высмеяли. И то погреб, то подпол говорят, всё время по-разному. Напроситься, что ли, завтра к Кольке, у него посмотреть. Когда тебе говорят — это одно, а самому посмотреть и руками пощупать — так совсем другое. Надо только Жене сказать.

Он пошёл в ванную.

— Женя, я завтра после работы к Кольке зайду.

— Ага, конечно, — ответила, не оборачиваясь, Женя. — Алиса молоком облилась или киселём?

— Молоком. Я замыл.

— Ага, вижу. Алиска, ты когда аккуратно есть будешь?

Алиса в ночной рубашке стояла в дверях ванной.

— Я стараюсь.

— Вижу, как ты стараешься. Давай быстренько умывайся.

Вечер катился своим чередом в домашних хлопотах и разговорах. Играть в коридор Алиса не пошла, потому что мама обещала дочитать сказку про Снежную Королеву.

Книга Андерсена была ещё из Джексонвилля, на английском, и потому читать её могла только Женя. Она видела уже в книжном сказки Андерсена на русском, но вполне сознательно не купила. Зачем забывать то, что знаешь? Ни Эркин, ни Алиса читать по-английски не умеют, но язык забывать нельзя. А когда откроют Культурный Центр... там наверняка будут занятия по английскому языку. Джинни так и сказала, что будет там работать, а для чего же ещё нужны учителя английского.

И заканчивался вечер обычно. Поужинали, уложили спать Алису, поцеловали её на ночь и сели за вторую, "разговорную" чашку.

— Говорят, больших морозов уже не будет.

— Да, я тоже слышала. А прогноз ты читал?

— Нет, сейчас.

Эркин взял газету и нашёл нужную колонку.

— Вот.

— Прочитай, — попросила Женя.

Эркин кивнул и начал читать, старательно выговаривая слова. Прогноз обещал погоду в рамках средних значений. Эркин и Женя совместно решили, что это может значить одно: больших морозов не будет. А что снег и ветер... ну, так на то и зима, чтобы снег шёл.

— Февраль — это ещё зима, так, Женя?

— Ну да. А в марте начнётся весна, — улыбнулась Женя. — По календарю.

Эркин сразу подхватил шутку:

— Бумага — это одно, а жизнь — другое.

Календарь Женя купила, и он теперь висел в кухне на стене у двери. Женя сама отрвала все листки за прошедшие дни, и теперь Эркин утром или днём обрывал вчерашний листок и оставлял на столе, чтобы Женя решила: выбросить или сохранить в специально купленном для этого конверте.

Эркин допил свой чай и встал, собирая чашки. Женя кивнула.

— Да, поздно уже.

— Ты иди, Женя, ложись, я мигом, — Эркин лукаво улыбнулся и даже подмигнул.

— Буду ждать, — ответно улыбнулась Женя и поцеловала его в щёку, прежде чем выйти из кухни.

Эркин вымыл и расставил на сушке чашки, блюдца и ложки, залил в чайник воды, чтобы завтра его сразу только на огонь поставить, вылил остатки заварки из маленького чайничка и вымыл его. Ну вот... здесь — всё. Женя уже легла, наверное. Он оглядел ещё раз убранную кухню и вышел, погасив свет. В ванной быстро разделся, запихнув трусы в ящик с грязным бельём. Занавес в душе ещё влажный после Жени и пахнет её любимым розовым мылом. А на бортике приготовлены его мочалка и мыло. Давно, ещё в Джексонвилле, он показал Жене обёртку от мыла, купленного у Роулинга, и теперь Женя покупает такое для него. Здесь оно называется "Консул", а обёртка такая же — бордовая с золотыми буквами. Эркин с наслаждением вымылся, выключил воду и вышел из душа. А насколько полотенце лучше паласной сушки, особенно вот такое, мохнатое, да, правильно, махровое. Расправив полотенце на сушке, Эркин взял с полочки у зеркала флакон с лосьоном, слегка смочил ладони и протёр лицо, шею, плечи и грудь. Вот так. Алиса спит, но всё равно голым ходить не стоит. Он натянул старые джинсы, ставшие уже только домашней одеждой, и пошёл в спальню.

Женя его ждала, стоя у трюмо в ночной рубашке, и, видимо, не могла решит: оставить волосы распущенными или заплести косу. Розовый свет лампы делал её кожу чуть смуглой и даже слегка красноватой.

— Как-кая ты красивая, Женя! — выдохнул, стоя в дверях, Эркин.

Женя обернулась к нему так резко, что её волосы взметнулись волной и рассыпались по плечам, окутав их, как шалью.

— Да?! Тебе так больше нравится?

Эркин на мгновение испугался, что обидел Женю.

— Женя, тебе... ты всегда красивая.

Женя засмеялась и снова, уже нарочно рассыпая волосы, мотнула головой. Эркин засмеялся в ответ, нашаривая за спиной задвижку на двери. В два шага пересёк спальню и обнял Женю, зарывшись лицом в её волосы.

— Женя, ты... ты необыкновенная...

Руки Жени обвились вокруг его шеи.

— Эркин, господи, Эркин...

Эркин очень осторожно гладящими движениями сдвигал бретельки с плеч Жени.

— А я тебя, да? — смеялась Женя, кладя руки на его бёдра.

— Ага! — счастливо выдохнул Эркин.

Женя уже уверенно нашарила застёжку на его джинсах, потянула вниз язычок молнии.

— Ага, Женя, сейчас, дай руку.

Эркин помог ей выпутать руки из оборок ночнушки, и качнув бёдрами, сам сдвинул вниз джинсы. Чтобы рубашка и джинсы легли на пол одновременно. Теперь Эркин обнимал Женю за талию, прижимая её к себе. Женя мотнула головой, отбрасывая волосы назад, погладила Эркина по груди, по плечам.

— Какой ты красивый, Эркин. Слушай, зачем я покупаю ночные рубашки, если ты их всё время с меня снимаешь?

— А... а тебе хочется в одежде? — удивился Эркин.

Женя засмеялась.

— Ты что, шуток не понимаешь? Зачем же в одежде?

Эркин хотел было ответить, что некоторым нравится, бывало у него такое, одна, помнится, прямо в манто хотела, но предусмотрительно воздержался и сказал другое, но тоже правду:

— Я... мне смотреть на тебя нравится. Ты такая красивая, Женя, что я себя не помню.

— Ты тоже красивый, Эркин, ты очень красивый.

Она потянулась наверх, к его лицу, и он склонился к ней, коснулся своими губами её лица и не сразу, оттягивая этот миг, прижался губами к губам.И теперь Женя отвечала ему. Она по-прежнему не любила игр языком, вернее, он по старой памяти и не предлагал ей этого. Да и... да и к чему им это? Он почувствовал, что Женя сейчас начнёт задыхаться и оторвался от неё, поцеловал в шею, возле уха, в горло, в ямку между ключицами.

Женя запрокинула голову, выгнулась, подставляя его губам грудь, раскрываясь перед ним, и он вошёл точным сразу и сильным, и мягким ударом.

С той ночи, когда Женя объяснила ему, что он прощён, и разрешила ему опять ощущать её, он ни на секунду не забывал, что Женю надо беречь, ловил её малейшие движения, подстраиваясь под её желания. И боялся, что накатывающая каждый раз, поглощающая его волна заставит его сделать что-то не так, он же теряет себя в волне. Но пока всё обходилось. Женя... Жене нравилось.

Волна уже подступала, и он крепче обхватил Женю, прижал её бёдра к своим... руки Жени на его шее... частое прерывистое дыхание... сохнут губы, кружится голова... и ещё... и ещё... и ещё...!

Он стоял, прижимая к себе мягкое тёплое тело Жени, её голова лежала у него на плече, а её волосы окутывали их обоих. Эркин ощущал их прохладу на своих руках и спине. Осторожно, чтобы не потревожить Женю, перевёл дыхание.

— Ой, Эркин, — вздохнула Женя, не открывая глаз.

— Да, Женя, — сразу откликнулся он, беря её на руки.

Женя, по-прежнему закрыв глаза, плотнее обхватила его за шею, прижалась к нему.

Постель была уже разобрана, и Эркин уложил Женю, укрыл одеялом и поцеловал в щёку.

— Я сейчас, только уберу всё.

И, не ожидая ответа, мягко высвободился из её объятий. Убирать, кстати, особо и нечего. Джинсы на пуф, шлёпанцы к кровати, рубашка Жени...

— Женя... одеть тебя? — нерешительно предложил он.

— Неа, — вздохнула Женя и тихо засмеялась. — Спасибо, милый.

Эркин бросил её рубашку на другой пуф, вернулся к кровати и лёг. Женя потянулась укрыть его, а он погасить лампу, и они обнялись. И одновременно засмеялись этому.

— Хорошо, когда лампа одна, да?

— Ага, — согласился Эркин, прижимая к себе Женю. — Какая ты... — он запнулся, подбирая слово.

Какая? — хитро спросила Женя.

— Сладкая, — выпалил Эркин между поцелуями.

Женя фыркнула.

— Ты что, съесть меня хочешь?

— А можно? — деловито поинтересовался Эркин.

Целуя Женю, он уже целиком скрылся под одеялом.

— Если ты меня съешь, — Женя не переставала смеяться: так щекотно он целовал её. — Я завтра не пойду на работу, а у меня текст не допечатан.

Проложив дорожку из поцелуев по телу Жени до лобка, Эркин двинулся обратно.

— Тогда... конечно... работа... должна... быть... закончена... — говорил он между поцелуями.

Наконец он вернулся к лицу Жени, поцеловал её в углы губ, щёки, закрытые глаза. Женя уже засыпала, и Эркин целовал её мягче, нежнее, пока она не заснула окончательно, обняв его за шею. И, ощутив её ровное сонное дыхание, он заснул сам.

Только теперь он по-настоящему понял, о чём говорила Женя в Джексонвилле. Засыпать и просыпаться вместе, ничего и никого не боясь, не прячась ни от кого. А что они запираются, так это от Алисы, это нормально, детям и знать об этом не надо. Сейчас если вспомнить, как они тогда, в одной комнате... хорошо, что всё кончилось. Теперь-то всё хорошо, лучше не бывает, не может быть...

Звонок будильника разбудил, заставив разорвать объятия. И, хотя Эркин уже не раз говорил Жене, что ей незачем вставать так рано, он сам управится, она упрямо каждый вечер заводила будильник. И как всегда Эркин просыпался за минуту до звонка и эту минуту лежал неподвижно, любуясь Женей и наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Звенит будильник, подлетает кверху одеяло, Женя, на бегу запахивая халатик, исчезает из спальни, Эркин бросается к комоду за чистыми трусами, влезает в джинсы и выбегает следом за Женей. А на кухне уже греется чайник, Женя быстро накладывает ему на тарелку картошку и мясо.

— Садись, поешь.

— Ага, спасибо, Женя, — Эркин ест быстро, с удовольствием. — Женя, я сегодня к Кольке зайду.

— Да, ты говорил, иди, конечно.

И вот уже Эркин бегом возвращается в спальню, быстро натягивает тёплое бельё, джинсы, ковбойку, носки. В прихожей он всё так же быстро обувается, шарф, полушубок, ушанка. И быстрый, скользящий по щеке поцелуй Жени.

— Счастливо, Эркин, удачи.

— Спасибо, и тебе удачи.

Уже привычная, знакомая до шага дорога в общей толпе, где не меньше половины — его знакомые.

Эркин всегда легко уживался, быстро привыкал, приспосабливался. Без этого в круговерти Паласов и распределителей не выжить. Но сейчас... сейчас всё совсем другое. Всё, как каждый день а ему радостно, будто впервые. И общие разговоры.

— Мороз, привет!

— Привет.

— Ого, здорово!

Читал про жулика?

— Это который со старушек на памятник собирал?

— Н-ну!

— Давить таких надо!

— Да уж, на святом нажиться вздумал.

— На масленицу дадут отгул, не слышал кто?

— После святок не проспался, а по-новому в загул лезешь.

И уже проходная.

Пропуск на первой проходной, табельный номер на второй, смотри-ка, Лизка сегодня, чего она не в свою смену, а Серёня в новом пальто...

— С обновой тебя, носи на здоровье.

— Спасибо, — расплывается Серёня.

Дверь с цифрой "пять".

— Всем доброго утра.

— И тебе того же.

— Серёня-то, франтом!

— Обмыть надо.

— У Ряхи одно на уме.

— Халяву не упустит.

Медведев оглядывает их льдисто блестящими глазами.

— Всё, мужики, айда.

Эркин, на ходу уже натягивая рабочие рукавицы поверх варежек, идёт со всеми по коридору. А смотри-ка, светло как уже. Что сегодня? Контейнеры? Точно, стоят уже. Ну, поехали.

Сегодня он с Петрей, Серёней и Лютычем. Эти дурынды только вчетвером и сдвинешь.

— Пошёл.

— На меня подай.

— Пошёл.

— Серёня, тормози.

— Аг-га!

— Хорош!

Работал Эркин как всегда, сосредоточенно, не глазея по сторонам. Можешь думать о своём, это не мешает, но и на сторону не отвлекайся. Тоже... с питомника усвоено. Иначе он уже не может. И не пытается.

— Мороз! — у Медведева из-под ушанки прилипшие ко лбу завитки. — С Лютычем туда, оба!

А контейнеры? А ладно, старшому виднее! Бегом через весь двор. Бочки? Так вдвоём же... ладно, справимся.