Тетрадь 110

Школа оказалась сложной, но Андрей боялся хедшего. Пока он не только справлялся, но даже время на Райтера оставалось. У Колюни погемногу восстанавливались функции, он уже сам пересаживался из кровати в кресло и обратно и даже грозился обогнать Серёгу из третьей палаты. Андрей подозревал, что о тайных гонках в креслах по ночным коридорам, которые устраивали те, кто покрепче из спинальников, врачи знают, Иван-то Дормидонтович точно, но помалкивал, помогая Колюне освоить маршрут, чтоб тот мог ездить сам, не налетая на стены. Маманя Колюни ахала, что он поубивается и покалечится, но не мешала и тоже никому не говорила.

Майкл и Мария решили пожениться. А что, с лета он к ней ходит, часто остаётся на ночь, всё у них хорошо. Отчего ж и нет. И Егоровна успокоится, а то всё переживает, что упустит Мария своё счастье. Не девчонка до войны, чтоб ждать да перебирать. Это тогда парней да мужиков в избытке было, а сейчас-то, после такой войны... И Михаил чем плох? При деле, заработки неплохие, не пьёт, не гуляет. Да и под масть они друг другу. Об этом тоже хочешь, не хочешь, а думать надо.

— Ну, как ты? — Мария потёрлась подбородком о плечо Майкла.

Они лежали рядом, отдыхая и слушая шум ветра за коном.

— Хорошо, — вздохнул Майкл, потягиваясь так, чтобы проехаться боком по груди и животу Марии. — Или ты о чём? О свадьбе?

Мария тихонько засмеялась.

— И об этом тоже.

— Давай, — легко согласился Майкл. — А чего ж нет?

— А жить мы где будем?

— А что, — удивился Майкл, — здесь нельзя? Ну, так снимем. Вон как Крис, тьфу, Кир с Люсей.

— Почему нельзя, — Мария говорила шёпотом, касаясь губами уха Майкла. — Егоровна не сгонит. Не тесно нам будет?

— Кровать поменяем, конечно, — сразу решил Майкл. — Да в чём проблема? В свадьбе? Так Крис когда женился, всем госпиталем гуляли. А здесь-то... трактир снимем. Или в Царьград поедем, в ресторан какой получше. Денег хватит.

— Прожрать да пропить любые деньги можно, — возразила Мария. — А потом как жить? И венчаться будем?

— А как хочешь, — у Майкла всё получалось легко и просто. — Госпитальный поп и обвенчает. Он и крестил нас всех.

— А я некрещёная, — вздохнула Мария.

— А мы об этом и говорить никому не будем. Отец Александр не придирчивый.

— Всё-то у тебя легко, — засмеялась Мария.

— А чего ж нет? — Майкл повернулся набок лицом к ней, чуть звякнув пружинами. — Ты-то как? Хочешь за меня?

— Хочу, — выдохнула Мария.

— И я хочу. Уживёмся.

— Уживёмся, — согласилась Мария, целуя его в угол рта и возле уха, губами ущипнула за мочку.

Майкл тихо, не разжимая губ, рассмеялся и мягким нажимом сдвинул её под себя.

— Так уживёмся? — повторил он с весёлой угрозой.

— А чего ж нет, — с той же интонацией ответила Мария, впуская его.

Эд застал у своей вдовушки её прежнего хахаля, набил обеим морды, аккуратно, конечно, чтобы ни синяков, ни прочих доказательств, забрал свои вещи и переселился к парням в трактирные номера. Вдовушка потом то у госпитальных ворот, то у школы его ловила, поговорить хотела, но Эд держал характер и пальцем её не тронул, но говорить наотрез отказался.

Крис закончил все работы в саду и теперь в любую минуту, свободную от школьных заданий и работы по дому, изучал анатомический атлас. Аристов давно ещё как-то сказал, что без латыни медика нет, и он теперь старательно зубрил латинские названия костей, мышц и органов. Люся даже ходила к Жарикову узнать, не надорвётся ли Кирочка от такой гонки. В школе два языка да другие предметы, а тут ещё и латынь. Иван Дормидонтович успокоил её, что всё будет в порядке, и научил, как помогать. Теперь по вечерам Люся проверяла Криса, как он выучил. За ошибки и удачи расплачивались, целуя друг друга. Иногда к ним "на огонёк" заходил кто-то из парней, но это учёбе не мешало. И всему остальному тоже.

Поездки в Царьград отнимали время, но приносили успокоение, и Ден не жалел ни времени, ни денег. Кружение по улицам, разглядывание витрин и прохожих... пока поиски оставались безуспешными, но... но находит только тот, кто ищет. Главное — не отступать. И не терять надежду. Ему удалось выжить там, где выжить нельзя, он не помнит, попытки вспомнить вызывают боль и обморок, он и не пытается, незачем, главное он знает. Да, до всего, раньше, даже мальцом не был, ещё раньше, да, была другая жизнь, да, его предал, продал, самый близкий человек, женщина... а конкретно... нет, не надо, а то опять боли до обморока. Но он выжил, победил тогда, победит и сейчас. Ему нечего ни стыдиться, ни скрывать. А вот это уже брехня — остановил он сам себя. Себе-то не ври. Есть, есть ещё что-то, он не знает, нет, опять брехня, знает, но боится вспомнить. Это одно. То, что надо скрывать. А второе — то, чего надо стыдиться. Это он знает и помнит. Но избавиться не может. Пока он себя держит, но на сколько его хватит? И что тогда? Хорошо элам, им всегда хорошо, они... норма. И джи, которые сделаны, как Майкл. Джи как джи, а встретил Марию и не хуже любого эла оказался. И Джо с Джимом вовсю крутят с местными девчонками, ходят на танцы. А он... а ему видеть эти бабские рожи противно. Мужики, правда, не лучше. Ни одного симпатичного. Смотреть можно, даже разговаривать, но, чтобы сердце захватило... такого ни одного не встретил. И чего Андрей к доктору Ване, Ивану Дормидонтовичу, липнет? Неужели не видит, что ни хрена не отломится, что доктор — не гей, не би и даже не интересуется. Безответная любовь, х-ха! Не можешь добиться, так отвали и не засти. А этот придурок втюрился по уши. Нет, не любви не надо, так, симпатию, чтоб противно не было.

* * *

Письмо Бурлакова было вполне обычным "семейным" письмом. Даже Андрей, внимательно выслушавший чтение Жени, а потом сам дважды перечитавший его, не нашёл, к чему придраться. Письмо было обращено ко всем сразу, и ответ писали тоже совместно. И подписались все. И всё хорошо. А Эркин почему-то третий день ходит какой-то... слишком сосредоточенный.

— Эркин, — Женя пододвинула к нему вазочку с конфетами. — Что-то случилось?

Он угрюмо молчал, глядя в чашку.

— Ну же, ёжик, убери колючки.

Она протянула руку и погладила его по плечу. Он, как всегда, перехватил её руку, поцеловал в ладонь, но лицо его оставалось хмурым.

— Я... я сам ещё не понимаю, Женя. Но... но что-то здесь не так.

— Где? На работе?

— Да нет, Женя, — он даже досадливо мотнул головой. — Там всё нормально.

— А в школе?

Он невольно улыбнулся.

— Там всё хорошо. Нет, Женя.

— Тогда что? — и догадалась. — Это ты из-за письма? А что такого, Эркин? Нормальное письмо.

Эркин тоскливо вздохнул в ответ и уткнулся в чашку с чаем. Женя с улыбкой ещё раз погладила его по плечу и встала, собирая посуду. Эркин залпом допил свой чай, отдал чашку Жене и ушёл в ванную.

И уже когда они лежали в постели и Женя, как всегда, обнимала его, она шепнула:

— Всё будет хорошо.

— Да, — вздохнул он, прижимая к себе её ладонь. — Прости, Женя.

— За что, ёжик мой? — она поцеловала его возле уха. — Спи, милый.

Он послушно расслабил мышцы. Но засыпая, он уже знал, что придётся ехать в Царьград к Бурлакову. И откладывать нельзя. А это отпрашиваться надо. Неловко, конечно, только из отпуска и отгул. А если не отпустит старшой, тогда что? Ох, тогда совсем плохо.

Но его отпустили. Выслушав его просьбу и не слишком внятные объяснения, Медведев внимательно оглядел его и вдруг спросил?

— А в Царьграде куда?

— В Комитет, — нехотя ответил Эркин, не желая до последнего называть Бурлакова.

— Правильно, — кивнул слушавший их разговор Саныч. — Это ты верно придумал. Бумаги все только захвати. А копии и там сделать сможешь.

Эркин недоумевающе посмотрел на него и кивнул. Сейчас он ни с кем и ни о чём не спорил, лишь бы отпустили. А что слово Саныча имеет вес, он давно заметил.

Но... обошлось. И дальше Эркин действовал уже уверенно.

Вечером, как всегда перед школой, пришёл Андрей, на этой неделе их смены совпадали. Он тоже заметил, что с Эркином что-то не то, но ни о чём не спрашивал. Сидели, учили на завтра уроки, ужинали, снова учили. Всё, как всегда. И только когда они втроём — Алиса уже спала — сели за вечерний чай, Эркин счёл момент подходящим.

— Женя, Андрей, — прервал он начавшийся было о каких-то хозяйственных пустяках разговор, — я еду в Царьград.

Женя удивлённо ойкнула, а Андрей очень спокойно и деловито спросил:

— И когда?

— В пятницу. С понедельника я отпросился, а во вторник во вторую, как раз успею.

Андрей кивнул.

— Две школы пропустишь?

— Зачем, только субботу, — Эркин твёрдо смотрел ему в глаза. — Ты же успел.

— Логично, — согласился Андрей и закончил по-английски: — И даже резонно.

Женя улыбнулась, но глаза её оставались серьёзными и даже встревоженными.

— Прямо с работы поедешь?

— "Кукушка" в пять, — ответил Эркин. — Я даже Алису из школы заберу.

— Нет, — сразу решила Женя. — Не надо. Придёшь, спокойно поешь и поедешь.

— Я тебе адреса напишу, — по-прежнему спокойно сказал Андрей. — И как проехать, чтоб не плутать лишнего.

— Спасибо, — Эркин допил чай и встал. — Я пойду, Женя, на вторник всё сделаю. Ты не жди меня, ложись, — и вышел, мимоходом хлопнув Андрея по плечу.

Когда вдалеке хлопнула дверь маленькой комнаты, Андрей вопросительно посмотрел на Женю.

— С чего это ему понадобилось?

— Ты в Царьград ездил, — неожиданно для самой себя сердито спросила женя, — у кого-нибудь спрашивался?! Ну, а он что? Не свободный, что ли?

— Опять резонно, — пробормотал по-английски Андрей и встал. — Ладно. Спокойной ночи, Женя.

— Спокойной ночи, Андрюша, — ответила Женя, уже жалея о своей вспышке.

Конечно, Андрей переживает за Эркина, но... но если Эркин что решил, то его уже не своротить. И не скажет ничего, пока сам не решит сказать. Она вздохнула и взялась за посуду.

Когда Андрей вошёл в комнату, Эркин сидел за столом, сосредоточенно разбираясь в упражнения по русскому.

— Не мешаю тебе? -спросил он, не оборачиваясь.

— Учи, я читать буду, — ответил Андрей и подошёл к книжному шкафу.

Пополняется потихоньку — отметил он с удовлетворением — уже и выбор есть. И на той квартире собирается. Что ж, возьмём библиотечную. "Отверженные". Он её уже дважды прослушал. По-английски от Старика и от Вальки-Валета по-русски. Неплохие "романы тискали" в бараках, хотя и дряни, понятно, что, как и везде, хватало. А теперь и почитаем. И посмотри кто, чего и как переврал при пересказе.

Андрей включил торшер и лёг на диван, раскрыл толстую умеренно затрёпанную и оттого пухлую книгу на заложенном месте. Но, читая, думал о своём. Упрям братик, ведь в самом деле поедет. Нет, запрещать — и в голове такого нет, но зачем? Что к профессору, это понятно, но какие-такие дела у Эркина с профессором? И ведь не скажет. И впрямую не спросишь. Сам тогда сказал; "Не спрашивай", — и Эркин не спрашивает, ни о чём. Значит, и ему надо молчать.

Эркин чувствовал напряжённое молчание Андрея, понимал его обиду, ему-то Бурлаков родной, но так же уверенно знал, что ничего ни говорить, ни объяснять он не должен. И не может. Вот вернётся, тогда и поговорим. Но это, как у него разговор с Бурлаковым пойдёт. Вот чёрт, сам толком не знает, чего ему добиваться. Обижать Бурлакова не хочется, тот же не виноват, что так сложилось. Но и ему халявного отцовства через силу и презрение не надо. А чего надо? Чтоб Андрей в Загорье остался. Во! Пообещает Бурлаков не забирать Андрея, и всё, и больше ему ничего от профессора и не надо. Это он Бурлакову и объяснит. А вот что ему Бурлаков ответит... это уже совсем другое дело. Но это не ему решать, а, значит, и думать об этом нечего. Эркин перечитал упражнение, закрыл тетрадь и обернулся.

Андрей опустил книгу на грудь, улыбнулся.

— Написать адреса?

— Да, давай сейчас, а то потом недосуг будет.

Андрей легко встал и подошёл к столу. В принципе, адреса и Комитета, и домашний Бурлакова Эркин знал, но он молча смотрел, как Андрей пишет и даже схему рисует.

— А от Комитета к нему домой пешком шли, — Андре смущённо взъерошил себе волосы на затылке. — Дворами, да ещё темно было, не запомнил. Ничего?

— Ничего, — кивнул Эркин. — До Комитета доберусь, а там уже неважно.

— Домой он тебя сам отведёт, — уверенно заявил Андрей.

Эркин в этом был далеко не уверен, но промолчал. Исписанный андреем лист он бережно убрал и снова сел за уроки. Андрей посмотрел на его склонённую над книжкой голову и вернулся к дивану.

Так, в сосредоточенном молчании они досидели до полуночи.

Когда Эркин вошёл в спальню, Женя, лёжа в кровати, листала журнал мод. Эркин привычно сбросил халат на пуф и лёг. Женя отложила журнал и повернулась к нему.

— Устал, милый? Спим?

— Д-да, — как-то неуверенно ответил он.

Женя обняла его.

— Всё будет хорошо, Эркин. Ну, что с тобой? Ты замечательно придумал. Конечно, поезжай. Увидишь Царьград... и вообще.

— Мг-м, — согласился Эркин, успокоенный не столько её словами, как тоном, и... раз Женя сказала, что всё правильно, значит, так оно и есть.

Он вздохнул, засыпая и уже во сне мягко прижимаясь к Жене. Тут так тепло, мягко, безопасно, ну, чего его несёт, как говорят, искать приключений на свою задницу. Но ведь надо, надо, надо...

И весь четверг в нём жило то же "надо". Может, поэтому и работа, и школа шли как-то мимо него, хотя он всё видел, слышал и понимал, и ошибок не делал. И даже заметил, что Манефа то и дело поглядывает на Андрея и даже почти улыбается.

И невольно улыбнулся сам. Ловок Андрей, по-мастерски уже работает: вроде ничего такого, а девка оттаивает, глядишь, и в самом деле всё у него получится. Если б только это не на спор было, а всерьёз... Но Андрей взрослый, пусть сам думает.

После школы Андрей пошёл к себе, Тим был в другой смене, и Эркин шёл домой один. Под бурками скрипел снег, мелкие редкие снежинки кружились в воздухе, и слегка пощипывало холодом щёки. Но Эркин то ли уже привык, то ли помнил, каково бывает в настоящие холода, и ему даже нравилось. А самое хорошее — это то, что Хэллоуин прошёл, никто и не заметил. Сам сообразил, только увидев на календаре дату: первое ноября. Сообразил и промолчал. Раз Женя забыла, то не ему напоминать. И если бы не Бурлаков, всё было бы хорошо и даже отлично. Но ничего. Съездит, уладит... чем бы не кончилось, всё лучше этой неопределённости. Ну, какой он Бурлакову сын? Грузчик, индеец, раб, да ещё и спальник. Только позорит. Так что, всё он решил правильно и теперь только надо сделать как решено.

А в пятницу снегопад усилился, рабочий двор не успевали чистить, контейнеры застревали в быстро растущих сугробах, а эти чёртовы дурынды опять не тряхни, не толкни и под снегом не держи. К обеду все вымотались, охрипли от ругани и на обед шли злые как никогда. И когда Ряха чего-то там вякнул, его заткнули с небывалой яростью. Так что Эркин про себя порадовался, что успел договориться с бригадиром раньше, сегодня могли бы и не отпустить.