Генерал присутствовал всюду, вдохновляя солдат и призывая их позаботиться о раненых и присмотреть за тем, чтобы погибшие были удостоены погребения. Ближе к середине ночи натиск врагов несколько ослаб; наши люди были рады тому, что получили некоторую передышку от ужасного испытания в предыдущий день, чтобы набраться сил для возобновления битвы на следующий; но Господь в Своей мудрости наслал на нас сильнейшую бурю, сопровождавшуюся таким проливным дождем, что все равнины оказались затоплены; порох и запальные шнуры намокли и сделались бесполезными, а ведь аркебузы были главным оружием, которое мы использовали против врагов на острове.

Когда все увидели, что это было деяние Господа, они подчинились Его воле, а священники призывали и убеждали их получить в награду славу. Те немногие сингальцы, которое оставались с нами, а их количество, как уже говорилось, не превышало 150 человек, и португальцы были весьма вдохновлены; для генерала было большим утешением увидеть, что все без ропота подчинились воле Провидения. В эту ночь его призывали спастись с несколькими людьми, что легко было бы осуществить; но генерал не прислушался к этим уговорам, и отвечал, что всегда прежде исполнял свой долг, и что если он не может спасти своих храбрых солдат, ему остается только стяжать бессмертную славу, погибнув вместе с ними.

Когда наступил рассвет, наша армия выступила в путь в том же самом порядке; но еще не успела она отойти на большое расстояние от места ночлега, как сразу со всех сторон была атакована массой неприятелей. Наши солдаты попытались использовать свои аркебузы, но не смогли сделать этого из-за отсыревших фитилей и пороха. Неприятель, видя это, оставался вне пределов досягаемости наших мечей, единственного оружия, которое могли использовать наши люди, но стрелял в них из своих мушкетов и засыпал стрелами, летевшими в таком количестве, что они закрывали небо, словно тучи. В короткое время почти все наши люди были мертвы, а немногие уцелевшие охвачены смятением.

Когда капитан-генерал, который присутствовал повсюду, вдохновляя своих людей, увидел это, он выхватил свой меч, которым владел одной рукой, ибо правая рука была искалечена, и бросился в самую гущу этих варваров и вскоре воздвиг вокруг себя гору трупов. И, чтобы дьявол не был лишен своей законной доли, любой противник, осмелившиеся приблизиться к нему, отправлялся присоединиться к его обществу. Наконец, раненый мушкетными пулями и стрелами, он отдал свою душу Творцу. На скрижалях славы он заслужил место не ниже, чем величайшие герои в мире, не только благодаря своей доблести, но и всеми своими качествами, которые заслуживали восхищения. После этой трагедии и вплоть до последнего часа, когда мы были изгнаны с острова, память о нем была жива среди нас; и пока португальцы оставались в Эстадо, жизнь и доблесть и мудрость Константино де Са-и-Норонья всегда оплакивались (2).

Таков был конец этого предприятия, от которого воспоследовали ужасные бедствия для наших крепостей на протяжении одного года; ибо король взял в осаду Коломбо и неоднократно штурмовал его, и однажды он даже сумел ворваться внутрь города, но был отброшен храбростью жителей и принужден отступить с потерями. Тем не менее, Коломбо и все другие крепости на острове сильно страдали из-за нехватки продовольствия и других предметов первой необходимости; ибо хотя король снял осаду, он оставался в пределах наших владений, которые все взбунтовались против нас.

Новости об этой трагической утрате и осаде распространились по всему Востоку, и все оплакивали смерть Константино де Са. Из Кочина в Коломбо и Галле со всей возможной быстротой были посланы галиоты с провизией и всеми солдатами, кого только можно было выделить, — всего их насчитывалось 130. Из Малакки на Цейлон были отправлены 200 опытных солдат, лучших (из всех, что имелись) в этой крепости. Из Гоа вице-король послал еще 300 человек под командованием фидалгу дона Жорже де Алмейды, назначив его капитан-генералом; но жестокая буря, с которой они столкнулись в заливе, сбила их с курса, и было удачей, что генерал прибыл в Коломбо в конце октября 1631 года. Как только он высадился, он сразу выступил навстречу врагу, который находился в укрепленном лагере на расстоянии двух или трех лиг от города; он встретил ожесточенное сопротивление, но враг был разгромлен в различных стычках. После того, как вся территория была возвращена к верности Его Величеству, он принудил короля Кандии просить мира, который и был ему дарован (3), при условии уплаты в виде дани двух слонов с бивнями в год.

После этого на Цейлоне сохранялось спокойствие вплоть до прибытия в Индию в качестве губернатора Педру да Сильва Молле, который назначил капитан-генералом Цейлона Диогу де Мелло вместо дона Жорже де Алмейды (4).

(1) На самом деле он был младшим из трех принцев — сыновей Сенарата.

(2) Разгром произошел 20 сентября 1630 г. Де Са впоследствии был обожествлен сингальцами.

(3) 15 апреля 1633 г. — См. The Portuguese Era, II, 198.

(4) Рибейро не упоминает много крупных битв и, среди прочего, отвоевание Негомбо; все это произошло в январе, феврале и марте 1632 г. В апреле король Канди заключил мир на тех же условиях, которые были навязаны ему во время Нуньо Алвариша Перейры, и был вынужден направить посла в Гоа, где был заключен договор.

Глава III

Где говорится о причинах, которые привели к возобновлению войны с королем

Король Кандии Хенар Пандар, который пережил свою жену, донью Катарину, умер (1) и оставил королевство Кандия своему старшему сыну Раджа Синхе, а королевство Ува — своему второму сыну (2), тому, который перешел на нашу сторону в 1641 году и умер христианином в Гоа; о нем мы поведаем позже. Он ничего не оставил сыну, которого донья Катарина родила от дона Жуана, но принц Увы никогда не забывал защищать его, пока оставался на Цейлоне. Как уже говорилось в восьмой главе этой книге, принцы Кандии получили воспитание у португальцев, с которыми они обращались столь же любезно, как с родными братьями, досконально изучив наши обычаи и переняв те из них, которые казались им хорошими и которые они одобряли. Они изучили все искусства, которыми мы обучали их, и назначили таких же чиновников в своем дворце, как это делают наши государи; и они обычно говорили, что из всех народов в мире мы были наиболее достойны чести, и если бы мы еще воздерживались от употребления говядины, то ни в чем не уступали бы им самим.

Пока существовали эти дружеские отношения, один португалец, проживший некоторое время в Кандии, пошел нанести визит королю, и в обмен на милости, которые он получал из его рук, преподнес ему подарок; ибо все эти короли считают неучтивым поступком, когда к ним являются с пустыми руками, и они отказывают таким людям в аудиенции и не слушают их. Так как наш португалец ничего не имел с собой, но не желал, чтобы его обвиняли в нарушении этого обычая, он взял с собой коробку, полную флаконов с розовой водой, которую (сингальцы) весьма высоко ценят, некоторое количество сандалового дерева, и прекрасного коня для того, чтобы король ездил на нем верхом. Король пришел в восхищение от этого жеста учтивости, будучи весьма обрадован подарками и выражением благодарности со стороны португальца. Он задержал его в качестве своего гостя на несколько месяцев, и когда тот пожелал проститься с ним перед отъездом, не захотел уступать ему в щедрости и подарил несколько драгоценностей и красивого слона с бивнями. Португалец попрощался с королем с должными благодарностями и выехал в Коломбо, так как там ему было удобнее погрузить слона на борт судна и продать его на другом побережье.

Генерал, увидев португальца с таким красивым животным, наложил на него руки, объявив, что король задолжал дань за прошлый год, и поэтому он забирает слона в счет уплаты долга. Все уговоры и мольбы злополучного португальца о возврате животного остались тщетными, и так как он не видел никакого иного средства помочь беде, он вернулся в Кандию и рассказал королю о произошедшем.

Последний был сильно разгневан и сказал: "Я не обязан платить никакую дань королю Португалии, несмотря на то, что сказал король Мальваны (3); даже если бы его утверждение соответствовало действительности и у меня не было необходимых животных, для меня не составило бы никакого труда отправить людей на их поимку. Однако что удивляет меня больше всего — то, что этот несправедливый поступок совершен не в отношении меня, а, скорее, в отношении вас; ибо если бы даже всё обстояло так, как он сказал, неразумно, что он отнял у вас принадлежавшее вам имущество. Помимо того, что вы такой же португалец, как и он, он не должен был ради чести своего народа позволять алчности настолько ослепить себя. Но скажите мне, если он так обошелся с вами, что могу ожидать я, чернокожий человек, не принадлежащий к вашему народу и не исповедующий вашей религии? Я не раз говорил, что все ваши люди учтивы, обходительны, щедры, достойны и, в первую очередь, смелы — качества, которые должны столь же высоко цениться (среди вас), как ценю их я; ибо я люблю всех ваших людей, и из большого количества, которое я встречал, не было ни одного, который не проявлял бы вышеназванных качеств. Но я узнал также, что среди вас есть люди, которые, до тех пор, пока не занимают должность, очень добродетельны; но как только они получают назначение, они немедленно отвергают все свои благие качества и заменяют их пороками в двойном размере по сравнению с добродетелями, кои они прежде вынашивали. Власть превращает их в дьяволов.

Я не мог понять, почему это происходит, и так как говорилось, что это могло быть следствием вашей религиозной системы, я изучил ее и нашел ее поистине святой. Если человек горд или высокомерен, я могу сказать, что это является следствием его природы; но я знал много португальцев и видел в некоторых те высокие достоинства, которые я упоминал; и когда я узнавал, что такой человек назначен в правительство, я приходил в восторг и считал людей счастливыми. Но за короткое время мне приходилось слышать бесчисленные жалобы почти на всех из них, и узнавать о совершенных ими несправедливых поступках, как если бы они становились совершенно иными людьми по сравнению с теми, какими были раньше. В то время, как я ожидал, что вице-король накажет их за их преступления, я узнавал, напротив, что они получали повышение. И таким образом я теряюсь в догадках и не могу понять всего этого, разве что среди них существует некое скрытое правило или закон, которое вы не открываете никому, кроме друг друга.

Оскорбление, которое король Мальваны нанес обоим из нас, раздражает меня лишь в той мере, в какой оно касается вас; жаль, что вы не щадите друг друга; но этот факт побуждает меня пока закрыть глаза на него в той степени, в которой это меня касается; однако, так как он забрал у вас то, что дал вам я, вы получите здесь то, что возместит вашу потерю". После чего король дал ему двойную стоимость (отнятого слона) в драгоценных камнях и добавил: "Я не желаю, чтобы это случилось с вами во второй раз; поэтому возвращайтесь через Чилао". Он приказал дать ему проводников, и португалец попрощался с ним с большой благодарностью.

(1) В 1636 г. Он отрекся от трона за несколько лет до этого.

(2) На самом деле, Ува была оставлена другому сыну, Кумарасинхе. После его смерти Раджа Синха захватил Уву для себя, и это привело к обострению отношений с вторым принцем, Виджаяпалой, который получил Матале. Именно Виджаяпала бежал к португальцам.

(3) Титул, которым сингальцы называли португальского капитан-генерала Цейлона.

Глава IV

Об остальной части этого инцидента, и о разгроме нашей армии в Кандии

Король не выказал никакого негодования в отношении поведения губернатора, и когда наступило обычное время для уплаты дани, отправил двух слонов за год; но генерал, когда он узнал о высокой цене, уплаченной королем за одного коня, приобрел двух красивых лошадей, которых он отправил по их прибытии в Кандию, чтобы продать их там в обмен на слонов, не задумываясь над тем, что португалец не продал свое животное и не вел торговли с королем, а только преподнес ему подарок в знак дружбы и уважения, как мы уже рассказали выше. Как только король увидел в городе двух коней и узнал, с какой целью их послали, он сказал человеку, который отвечал за ведение дел: "Скажи королю Мальваны, что он отнял у меня слона, стоившего больше, чем эти кони; когда он пришлет мне его обратно, я верну ему его коней, а тем временем позабочусь о том, чтобы за ними как следует присматривали".

Получив это послание, генерал был взбешен тем, что король осмелился нанести ему такое оскорбление, а также из-за того, что его надежды получить прибыль были обмануты; ибо для него было невозможно избежать больших убытков из-за провала этой спекуляции; даже если бы кони, на которых он потратил большую сумму денег, были возвращены ему, он не знал, что ему с ними делать. Он хотел сразу выехать в Кандию, чтобы потребовать удовлетворения за такую дерзость. Когда он закончил свои приготовления, он велел передать королю, что придет в Кандию, дабы встретиться с ним и наказать его так, как он того заслуживает, и потребовал отправить обратно его коней без задержки и без ответа. Король не колебался, а только ответил посланнику, что пошел на этот шаг исключительно ради того, чтобы получить возмещение за своего слона; пока он не получит его обратно, бесполезно просить его о возврате коней; если же Его Величество желает наказать его за то, что он стремится вернуть себе свою собственность, то Бог, верховный судия всех людей, решит, кто из них прав; если он придет в Кандию, он не отступит к другому побережью; ибо, помимо большой любви, которую он питает к своей стране, Бог вверил ему ее защиту, и он не преминет исполнить свой долг.

Получив этот ответ, генерал выступил в поход со всеми людьми с нашей территории, способными носить оружие (gente de guerra), которых он смог собрать за столь короткий промежуток времени; их было 28000 ласкаринов и 700 португальцев, — лучшие люди, которые когда-либо были у нас на острове. Король, узнав об этих приготовлениях, предупредил своего брата, принца Увы, чтобы тот пришел со всеми своими силами и объединился с ним в Кандии как можно быстрее; и принц выполнил его просьбу со всем рвением, приведя с собой 10000 человек, лучших на все острове, из собственного королевства. Как только генерал со своей армией прибыл к горе Балане, король, либо чтобы не доводить дело до крайности, либо под влиянием страха, послал за священником, который находился в Кандии, и доверил ему конфиденциальное послание и дал распятие, прося его пойти с ним к нашей армии и призвать генерала во имя Господа, Который, как мы верим, пришел в мир, чтобы умереть ради спасения всех людей, не вторгаться в его владения, так как он является вассалом короля Португалии; он не дал генералу ни одного повода для этого, за исключением того, что пожелал вернуть свое; распри короля Мальваны были его частным делом, и он должен помнить, что было неправильно пытаться взыскать с невиновного то, что является только их (португальцев) долгом; он должен воздержаться и дать ему законное удовлетворение, а если он не пожелает сделать этого, то король изъявит свой протест перед тем же самым Богом, которого призвал быть судьей в распре.