Приказано - спасти...

Семен обошел машину по кругу. ЗиС стоял на краю лесной просеки, еле освещаемый последними лучами заходящего солнца. Сейчас здесь был поздний вечер. Вокруг было тихо. Слишком тихо. Но, чу, затрещали сучки под ногами бегущего человека. На всякий случай Семен перехватил поудобнее ремень карабина. "Дурак, не проверил оружие сразу! А если она не заряжена? Совсем разучился старый!" Процесс самокритики прервал вывалившийся из кустов весь запыхавшийся человек, в распахнутой шинели и немецкой каске на голове.

— Семка, твою не так! Ты чего застрял? Давай, пошли! Все уже уходят, одни мы остались...

Отдуваясь, боец остановился перед Чекуновым и еще больше сдвинул каску на затылок.

— Ты чего на меня так смотришь? Как будто впервые видишь. Или бензином надышался в своей таратайке?

— Слушай Андрей... — первые слова дались Семену с большим трудом. Не было у него навыков разговора с мертвыми. А стоящий перед ним человек числился погибшим в памяти старшины Чекунова. Через несколько дней Андрей, фамилия которого не сохранилась в полуразмытых воспоминаниях старика Чекунова, погибнет при пересечении шоссе. Окруженцы столкнутся с немецким патрулем и в короткой стычке понесут потери.

...В памяти Семена остался только бешеный бег по вечернему лесу, хрип запаленного дыхания, да луч света немецкой фары мечущейся между деревьев. Страх остаться одному гнал молодого красноармейца вперед, за остальными окруженцами. Он не слышал пулеметных очередей, не видел падающих веток, срезанных пулями. Впереди был только частокол деревьев с просвечивающей через него лентой шоссе. Нужно было любой ценой добежать до него и пересечь эту преграду. И когда Андрей, бежавший впереди него, вдруг остановился и медленно повернулся к подбегающему Семке, то он не подумал ничего плохого... Но ноги Андрея вдруг подломились и он рухнул навзничь. Его немецкая каска отлетела в сторону. И кадром фотосъемки остались в памяти пробегающего мимо тела Семки — мертвые глаза не успевшего упасть человека.

— Слушай Андрей — Семен сглотнул поднявшийся к горлу комок — Я остаюсь.

— То есть как это — остаешься? Ты что, не слышал приказ?! Мы должны пересечь линию фронта и выйти к своим частям!

— У меня есть другой приказ.

— Какой еще другой приказ?! Ты, мать твою, не к немцам ли намылился? Да я ж тебя...

Два человека стояли напротив друг друга. Один, постарше, нагнул голову и сжал кулаки. Ярость плескалась в глубоко посаженных глазах. Желваки перекатывались под кожей заросшего щетиной лица. Второй был молод и худ. Лицо его покрывал только юношеский пушок. Спокойно смотрел он на своего оппонента. Спокойно и даже с непонятной печалью. Только побелевшие костяшки кулака стиснувшего ремень карабина, выдавали степень напряжения.

— Андрей, послушай меня — здесь раненые...

— Что — раненые?! Ты то — здоров, и можешь драться! — не дослушав, заорал Андрей.

— Я должен... Тихий шелестящий звук заставил Семена рефлекторно броситься на землю. И память из будущего не подвела бойца. В кронах деревьев с треском разорвался шрапнельный снаряд. И тут же еще один. Андрей еще озирался, пытаясь понять что случилось, как ударная волна от взорвавшегося на просеке фугасного снаряда сбила его с ног. Отлетев в сторону, он рухнул на землю.

— Ааа! — Оттолкнувшись от земли, Семен рванулся к упавшему товарищу, стелясь между кочек. "Твою расперетак, не так! Ведь не было же такого! Не былооо... Почемуу?"

Упав возле Андрея, Семен, не подымаясь, перекатил товарища в подвернувшуюся рядом ямку оставшуюся от корней вывороченного ветром дерева. Ловко скользнул следом, волоча за ремень свой карабин. "А не плохо, так, для старика..." — мелькнуло в сознании. Расстегнул Андрею ворот гимнастерки. Быстро ощупал на предмет ранений — крови не видно. Шлепнул по щекам. Андрей закашлялся и хрипло задышал. "Живой. Но, видимо — контужен. Что дальше будем делать?"

Снаряды продолжали падать вокруг. На удачу красноармейцев, большинство из них было шрапнелями, которые рвались в кронах деревьев. И корни упавшего дерева надежно прикрывали от летящих в воздухе осколков. Но иногда прилетали и фугасные снаряды. Тогда в воздух поднимались фонтаны земли перемешанные с щепой от разбитых стволов деревьев. Красноармеец Чекунов вжался в землю — нужные навыки восстанавливались на глазах. — "А ведь я помню этот обстрел. Просто мы тогда уже шли к реке, и бабахало у нас за спинами. И если бы Андрей не остался из-за меня — то был бы цел. Ага, еще несколько дней". Не замечая того, Семен заговорил сам с собой вслух. Благо гул взрывов легко перекрывал все посторонние звуки.

— Когда мы шли к реке — взрывы были сзади нас. Потом они стали приближаться и мы побежали. Но налет нас не накрыл. А потом разрывы снова удалились. Значит, немцы работают по квадратам, постепенно перемещая точку прицеливания. И этим нужно воспользоваться. Но как быть с Андреем? Семен бросил взгляд на лицо товарища — глаза по-прежнему закрыты, но дышит. Ремешок немецкой каски с затертой песком эмблемкой на виске, врезался в кожу подбородка. Семен чертыхнулся и ослабил пряжку. — "Ладно, она ему может, жизнь спасла. Нравится — пусть носит. Потом поговорим".

Грохот разрывов начал понемногу смещаться в сторону реки. — "Ну, так что будем решать? И главное — чтобы быстро... А, вот, — что!"

Семен приподнял голову и вслушался: пока бабахало в стороне. Но налет мог возобновиться в любую минуту. И красноармеец решился. Оставив оружие и Андрея в укрытии, Семен подбежал к машине. Рывком распахнул дверцу кабины. Автоматическим движением включил зажигание, попутно выставив флажок опережения. Другая рука по памяти — "Чьей? Красноармейца Семки или старшины Семена?" — нащупала на полу рукоять заводной рукоятки. Так, теперь — обежать машину.

Вставил "кривой стартер" в храповик коленвала. Вдохнул воняющий горелым тротилом воздух — и привычно рванул рукоятку вверх. Не подвел, денно и нощно обихаживаемый молодым шофером ЗиС. Причина его гордости и неустанной заботы. Бывало — получал Семка наряды за неопрятный вид, но никогда — за неухоженную машину. Двигатель запустился действительно с "пол-оборота". Уверенно зарокотал своими шестью цилиндрами.

"А теперь, быстрее... Быстрее..." Бросить заводную рукоятку на пол кабины. Подбежать к яме, чувствуя спиной надвигающуюся канонаду. Вскинуть руку товарища на шею. Рывком поднять на ноги. "Не до нежностей щас. Даже если у него есть еще раны, то разбираться будем позже. Ноги бы унести".

Практически на своей спине донеся Андрея до машины, Семен кое-как запихал его в машину. Вовремя захлопнул правую дверь, не дав телу вывалиться обратно. Еще раз сбегал до ямы за оставленным карабином. Плюхнулся за руль. Двигатель тихо гудел на холостых оборотах. Семен поерзал на неудобной подушке водительского сиденья. К тому же усыпанной стеклянным крошевом от выбитого бокового стекла. С хрустом в спине выжал тугую педаль сцепления. Толкнув длинный рычаг, включил первую передачу. И прибавляя газ, плавно отпустил педаль сцепления. Переваливаясь на кочках и подвывая шестернями заднего моста, ЗиС пополз к выезду на просеку. Брошенный в правое окно взгляд зафиксировал облако шрапнельного взрыва над вершинами недалеких деревьев. Нога, без участия водителя, плотнее придавила к полу педаль газа. Машину затрясло сильнее, заскрипели рессоры. Тело находящегося без сознания Андрея тут же попыталось навалиться на шофера. Отпихивая плечом эту тяжесть, Семен с усилием провернул руль и вывел "трехтонку" на просеку.

"А теперь нужно не лопухнуться. Все же навыки подзабылись. Ау, Семка, ты мне нужен..." Газанув, выжать сцепление — нейтраль. Сцепление отпустить, снова выжать -вторая передача. Все же дернувшись, изделие завода имени Сталина начинает разгон по узкой лесной дороге. Ревет двигатель на максимальных оборотах, гремят все двенадцать клапанов, питая цилиндры свежей топливной смесью и отводя выхлопные газы. Улетают под высокий капот колеи грунтовой дороги на "бешеных" двадцати километрах в час. Хлещут по стеклу ветви деревьев, но это все мелочи, по сравнению с приближающимися сзади разрывами. "Трехтонка" гремит бортами, лязгает подрессорниками, скрипит всеми соединениями, но не снижает скорости.

— Сволочи!!! — орет Семен, сплевывая окрашенную кровью слюну. На очередном ухабе навалившийся Андрей угадал своей каской прямо в челюсть водителю, заставив того жестоко прикусить язык.

— Гады!!! Как будто видите...

Умом он понимает, что немцы бьют вслепую, но разве от этого легче?

Машина вылетает из-за поворота и в лобовом стекле отражается еще дымящаяся снарядная воронка перекрывшая половину дороги. Слева и справа к дороге плотно подступают кусты, но выбора нет. Семен доворачивает руль влево и машина вламывается в кусты. "Только бы не сесть на пенек. Если разобьет дифер, тогда кранты". Но удача сегодня явно на стороне Семки-Семена. ЗиС вылетает на дорогу, а разорвавшийся далеко сзади снаряд только подгоняет машину шлепком воздушной волны...

Через полчаса грузовик добрался до затерянных в глубине лесного массива бараков и остановился, отдуваясь паром из кипящего радиатора. Два низких деревянных барака с подслеповатыми окошками, скорее всего, служили раньше приютом лесорубов. Семен выскочил из кабины и, подбежав к ближайшему строению, рванул на себя перекошенную дверь. Полутемное помещение встретило его тяжелым запахом крови и боли, от которого защипало в глазах и захотелось немедленно выскочить наружу. Пересилив себя, водитель распахнул пошире дверь и крикнул внутрь:

— Врача! Здесь есть врач?

Чей-то стон из дальнего угла был ответом на его крик. Но от окна двинулась к выходу невысокая фигура в светлой одежде.

— Что вы орете! Здесь же раненые! — худая женщина в, когда-то бывшим белом, халате и туго повязанной на голове косынке вышла из помещения на свежий воздух. Неимоверная усталость была написана на ее лице.

— Что вам нужно?

— Мне нужен врач. Я раненого привез.

— Хорошо, давайте посмотрим — покачнувшись, санитарка шагнула к стоящей машине. Семен аккуратно извлек все еще бессознательного Андрея из кабины ЗиСа и уложил на землю. Женщина склонилась над бойцом, осматривая его на предмет возможных ран.

— Что с ним случилось?

— Попал под близкий разрыв снаряда.

— У него сильная контузия. Ему нужен покой. Повреждений и переломов нет. Так что, сам должен очнуться.

— Доктор, а куда его определить?

— Я не доктор. Сейчас я позову старшего. Но сразу могу сказать, что ни лекарств, ни продуктов для раненых у нас нет.

Санитарка ушла. Семен огляделся. Поляна, на которой располагались бараки, со всех сторон была окружена густым лесом. Лапы огромных елей нависали над крышами бараков покрытых дранкой. Между двумя деревьями была натянута веревка. Белея в сумраке, на ней сохли стираные бинты и какие-то тряпки. Вся поляна была засыпана слоем опилок, кое-где валялись куски горбыля и досок. В одном месте чья-то машина буксовала, попав в яму, из которой теперь торчали измызганные палки и доски. Семен подошел поближе. И невольно потер ладонь левой руки, отозвавшуюся уколом боли. — "Все точно. Это же я буксовал, разворачиваясь на полянке, тогда. Шестьдесят с лишним лет назад. Или, по счету Семки, день назад. Вон та, торчащая доска оставила в ладони большую занозу. Странно — вот так стоять и смотреть на вещи, которые держал в руках больше полувека назад. Для меня прошло столько лет. Я ведь никогда не думал, что смогу вернуться в свою молодость. Годы надежно отделили меня от той осени. А вот теперь, можно подойти и увидеть на доске свежие следы своей крови..." Тихий кашель за спиной отвлек Семена от раздумий.

Обернувшись, он встретился взглядом с пожилым мужчиной в гимнастерке с лейтенантскими кубарями и медицинскими эмблемами. Мятая фуражка плотно сидела на крупной голове. По привычке кинув ладонь к виску, Чекунов запоздало сообразил, что пилотка осталась в кабине ЗиСа.

— Здравия желаю, товарищ военфельдшер!

Тот неловко откозырял в ответ:

— Извините, товарищ красноармеец, давайте по-простому. Не привык еще к армии. Я ведь из запаса, и звание получил недавно.

Протянул руку:

— Борис Алексеевич Сиваков. Фельдшер медсанбата.

С сомнением посмотрев на свои грязные ладони, Семен осторожно пожал руку врача:

— Красноармеец Чекунов, Семен Алексеевич.

— Очень приятно. Итак, что случилось?

— Моего товарища контузило разрывом снаряда. Помогите...

Фельдшер снял фуражку и принялся комкать ее в руках.

— Молодой человек, вы понимаете, что нас здесь оставили до прихода немцев? Здесь раненые которые не могут двигаться сами. Все остальные ушли на прорыв. Мне обещали прислать на помощь местных жителей. Но придут ли они? Мы, конечно, постараемся помочь вашему другу. Однако наши возможности невелики. Как только он сможет двигаться, вам лучше уйти. А пока, давайте занесем раненого в помещение.

Семен подхватил Андрея за плечи, Сиваков, нахлобучив фуражку обратно на голову, взялся за ноги. Общими усилиями боец был перенесен в барак. В помещении обнаружилась еще одна санитарка, совсем молодая девушка. При неярком свете маленькой свечки она писала что-то в тетради простым карандашом. Сиваков помог уложить раненого на нары и медленно распрямился.

— Фира, запишите данные пациента.

И, обращаясь к Чекунову, спросил:

— Как фамилия раненого?

Замявшись, Семен ответил:

— Я не знаю его фамилии. Андрей и Андрей. Мы мало разговаривали.

Фельдшер кивнул медсестре, и та сделала запись в тетради.

— Соответственно, как я понимаю, и место рождения и возраст вам не известны?

Чекунов отрицательно покачал головой.

— Понятно. Что-нибудь еще, можете про него сказать? Звание не нужно. Смысла нет.

Семен вдохнул воздух и решился:

— Доктор, вчера я привез сюда вместе с другими ранеными своего друга. Женькой его зовут. То есть — Евгений Автаев. Как он?

Фельдшер снова повернулся к девушке:

— Фира, посмотрите, пожалуйста, раненый Автаев. Поступил вчера.

Девушка перелистнула в тетради несколько страниц назад. Провела пальцем вдоль страницы. Перелистнула еще лист. Открыла другую тетрадь. Закрыла. Молча покачала головой, не глядя на Семена.

— Кхм. — фельдшер обнял Семена за плечи и стал подталкивать его к выходу. От сквозняка из открытой двери закачалось пламя свечи. Размытые тени метнулись по стенам и потолку тесного помещения. Выпихнув красноармейца на свежий воздух, фельдшер аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Она сейчас плакать будет. Не могу смотреть...

— Доктор, — перебил его Семен — а Женька где? В другом бараке?

Фельдшер привычным движением полез в нагрудный карман гимнастерки, но на полпути остановился. Поморщился. Убрал руки за спину и замолчал, глядя на темный лес.

— Доктор? — Семен заподозрил неладное. Приходилось ему видеть подобное за четыре года войны. Той войны, что осталась в памяти старшины Чекунова.

— А что ты хочешь от нас?! — лицо Сивакова вдруг перекосило гримасой. — Умер твой друг! Умер! Еще вчера. Что я мог сделать? Лекарств нет, инструмента нет. Бинтов — и тех нет. Тряпки стираем и используем снова. Продуктов тоже нет. Что я могу?! Фира плачет, она над каждым бойцом плачет. А они все равно умирают. Все не так. Перед войной пели: "Малой кровью, могучим ударом..." И что?