Зеленые холмы Винланда. Часть 1.

— Передохнем, Сивка! — Белян осек ретивого брата.

— После передохнем, братка! Гони скверну дальше! — Сивел помчался было догонять убегавших.

Тут раздался тревожный крик:

— С Софийской тысяцкий прет! Беда нам!

Братья оглянулись — на них спешным шагом двигалась толпа дружинников и горожан, вооруженных кто чем.

Волхвы заголосили, забегали, пытаясь организовать отпор тысяцкому с его войском. В руках метались деревянные идолы. Неистово звучали молитвы и заклинания. Навстречу тысяцкому двинулись оставшиеся еще в живых бойцы, и с ними сторонники старой веры. Застучали мечи о щиты и брони. Кровь полилась снова. Под натиском тысяцкого язычники стали отступать, теряя своих воинов. Волхвы бились в первых рядах, ярясь и призывая страшные кары на головы христиан.

Братья с трудом пробивались в первые ряды. Ширина моста не давала всем развернуться, задние ждали, когда им освободится место в сечи. Но силы были неравны, и Сивел с Беляном стали отступать, увлекаемые общим потоком.

— Нас отсекают! Отсекают с Торговой стороны!

Истеричный голос из задних рядов стал сигналом. Толпа дрогнула. Воины тысяцкого нажали. И тут все побежали. А волхвы погибали за спиной от ударов мечей и топоров.

К Великому же Мосту тесными толпами надвигались христиане. Вот они вольются в него — тогда конец всем.

Сивел крикнул брату:

— Успеть бы мост пробежать, а то сомнут — пикнуть не успеем!

— Нет нам подмоги! Обманул нас всех Лунь! Мало нас! Бежим, авось пробьемся!

Авось: Ноги сами понесли. Грудь надрывно гоняла воздух, которого становилось все меньше. Сердце билось у самого горла. Покореженные доспехи тянули к земле.

Братья только пробежали мост, как на него хлынули христиане. Часть их понеслась за убегающими по берегу идолопоклонниками, колотила отстающих по головам кольями и рогатинами. Кто-то из беглецов останавливался, поворачивался лицом к врагу и отчаянно отбивался, дорого продавая жизнь. Ночь оглашалась победными криками и хрипением жертв. Мольбы о пощаде тонули в гвалте и шуме погони.

— Стой, Сивка! — крикнул Белян. — Куда нам бежать?! Примем смерть, как подобает!

— Погоди смерти искать! Еще уцелеем! Смотри, лодьи гостей чужеземных отплывают! Сиганем на одну из них!

Сивел оттеснил побитым щитом подскочившего к ним горожанина, огрел мечом. Мужик осел, страшно выпучив глаза, где бились отсветы пожаров.

Братья бросились к пристаням. Купцы спешили отвалить на середину реки — подальше от гнева бойни. Доски гудели под тяжелыми сапогами, с воплями и свистом вдогонку неслась толпа, жаждущая крови.

— Сигай за мной, Белян! — Сивел прыгнул на палубу последнего отплывающего судна.

Белян помешкал, выбирая траекторию, тоже прыгнул — удачно. На ногах не удержался, но попал. Сивел уже стоял за бортом и прикрывал щитом человека, уцепившегося за край борта судорожными руками.

— Помогай, братка! — стонал Сивел, еле удерживая срывающегося в воду мелкого человечка.

Белян вскочил и выхватил барахтающегося мужичка. Чужое копье глухо звякнуло о щит и поникло к воде, не пройдя насквозь. Еще кто-то прыгнул к ним, но расстояние уже слишком велико, и несчастный сорвался в черные воды Волхова.

Толпа бесновалась на пристани, добивая последних бунтовщиков, и швыряла копья и камни в удаляющуюся лодью. Вдоль бортов выстроились люди со щитами и прикрывали гребцов, которые спешили увести судно на середину реки.

— Неужто спаслись, братка? — прохрипел Сивел, опускаясь на палубу в изнеможении.

— Кто его знает, братка! Зато дело наше не удалось спасти.

— Видать, волхвы наши богам не угодили. Крыж, значит, сильнее был.

Лодья выгребла на середину, стрежень подхватил ее. Гребцы перестали грести. Слюдяные фонари слабо выхватывали отдельные места палубы да товар, где попало сваленный в беспорядке.

— Однако это, никак, варяжская лодья, — отметил Сивел, чуть придя в себя.

— Так оно и есть, — Белян оглянулся по сторонам, — так оно и есть.

— Может, знакомца здесь встретим?

— Уже. Вон, смотри, вроде Олавка топчется. Зови его, мы с ним хорошо знакомы.

— Эй, Олавка, ходи сюда!

Кряжистый пожилой варяг в рогатом шлеме вразвалку подошел, ухмыльнулся в светлые усы:

— О, Сив! А я тебя не сразу признал. Хорош викинг. Рад тебя видеть у меня на судне.

— И я рад, Олавка! А это мой братка, Белян. Вот третьего не знаю. Как кличут тебя? — спросил Сивел у спасенного из воды мелкого мужичка, понуро сидящего на корточках.

— Меня-то? От роду был назван Ленок. Ну а теперь стал просто Лён. Вырос из Ленка.

— Стало быть, Ленок и будешь. Или тебе не по нраву дитятки прозвище? Так ты подрасти еще, мелкий.

— А вот наш хозяин, — Олав показал на подошедшего из темноты грузного человека без шлема, но в кольчужной рубахе. — Рунольв, значит. Ему обязаны вы своими жизнями.

Рунольв пристально оглядел новгородцев и довольно хмыкнул:

— Хорош, хорош, рус: — Заговорил с Олавом на своем, на варяжском.

— Хозяин рад, что предоставил убежище таким знатным воинам, — перетолмачил Олав. — Он очень доволен.

Сивел ободрил старшего брата:

— Вишь, как получается! Видно, боги нас не обошли своим вниманием.

— Погоди радоваться, Сивка. Дай очухаться, осмотреться. Варяги народ коварный, от них всего можно ждать:

Стали снимать погнутые, во вмятинах и царапинах доспехи, кольчуги и мокрые стеганые куртки. Тело болело от синяков и ушибов. Черная кровь сочилась там, где сталь не смогла остановить тяжелый удар меча или копья. Морщились, но терпели, с наслаждением ощущая запаренным телом прохладу ночи.

3

Лодья северных гостей не стала дожидаться утра. Торги можно считать законченными. После побоища зряшно ждать от города выгодной торговли. Рунольв приказал спускаться по Волхову к Старой Ладоге. Там надеялся расторговаться.

Белян, Сивел и Ленок проспали мертвым сном до солнца. Их не разбудили обычные звуки корабельной суеты, крики кормщика и гребцов, грозные окрики Рунольва.

Но с солнцем проснулись.

— Ох, и тяжко, Белян! — потянулся Сивел, расправляя закоченевшие на утреннем холодке мышцы.

— Зато живы, — старший брат поежился под влажной холщовой рубашкой.

— Это так, — подал голос мелкий Ленок. — Уж придется вознести жертву богатую богам за спасение.

— Дотянем до Ладоги и сойдем, — Белян встал и прошелся по мокрой палубе, вглядываясь в затуманенные берега реки. — Некоторое время хорониться придется:

Туман медленно таял, открывая лесистые берега. Он еще цеплялся за хвою елей и кустарник низин, но солнце все отчетливей проясняло сушу. Ветра почти не было, парус лежал скатанным на палубе. Гребцы наваливались на весла с дружным выдохом и кряком. Вода тихо пузырилась под форштевнем, с шипением убегала вдоль бортов назад.

Подошел Олав:

— Перекусите мало. После вчерашнего животы подвело, поди, — вывалил из мешка хлеб, лук с зелеными перьями, репу, вяленую рыбу. — Воды зачерпнете сами, волховская хороша водица.

— Благодарствуем за харч, хозяин дорогой, — Ленок прижал руку к груди.

— Насыщайтесь пока и отдыхайте. А у меня много дел, и хозяин строг.

— Добрый варяг! — заметил Сивел, глядя ему в спину. — Случалось нам с ним медком хмельным побаловать. Говорливый, и нашу речь освоил знатно. Часто в наши города хаживал.

— Мир не без добрых людей, — отозвался Ленок. — Даже если они варяги. Вишь, и харч не пожалел.

Белян промолчал. В лице у него было сомнение: как знать, как знать:

За день они несколько раз сменяли уставших гребцов. Все у них болело и ныло после ночного сражения, но долг платежом красен. Хоть таким образом отплатить за спасение. Да и за харч тоже.

Зато завтра будут они свободными птахами!

Как знать, как знать:

Сморенные тяжкой греблей, поковыляли на ночлег в трюм, где им указал Олав. Напились воды, сжевали по ломтю хлеба, повалились спать.

* * *

Топот ног по доскам низкого закутка, разбудил. В щели пробивался свет.

— День на дворе, а мы только продрали глаза, — устыдился Ленок, направился к двери. — Гляди, затворена на засов! С чего это?

— Постучи — отворят, — сонно буркнул Сивел.

На стук никто не отозвался. И уже Сивел рассерженно стал колотить в дубовую дверь сапогом. Устал.

— Во учудили варяги! Совсем забыли про нас. Не евши сидим. Оглохли они, что ли?

— Да и Ладога давно должна быть, а мы плывем. Может, ночью отстаивались где? — предположил Ленок.

— А шут их знает! Жрать охота, как волку!

— Никак задумали недоброе, варяжские морды, — глаза Беляна в полутьме блеснули.

— Да чего им задумывать-то, братка?! Добром ведь встретили. А что им стоило выбросить нас в Волхов или выдать христьянам?

— Гадать нечего. Время покажет. А пока, братка, моли богов о ниспослании благодати на наши головы.

— Уж и не знаю, каких богов молить. Наши уступили крыжацкому, крест вверху стал. Да и чем мы отдарим своих-то? Ничего у нас не осталось. Оружие и доспехи исчезли, припасов никаких. Отвернутся от нас боги без даров-то.

— Лишнее плетешь, Сивка! — цыкнул Белян.

— Не полошитесь вы попусту, — робко утихомирил Ленок. — Варяг завсегда облыжным бывал: А богам и взаправду нечего в жертву отвалить. Разве что этот змеевик? Так на нем и наш знак стоит, и лик крыжака. Любой может за обиду принять, — Ленок повертел в пальцах бляху темного серебра, висящую у него на кожаном шнурке.

— Такая и у меня есть, — вытащил свою Сивел, — да что в ней проку? Верно сказал, Ленок, за такую жертву наши боги могут обидеться и в покровительстве отказать. А больше нет ничего.

— Значит, так помолимся, — Белян отвернулся в темный угол.

* * *

Миновал полдень. Время от времени узники снова начинали грохотать в дверь, но безрезультатно. Лодья покачивалась на высокой волне. Посвист ветра и тугое гудение паруса.

— Братцы! — встрепенулся Ленок. Чует мое сердце, нас уже в Неву вынесло! Вон как качает и волной бьет.

— Похоже на то, — еще более поугрюмел Белян.

— Боги-послухи! Где ж ваши милости?! — Сивел в сердцах опять замолотил ногами в тяжелую дверь. — Сколь вы будете над нами глумиться?! Куда несете на погибель?!

Тут за дверью завозились, засов с трудом подался. Предвечерний свет ворвался в закуток. Но то не боги-послухи явились на зов. То — Олав. Позади него маячили двое дюжих оружных варяга.

— Олавка, ты что, сдурел — нас взаперти держать? — сразу же взъелся на варяга Сивел. — Оголодали уж совсем! И куда вы нас, окаянные?!

— Уймись, Сив. Теперь накормим, — Олав и бровью не повел, чуть посторонился. Двое варягов бросили в каморку мешок со снедью. — Пришлось вот засадить вас под замок.

— С чего бы это?! — не унялся Сивел. — Как мы домой долезем?!

— В Ладоге-то тоже заваруха случилась. Тоже разгром по всему городку. Как причалить? Да и за вас опасение имели. Ведь схватить могли. Богов-то ваших и там побили.

— И как же теперь?

— А и не знаю. Хозяин велит дальше везти. Переждете за морем, иначе не сносить вам голов.

— Э, нет, Олавка! Так не сговаривались. Нам к своим надо!

— А мы никак не сговаривались. Но ничего не сделаешь теперь. Потерпите малость.

— Хороша малость — за море плыть. А назад на чем возвращаться? Вплавь? Мы ж не рыбы!

— В другой год опять суда наши в Хольмгард соберутся. Тогда и вам будет дорога. Не надо полошить, вам будет хорошо в наших фьордах.

— Да не бывать этому! — Сивел подскочил, ударившись головой низкий потолок.

— Поспешность всегда с шишками, — хохотнул Олав. — Перекусите, а то это голодный живот толкает в драку. И спокойней, спокойней, — добавил уже со скрытой угрозой.

— Да как же "спокойней"?! Нас дома заждались! А он за море кличет!

— Ничего больше сделать не могу. Смиритесь, а там вам помогут вернуться. Обещаю.

— Облыжные варяги! — заверещал Ленок, выглядывая из-за спины Сивела. — Вам веры нет! — мелко затряс бороденкой.

Дверь захлопнулась, тяжело прошуршал засов. Снова темнота.

Сивел зашипел от бессилия и в сердцах рявкнул в угол, где тулился Белян:

— А ты что ж молчишь, братка?! Или тебя здесь всё устраивает?!

Белян учащенно задышал от гнева, поднимающегося в нем. От внезапного гнева на младшего брата:

— Не устраивает, не утраивает! Всё не устраивает! И прежде всего твой крик не устраивает. Угодил в верзо, так не чирикай, пока голову не оторвали. Помолчи.

— Не могу молчать! — заорал Сивел. — Не могу, не хочу и не буду!

— Не можешь — научу, не хочешь — заставлю. Силу на крик не изводи, береги. Еще пригодится.

Сивел шумно фыркнул, агрессивно.

— Давайте вечерять, — блеюще встрял мелкий Ленок. — Варяг завсегда облыжный, но тут прав, сдается мне. Голодный живот толкает в драку: — Затеребил вброшенный в каморку мешок. — Что-то нам перепало?

Перепало им немного, но всяко лучше, чем ничего. Мясо провяленное, краюха черствая: О! Даже плошка с маслом и клок пакли для фитиля. Даже огниво.

Рисковые они, варяги. А ну как узники решат, мол, гори оно всё ярким пламенем? Подожгут от полной безнадеги каморку и себя вместе с ней — главное, что лодья тоже полыхнет. Пропадать, так всем вместе — и полоненным и полонившим! Впрочем, пока не полная безнадега. Надежда умирает последней. А они пока живы и даже голодом их вроде не морят. И даже тьма могильная чуть расселась, как огонек затеплили.

Кусок, правда, в рот не идет. Зело муторно всё. Но надо, надо подкрепиться. Аппетит приходит во время еды:

* * *

День да ночь, день да ночь, день да ночь. Временами вставали на якорь — попутного ветра ждали, а то и окончания шторма. Качка такая, что наизнанку выворачивало. Кормили их сносно — судя хотя бы по обилию извергнутого обратно при качке. Воздух в каморке стал тяжелым, спертым. Но узников упорно не выпускали на палубу. Они бранью вымещали свою злость на Олаве, который два раза в сутки и приносил еду-питье. Чего только он про себя не услышал! Но только и приговаривал: "Спокойней, спокойней".

Нева почти кончилась. Как бы море уже вот-вот:

— До Невы плавал когда-то, — боязливо молвил Ленок, — но дальше не приходилось.

— Мы так и до Невы не ходили, — отвечал Сивел. — А море, говорят, во сто крат больше озера Нево.

— Говорят, говорят. Но сам я не видел. А ты спроси у своего Олавки.

— У моего?! Пускай съедят его раки, того Олавку! — Сивел в ярости ерошил свои темные волосы.

— Вот тебе и добрый варяг! — ворчал Белян с упреком, будто младший брат и был виновен в их несчастьях.

Наконец, ранним утром Олав отпер дверь и сделал широкий жест — на выход! Троица переглянулась. Друг за дружкой выползли из зловонной клетки. С удовольствием вытянулись во весь рост — в закутке-то пребывали сгорбившись, скрючившись. Низенько там.

Олав скалился почти дружески. Да все равно не улыбка то, а все-таки оскал.

Лодья двигалась под парусом, и гребцы отдыхали. Кругом была вода и вода. Если и берег, то лишь у самого горизонта позади. А впереди чуть виднелся низкий остров, за ним едва просматривался другой. Приземистый редкий ельник, камыш. Громкие чайки, хватающие рыбешек с воды, дерущиеся за добычу, роняющие перья. Ну, прям как люди!